Разящий клинок - Кэмерон Майлз. Страница 101

Ребенком, когда казармы были заброшены, он играл в них, а отроком поцеловал хорошенькую служанку, взял ее за руку и побежал с ней туда же в благоуханный майский день.

Теперь казармы были вычищены, полны жизни, и он переступил их порог, когда позади него затворились большие ворота внешнего двора.

Плохиш Том сидел за столом дежурного.

— А! Где тебя носило, мать твою за ногу? — проворчал он.

— И вам доброго вечера, сэр Томас, — отозвался мореец.

Том встал:

— Вы дежурите, сэр.

Мореец застонал.

— И завтра, может быть, тоже — просто чтоб научились читать график. Довольны? — Том ухмыльнулся и навис над столом всеми шестью футами и пятью дюймами роста. — Все ваше, мои поздравления.

— О, Том! — проскулил Алкей. — Я выдохся! Целый день возился с бумагами трона! У меня даже нет оружия.

— Тебе, малец, надо побольше упражняться, — усмехнулся сэр Томас. — Давай-ка завтра сразимся.

Алкей выдержал взгляд богатыря и ответил такой же улыбкой.

— Пешими или конными?

— Вот это дело. Давай верхом. Я тебя пощажу и дам поспать после ночной смены. Ступай за доспехами.

Алкей застал своего оруженосца Дмитрия бодрствующим и сумел собраться менее чем за пятнадцать минут. Морейский паренек был само раскаяние.

— Сэр, я везде вас искал, чтобы сказать о дежурстве!

Так Алкей узнал, что императорские слуги вытурили мальчонку из дворца. Он вздохнул, провел костяшками по наручам и побежал обратно в караулку, а Дмитрий последовал за ним с мечом и шлемом.

— Хозяйничай, все твое, — сказал Том. — Длинная Лапища ушел в город — у них с Калли и Бентом увольнение. Остальные в казармах. Капитан — то есть герцог — не хочет, чтобы парни с девчатами шлялись по борделям, пока местные к нам не привыкнут, так что ночь проведешь спокойно. Впрочем, капи... герцог приказал караулу держать лошадей заседланными и быть наготове. Можешь и сам о том же распорядиться. — Он коварно улыбнулся. — Может, и не такая спокойная будет ночка, а?

Том хлопнул Алкея по плечу и удалился, звучно щелкая саботонами по каменному полу. Алкей откинулся в кресле, дыша тяжело и проклиная свое невезение. Он махнул Дмитрию, чтобы тот занялся лошадью, и юноша вышел в холодную ночь. Алкей развалился поудобнее, кресло было достаточно велико для человека в полном доспехе. Веки отяжелели, и он выругался.

«Заснуть на дежурстве — последнее, что мне нужно».

Обремененный наручами, он налил себе немного пряного сидра, который грелся на огне, выпил и почувствовал себя лучше.

За другим столом сидел и что-то неистово строчил Безголовый. Алкей подался к нему и обнаружил, что тот переписывает из тетради стихотворение на низкой архаике.

Поскольку Алкей любил поэзию, он начал следить.

— Не мешаю? — спросил Безголовый. — Не люблю, когда смотрят.

Алкей поднялся и извинился. Со двора доносились шум и гам.

— Хорошая вещь. Откуда она?

Безголовый поднял глаза.

— Без понятия. Сэр Майкл дал, чтобы переписал. — Он растер правую кисть. — Учит меня читать и писать.

Алкей, считавший грамотность делом само собой разумеющимся, помедлил и мысленно перестроился.

— А, нижайше прошу прощения! Я не смотрел, как ты пишешь, я читал стихотворение.

— Наверное, оно и есть! — рассмеялся Безголовый. — Мне его не прочесть, я просто копирую буквы. — Он откинулся на спинку. — А руку сводит хуже, чем от меча. Но мне нравится учиться, я хочу написать книгу.

Алкей подумал, что надо бы дежурить почаще. Он встречал мало людей, столь не похожих на книжников, как Безголовый.

— Серьезно? — спросил Алкей, одновременно опасаясь выказать излишнее удивление.

Безголовый навалился на стол.

— Я слышал, ты писатель?

— Я пишу, по-моему, постоянно, — согласился Алкей. — Даже во сне. А если ничего не царапаю, то думаю об этом.

