Нечестивые джентльмены (ЛП) - Хейл Джинн. Страница 13

— Я решил, что так будет лучше для нас обоих, — наконец ответил я.

— Лучше? — покачал головой Сариэль. — Я бы предпочёл, чтобы ты мне врезал. Так я бы хоть знал, что у тебя ещё остались ко мне какие-то чувства.

— Не собираюсь я тебя бить. Я никогда на тебя не сержусь.

— Как ты можешь так говорить?! — Сариэль смотрел на меня, как на лжеца.

— Вот так, — разозлился я. — Я сам виноват в том, что случилось. За что мне на тебя сердиться?

— Тебе не приходило в голову, что ты попал в руки Инквизиции из-за меня? — Сариэль вынул из кармана пальто портсигар, достал из него сигарету и зажёг её щелчком чёрных ногтей. — Если бы я после школы исправился, как ты, ничего этого с нами бы не произошло. У нас был бы свой дом, и, может быть, ты поступил бы в колледж… — Он помолчал. — Как он назывался?

— Не помню, — ответил я.

— Ещё как помнишь. — Сариэль улёгся на бок и посмотрел в небо. — Академия Даунинг, так?

— Это старая история. Какая разница, как он назывался. Какой смысл мне злиться на тебя из-за того, что давно в прошлом?

— Ты шесть лет меня избегал, Белимай. — Сариэль ткнул в меня рукой с окурком. — И сейчас едва со мной разговариваешь. Ничего ещё не кончено. Между нами. Ты считаешь, что я в бешенстве, потому что ты сдал меня инквизиторам. А я думаю, что ты меня ненавидишь… потому что ведёшь себя так, будто ненавидишь.

— Вовсе нет, — покачал головой я, — и я не думаю, что ты в бешенстве.

— Тогда почему ты столько времени не появлялся? Почему ушёл из Подземелий? — спросил Сариэль.

— Потому что я изменился. — Знаю, звучит странно, но как иначе объяснить, что со мной сотворили инквизиторы. Дело не только в новых шрамах и двадцати фунтах потерянного веса. Я попал к ним горделивым юношей, а вышел жалким наркоманом. С тем же успехом меня могли убить, а моим именем назвать какого-нибудь бродягу, с которым мы немного похожи лицом.

— Ты изменился? — Он выдохнул пламя мне в лицо, и я бросил на него раздражённый взгляд. — С виду такой же задира, так же быстро заводишься. Мне не кажется, что ты стал другим.

— Я не… Посмотри на меня, Сариэль, — сказал я, показывая ему руки. — Разуй глаза и посмотри внимательно.

Несколько мгновений он изучал меня. Медленно обвёл ласковым взглядом мои испачканные щёки, голую грудь с белыми шрамами, надписи на плечах и руках. А потом наткнулся на лиловые синяки и борозды — следы многолетних инъекций. Сариэль отвернулся, но я успел заметить, как его красивое лицо скривилось от отвращения.

Я снова скрестил руки на груди. Я хотел, чтобы он своими глазами убедился, что я лишь жалкая развалина. Но когда он отвернулся, всё равно ощутил острую боль. Я ожидал этого — и даже требовал — и тем не менее меня это ранило.

— Тебе просто нужно помыться и отдохнуть, — сказал он, избегая смотреть на меня.

— Знаю я, что мне нужно, Сариэль. Честно говоря, это мне нужно больше, чем ты. — От обиды получилось грубее, чем я планировал. — Хватит разговаривать со мной, как с ребёнком: мальчику нужно в ванную, потом поесть чего-нибудь горячего и в кроватку. Будешь со своими Добрыми Согражданами вести эти беседы. Я отлично сознаю, что собой представляю.

— Это не ты, а то, что с тобой сделала Инквизиция. — Он выпрямился, глаза загорелись красным, как тлеющий кончик его сигареты.

— Ты успел побывать у них трижды, прежде чем они явились за мной. И ты нисколько не изменился, — ответил я как можно спокойнее.

— Потому что я сразу во всём признался! Я сказал им то, что они хотели узнать, заплатил штраф. — Сариэль сверлил меня взглядом. — О чём ты только думал, когда сопротивлялся?!

— Я пообещал, что не выдам тебя.

— Ты отделался бы штрафом, Белимай! — Сариэль перешёл на крик. — Пятьдесят монет! Ты что, думаешь, я не уплатил бы пятьдесят монет, лишь бы тебе не пришлось проходить через это?! Ты решил, я бы пожадничал?!

