Ночь Серебра (СИ) - Кононова Татьяна Андреевна. Страница 23
— Стой, — вдруг приказал Ольгерд. — Бажен, сюда. Обряд хоть не запамятовал?
— Запамятовал, княже, — глухо отмолвил юноша.
— Косу её тоже сжечь надобно, — Ольгерд приподнял одну бровь. — Иначе вся сила её здесь останется, на Звёздную Дорогу не перейдёт.
Молодой ратник подошёл медленно, будто нехотя. Князь кивнул в сторону стоявшей подле него Славки.
— Давай!
Опустив взор, девушка увидела, как он всё так же медленно, дрожащей рукой, вытащил короткий нож из-за пояса. Крепко схватив Славку за косу одной рукою, он поднёс нож к её шее, примерился. Она закрыла глаза. На виске надрывно пульсировала тонкая жилка… Но холод лезвия не коснулся её. Что-то хрустнуло сзади, и девушка вдруг почувствовала, что голове стало непривычно легко. Бажен отпустил её, и волосы, остриженные по самые плечи, рассыпались. С содроганием она вспомнила, как матери когда-то пряха Росинка предлагала отрезать отросшие до колен волосы — неудобно ведь, но та сурово ответила, что без косы остаться — самый что ни на есть страшный позор для женщины…
После этого Славку подвели к жрецу, стоявшему доселе без движения, и его тяжёлая рука опустилась на худенькое плечо девушки, пальцы крепко сжались. Девушка только голову опустила, ни на кого не глядя. Ольгерд тем временем обратился к колдуну:
— Только её можем богам отдать…
Колдун ничего не ответил, только кивнул медленно и какими-то жестами изъяснился с Ольгердом. Тот отвечал, иногда невпопад, и наконец махнул рукою всем обступившим любопытным:
— Ну, идём!
Славка снова почувствовала, что её подтолкнули в спину, и послушно пошла вперёд.
Лес сгущался вокруг них. Великаны-деревья поднимались колоннами, пушистая листва изумрудным покровом протянулась над головами сельчан, под ногами чуть слышно шуршала опавшая хвоя, сухая трава. Девушка чувствовала на плече цепкую, прохладную ладонь и отчего-то не смела сбросить её, попытаться убежать. Просто шла, тихая и покорная, и ей казалось даже, что за минувшие дни она совсем разучилась говорить.
Народ остановился на почтительном расстоянии подле пантеона. Высокие деревянные и резные идолы окружали широкий камень — алтарь. Никто не решился подойти ближе. Немой колдун только ещё раз подтолкнул Славку, без слов приказывая ей идти далее. На негнущихся ногах она приблизилась к широкому плоскому камню. Сердце с невероятной быстротой заколотилось где-то в горле, руки задрожали. Колдун взял девушку за плечи и развернул лицом к себе.
14. Лёд и пламя
Славка побледнела, пошатнулась. Всё поплыло у неё перед глазами. Жрец Перуна слегка наклонился, отчего чёрный капюшон сбился на затылок, открывая нижнюю часть лица. И вдруг сквозь шум в ушах девушке послышался негромкий, едва различимый голос:
— Славка… Тихо. Ничего не бойся. Это я.
В изумлении она взглянула на колдуна снизу вверх, неожиданно встретилась с его сверкнувшими из-под чёрной накидки глазами — пронзительно-голубыми, светлыми, как небо, — и вдруг ноги подкосились, она начала тихо оседать наземь. Крепкие руки подхватили её и бережно опустили на прохладную поверхность камня…
Колдун оборотился к народу, воздев скрещенные руки к небесам, а потом, резко разведя их в стороны, ясно дал всем понять, что настала пора расходиться: таинство, как-никак, должно оставаться таинством. Ольгерд коротко отдал приказ своим людям уходить. Все повернули обратно, к деревне, и только спустя некоторое время, убедившись, что ушли они, Ярико подхватил потерявшую сознание Славку на руки и одним лёгким движением поджёг ворох сухой травы, чтобы, ежели кому-нибудь вздумалось вернуться, они решили бы, что обряд исполнен.
