Второгодник (СИ) - Литвишко Олег. Страница 69

— А что про валютное регулирование? — похоже Суслов успокоился.

— Так, чтобы развивать страну, нужно все больше и больше денег. Мне кажется, они должны все время расти в количестве. А где их брать? Печатать? Я подумал, что продавать товары за границу безопаснее.

— Что продавать и кому?

— Да какая разница! Все, что хотят покупать, то и продавать. Надо, вообще, посадить их на товарную иглу. Нам важно лишь, чтобы деньги приходили в страну и побольше. А посему, кто может продать, пусть и продает. Регулировать надо приходящие деньги, а не уходящие товары. К тому же, с них можно еще и пошлины в казну получать. Вы не согласны? — я умоляюще посмотрел в лицо Суслова. Я старался, по мере сил, изображать "писающего мальчика", писающего от страха.

— Ты много вопросов задаешь. Мне почему-то кажется, что ты не веришь в достижения социализма и хочешь вернуть страну назад, в НЭП. Тогда и сейчас — это две большие разницы, не находишь? — Суслов начал дискутировать и, сам того не желая, дал мне новые возможности вести беседу. Хотя… кто он, а кто я? Соревноваться в искусстве эзопового диалога с пожизненным чиновником, все равно, что писать против ветра — удовольствие получишь, но результат не обрадует.

— Тут двух мнений быть не может, правда, я хочу напомнить, что я педагог, а не политик и не экономист и не могу ни вернуть страну в НЭП, ни вообще куда-то, я даже не обсуждаю это ни с кем. Мне это, действительно, неинтересно. Либерман спросил, что я думаю, — я ответил; вы спросили — я ответил; но я не пишу статей на эту тему, не выступаю на митингах или собраниях, не обсуждаю на кухне.

— А чем же ты занимаешься? Чего хочешь?

— Хочу, чтобы дети учились без троек, имели спортивные разряды; чтобы все захотели получать высшее образование и закончили институты; чтобы все были патриотами; хочу, чтобы женщины на селе хотели и не боялись рожать. Ну, и все в таком духе. Мечтаю, чтобы все жители села жили в домах со всеми городскими удобствами. Долго можно перечислять. А что?

— Опять вопрос? Тебе надо учиться поменьше задавать вопросов начальству.

— А зачем?.. Ой!!! — я в испуге зажал рот. Суслов улыбнулся.

— Ты странный молодой человек. Необычный, уж точно. Меня что-то беспокоит в том, что ты делаешь, но пока не могу понять, что именно. Я буду наблюдать за тобой очень внимательно, буду следить за развитием концепции "рыночного социализма", СЭЗ. Так что будь внимателен в словах и поступках. Покачнуть основы марксистко-ленинской теории я не дам.

— Михаил Андреевич, такие вещи может разработать только партия, ее идеологические структуры. Больше такое никому не под силу. Все остальное останется суетой сует. Я точно никак не могу поколебать хоть какие-нибудь основы. Да и не специалист я в этом.

— Идея приходит в голову сначала кому-то одному.

— Так я про это и говорю!!! Такую идею может родить только кто-то из высшего руководства, кто обладает нужными возможностями, опытом и ответственностью перед партией и страной. Мне же может прийти в голову только образ, название, некоторые штрихи к портрету, но все это нельзя назвать идеей, так. Так умствования.

— Закончим на этом. Я потратил на тебя непозволительно много времени. Помни, я всегда рядом. Маргарита Петровна даст тебе способ связаться со мной. Иди. Спасибо за беседу.

Суслов дал указания секретарше и склонился над бумагами на столе.

Беседа длилась полтора часа, поэтому, когда я подошел к Лобному месту, солнце находилось в среднемосковском зените, жарило. При взгляде на хвосты, отходившие от лотков с водой и мороженым, пить и есть сразу расхотелось, хотя проблема жажды и перегрева никуда не делась. Никитиных пока не было, или они отошли на часок, как мы договаривались. Окружающая среда не предлагала никаких решений моей проблемы, поэтому в душе начало подниматься глубокое сожаление и стенания по поводу никчемности жизни.