— Я не знал, сколько денег они потребуют! — тоже закричал я. — Не знал и не хотел, чтобы тебя пытали, потому что… — Я осёкся и замолчал. Разговор свернул не туда. Закрыв глаза, я глубоко вздохнул. Всё давно в прошлом. Было и ушло. Ссора с Сариэлем ничего не изменит. Даже момент, когда он отвернулся от меня с отвращением на лице. — Я слишком устал, чтобы спорить. И мне не хочется ругаться, — сказал я.

— Мне тоже. — Он снова прислонился спиной к трубе. — Честно говоря, ругаться — последнее, чего бы мне хотелось.

Он затянулся сигаретой, а я посмотрел вверх. Звёзды всё ещё светили ярко, но горизонт уже начал светлеть.

— Красивая ночь, правда? — наконец произнёс Сариэль.

— Да, — согласился я.

— Можем мы начать сначала? — спросил он, и я понял, что он имеет в виду не только разговор.

Захотелось сказать ему, что можем. Но прошлое нельзя изменить или забыть. Оно всегда будет стоять между нами. Глядя на Сариэля, я не мог не вспоминать, каким был раньше и как низко пал теперь. Сколько бы лет ни прошло, он всегда будет напоминать мне о пытках молитвенными машинами. И он будет вспоминать то же самое, глядя на меня.

— Нет, — ответил я. — Давай лучше жить дальше.

Мы помолчали. Сариэль курил и выдыхал дым. Одному большому кольцу он прошептал вслед: «Мотылёк». Оно превратилось в бабочку. Она захлопала крыльями, которые почти тут же растаяли на ветру.

Я улыбнулся. Первое заклинание, которое освоил Сариэль, создавало бабочек из дыма. Однажды ночью, такой же, как сегодняшняя, мы тайком выбрались на крышу школы, и он мне показал. Я вспомнил его юное лицо, разрумянившееся от усталости и гордости. Он опалил волосы и обжёг палец, но ему было наплевать. А сейчас это удавалось ему так же легко, как дышать.

Сариэль лежал расслабленно, опираясь на локоть, и казалось, вот-вот заснёт. Он пристально смотрел на меня из-под опущенных ресниц. Я не расслышал, что он прошептал, но дым вдруг превратился в две стройные фигуры. Они кружили вокруг друг друга, и тонкий след, который оставляли в воздухе их тела, скручивался в спираль. Потом они обнялись и растаяли.

Сариэль посмотрел мне прямо в глаза. Как бы сильно ему не хотелось вернуться в прошлое, я не мог этого позволить. Тот, в кого я превратился, не заслуживает доверия и восхищения. Я больше этого не достоин. Я перевёл взгляд за спину Сариэля, туда, где всё еще стоял стеной чёрный дым на месте особняка Эдварда Тальботта.

— Ты хорошо знал Джоан Тальботт? — спросил я.

— Немного, — ответил он. — Мы не общались, кроме как на собраниях Добрых Сограждан. Она не желала пачкать руки.

— Расскажи мне о ней.

— Что ты хочешь знать? — Сариэль, казалось, был слегка озадачен тем, какой оборот принимает разговор.

— Каким образом она была связана с Питером Роффкейлом и девушками по имени Лили и Роуз.

— Так капитан Харпер в самом деле нанял тебя для расследования, — нахмурился Сариэль. — А я решил, что он привёл тебя для защиты.

— Он меня нанял, — сказал я. Помочь ли в расследовании, или чтобы защитить от Блудных, или потому что любил тратить деньги впустую — этого я не знал.

— Если бы не ты, Мика, наверное, убила бы его. — Сариэль придвинулся ближе. — Она растила Питера с девятилетнего возраста. Когда стало известно, что его убили, она… Ну, ты видел, в каком она состоянии. Едва жива.

— Мика тоже знала Джоан?

— О, да, они дружили. Думаю, она надеялась, что Джоан в конце концов выберет Питера. Мика часто говорила, что Джоан просто боится. Что ей нужно время, — покачал головой Сариэль. — Джоан писала нам речи, очень хорошие. Но так и не собралась с духом произнести хоть одну или выйти с нами на демонстрацию. Питер и Лили зачитывали то, что она написала. Роуз доставались самые дерзкие сочинения. Она была хорошенькая и умела говорить такие вещи, не теряя симпатии толпы. За одно из выступлений Питеру назначили шесть месяцев общественных работ. Лили десять месяцев находилась в женском исправительном заведении для Блудных. Роуз тоже предъявили обвинение, но мне кажется, судья не смог заставить себя присудить ей что-то помимо штрафа. Я тоже произносил речи, которые писала Джоан. За одну из них меня обвинили в непристойном поведении на публике. — Сариэль улыбнулся. — А сама Джоан ни разу не попала в Дом Инквизиции, только, может, чтобы пообедать со своим сводным братом…