— Но ведь так и бывает? — поддержал его Безголовый. — Тебя словно точит жучок, и никуда не деться. А о чем ты пишешь?

— О жизни, — пожал плечами Алкей. — О любви. О женщинах. Иногда — о войне. — Шум во дворе нарастал. — А ты? — спросил он.

— Я хочу написать книгу о правилах ведения осады, — ответил Безголовый. — Как построить большие машины: выбрать дерево, изготовить и приладить веревки. Как выкопать траншею и удерживать ее. Как развести костер.

— Это хорошее название: «Как развести костер», — рассмеялся Алкей и вздохнул. — Или, скажем, «Гори, огонь». Не похоже на мои книги, но экземпляр, сдается мне, захочет приобрести полмира. Тебе не приходило в голову, что ты объяснишь, как осадить тебя самого? Ты можешь стать жертвой собственной...

Тут двери караулки распахнулись, и на пороге возникла пара нордиканцев, которые сопровождали высокого бородача в черном дорожном одеянии.

— Ваш человек не знает пароля, — заявил меньший из нордиканцев и ухмыльнулся Алкею.

Алкей никогда не видел этого типа. Он подумал о последнем совещании командования и указаниях герцога насчет шпионов. И о том, что в том же духе сказала мать.

— Сюда его, — распорядился Алкей.

— Я не состою в войске, — кротко проговорил незнакомец.

Алкей в изнеможении встряхнул головой. Возня во дворе набирала обороты, дверь была открыта, и в караулку втекал холодный воздух.

Вошел Длинная Лапища в сопровождении еще троих нордиканцев.

— Караульный отряд! — крикнул он.

Алкей поперхнулся. Почти четверть личного состава в войске обычно держали в полной боевой экипировке, луки у лучников были наготове всегда, если грозила опасность. Но в дворцовых казармах этот отряд сократили до каких-то двадцати человек. А он их не проверил...

Но Том, разумеется, это сделал. И по мере того как нарастал ор, воины сбегались по коридорам. Дубовая Скамья первой ворвалась в двойные двери караулки со стороны казарм. В кулаке был зажат боевой лук, а на голове уже красовался стальной шлем. Следующим примчался сэр Майкл, а за ним и сам капитан прибыл из кабинета в полном доспехе, сопровождаемый Тоби. Следом явились и остальные: Гельфред, похоже, так и спал в амуниции, Джон Ле Бэйлли выглядел отдохнувшим, а позади него маячил один из новичков — Кевин Эвальд, коротышка с длинным шрамом. Доспехи у него были диковинные.

— По коням, — сказал капитан.

— Там человек двадцать или тридцать, — сообщил Длинная Лапища. — Это была засада.

Капитан уже взгромоздился на нового жеребца, приобретенного в имперских конюшнях. Он выругался.

Длинная Лапища запрыгнул на истриканского конька, и они отбыли, а нордиканцы открыли ворота. Отряд пересек площадь и двинулся по улицам: сперва по широкой, потом резко свернул за угол, и еще раз, а улица постоянно сужалась, и снова поворот, развилка...

Длинная Лапища поднял руку.

На пороге каморки лежали два человека — то ли мертвые, то ли умирающие, а Бента ранили кинжалом в левое плечо.

Мужчина, недавно сидевший на постели, лишился чувств после того, как Калли врезал ему по черепу.

— Моя очередь, — сказал Калли. — Посторонись.

Он и Бент поменялись местами. Даже это движение явилось результатом практики, и они сработали, как партнеры по танцу. Калли сорвал с пояса баклер и, прикрыв им Бента слева, перехватил предназначавшийся для раненого удар. Бент юркнул за спину Калли, и тот коротко рубанул мечом. Его новый противник вовсе не собирался в одиночку сражаться с более искусным мечником, а потому отступил, полагая, что Калли не кинется на него с порога, с безопасного места.

Он ошибся и поплатился за это жизнью, а Калли вырвался в коридор, где тут же вырубил еще двоих. Он крутанулся на месте и ухитрился ударить лучника баклером по голове — в коридоре был лучник, который готовился стрелять, но так и не успел. Острие меча Калли рассекло свечу в настенном канделябре, а нога перевернула стол с десятком маленьких масляных ламп.

В сравнительной безопасности коридора, где стало намного темнее, он повернулся спиной к комнате и уперся руками в колени.

— Я слишком стар для этой хрени, — проговорил он.