Минут через пятнадцать я заметил семейство Никитиных, которое не спеша продвигалось от Мавзолея к Спасским воротам. Обходя группы и группки людей, хвосты очередей за мороженным и газировкой, двинулся им навстречу. В тот момент, когда я уже готовился пожать руку Борису Павловичу, со стороны Москвы-реки с приличной скоростью к Спасским воротам подлетели три, явно правительственных, машины. Леха запрыгал от радости и замахал руками.

Что самое удивительное, машины остановились, и из первой из них вылез приличных размеров мужчина и направился к нам.

— Извините, пожалуйста, — обратился он к Никитиным, — Алексей Николаевич Косыгин хотел бы переговорить с Игорем Мелешко, вы не возражаете?

Никитины не смогли быстро среагировать и тупо помотали головами.

— Кто это? — Косыгин улыбался, протягивая руку. — И что, вообще, ты тут делаешь?

— Это гении, которых я пытаюсь переманить к себе. Забудут вас, меня, всех "небожителей", но они останутся в памяти людей. Это семья Никитиных, создатели теории и практики раннего развития детей.

— Интересно. Вы не хотите перекусить?

— Еще как! — рык в животе подтвердил мои слова.

— Володя, пригласи семейство Никитиных отобедать со мной в Кремлевской столовой. И распорядись, чтобы накрыли в гостевом зале. — дал Косыгин команду своему то ли телохранителю, то ли ординарцу.

Мы встретились в этом самом гостевом зале через пятнадцать минут, а Никитины продолжали пребывать в ступоре, или треморе, или в столбняке. Лучше всех выглядел Леха, но, глядя на странное поведение родителей, помалкивал. Выбор блюд, стандартные вопросы, стандартные ответы сняли напряжение момента, а совсем все наладилось, когда Косыгин и Никитин нашли общий язык на ниве воспитания детей. Они выпали из разговора, Лена Алексеевна крутила головой и улыбалась, а мы с Лехой отрывались, дегустируя разнообразное мороженое, которое не уставал подносить официант.

Где-то через полчаса духовно-гастрономической оргии, в одну из немногих пауз, Алексей Николаевич спросил меня:

— Игорь, я так и не понял, что тебя привело в Москву?

— Михаил Андреевич вызывал. Я с ним встречался утром.

Косыгин, как-то подобрался и закаменел лицом. Затем последовали жесткие полчаса, в течение которых он вытащил из меня и то, что я знал, и то, что я думал, и то, зачем это понадобилось Суслову. Оказывается, я и это знал, только не отдавал себе отчет.

— Как все интересно закручивается. Ну, твой СЭЗ мы отстоим, но вот с экспансией, чувствую, будут проблемы. — Косыгин уже давно взял себя в руки, был расслаблен и хлебосолен. — Игорь, спасибо тебе, что познакомил с Борисом Павловичем и Леной Алексеевной. Я горжусь, что знаком с вами. Работайте без опаски и обращайтесь, когда вам понадобится какая-нибудь помощь. У Игоря есть все мои контакты. Сейчас я должен вас покинуть, а мой секретарь организует вам персональную экскурсию по Москве и Кремлю и доставит на вокзал. До свидания.

Когда мы расселись в мягком купе, полные впечатлений и разнообразной пищи, которую в нас впихнул секретарь Косыгина в ресторане "Прага", Борис Павлович выдал:

— Я думал, что вчера был насыщенный день, но сегодня…

Елена Алексеевна согласно кивала, а Леха заплетал сонные рулады, укладываясь на верхней полке.

— Игорь, вы так всегда живете?

— Нет, конечно. В Москве я по делам первый раз. Встреча с Косыгиным — полная случайность, как, собственно, и его хлебосольность. В предыдущие встречи он вел себя очень жестко.

— Да, я видел, как он вас потрошил. Впечатлило. Наверное, вы должны чувствовать себя унизительно под таким обстрелом.

— Да что вы, я учусь и наслаждаюсь работой мастера. Вчера я учился у вас, сегодня у Косыгина. Вот в этой тетрадке записываю разбор полетов, чтобы отложилось. Потом на ком-нибудь попробую. Кстати, можно вас попросить обращаться ко мне на "ты" и в индивидуальном общении, и на людях.

— Это непросто! Вы совершенно непонятное существо. Если бы к вам пришел ангел в образе ребенка, вы ему бы тоже тыкали? — вдруг вмешалась в разговор Лена Алексеевна.