За несколько минувших дней скитаний юноша выучил весь окрестный лес, как свои пять пальцев, и теперь ему не составило труда отыскать безопасное местечко, где можно надёжно схорониться хотя бы на некоторое время. Добравшись до полянки, давно подмеченной, он осторожно опустил девушку на траву, сам сел подле неё, отряхнув руки о подол рубахи, ласково провёл ладонью по щеке девушки. Славка открыла глаза. Медленно приподнялась, села. И вдруг разрыдалась, бросилась в объятия Ярико, и он прижал её к себе, гладя по голове, рукам, плечам. Она задыхалась от слёз и силилась сказать что-то, но не могла, рыдания душили. Ярико почувствовал, что рубаха его на груди насквозь промокла, но до того ли было!..
— Я так перепугалась, — всхлипнула Славка, отстранившись наконец, но всё ещё не отпуская рук его.
— Ну, что ты, девочка, — Ярико мягко улыбнулся. — Неужто и впрямь подумала, что я тебя брошу?
— Косу жалко, когда теперь ещё отрастёт, — добавила она со вздохом. И Ярико с трудом сдержал смех: надо же, сама чуть жива осталась, а она косу отрезанную жалеет. А ежели бы не он был этим колдуном? Но о таком исходе юноша боялся и подумать.
— Да чёрт с ней, с косой, — прошептал он, притянув её к себе поближе. — Ты мне и такая люба.
Славка улыбнулась сквозь слёзы, снова застенчиво краснея. Ярико наклонился к ней и нежданно для себя самого коснулся губами её губ, прильнул к ним, чувствуя терпкий и солёный вкус её слёз. Их пальцы крепко переплелись где-то внизу, а свободной рукой Ярико прижимал Славку к себе, словно боясь, что ежели отпустит, то снова потеряет. И в этом поцелуе, перемешанном с всхлипами и рыданиями, он понял, что пережила она за все эти минувшие дни, как ей было больно, одиноко, страшно. И поэтому, бережно прижимая её к себе, он только повторял, как заклинание: "Всё хорошо… Я с тобой".
А потом, пока Славка спала, положив голову юноше на колени, он разжёг слабый огонь и думал, что делать дальше, куда идти, где искать Велену и Всемира, которые, вероятно, их тоже давно уж потеряли. Конечно, задумка с немым колдуном была весьма неплохая… Но теперь появляться в той деревеньке было опасно. Навряд ли ему и вправду удалось избавить жителей от хвори, обрушившейся на их головы. А Ольгерд неповиновения не прощает. Да и обещался Ярико воротиться вместе со Славкой к дедушке Любиму, ежели удастся задуманное исполнить.
Тем временем Ольгерд сидел у себя в горнице и задумчиво разглядывал кубок, наполненный густым тёмным вином. Давно он не пил, кажется, с тех пор, как с Астрой в ночном лесу повстречался. Будто руна совсем отбила охоту до вина. Но теперь Ольгерд чувствовал, что на душе мерзко скребётся что-то. Вспоминался утрешний разговор с девчонкой-пленницей. Она ничего не говорила в ответ, не возражала, не кричала, не плакала, даже на смерть пошла без единого слова, без единой слезинки. Только у самого алтаря она лишилась сознания, да что ж — ей же лучше, вступить на Звёздный Путь с закрытыми глазами — не так страшно. И оттого Ольгерду хотелось выпить и забыть обо всём произошедшем: как-никак, девчонка, не соперница ему. Ни за что ни про что он её жизни лишил.
В наступившей тишине вдруг за дверью послышались торопливые шаги, а потом, почти тут же, в дверь постучали. Ольгерд, вздохнув, отставил нетронутый кубок.
— Войди!
На пороге появился стражник Здеслав. Ольгерд снова вздохнул: разговаривать ни с кем не хотелось…
— Ты, княже, прости, что потревожил, — поклонился в пояс Здеслав, — а только у меня к тебе дело важное. Ты погляди только, что у той девчонки отыскали. Это я забрал у неё, пока обыскивал, да то уж давно было, я и позабыл совсем тебе сказать-то…
С этими словами он подошёл к Ольгерду ближе и вытащил из-за пояса небольшой, чуть более ладони, стальной клинок. На ручке виднелась гравировка какого-то маленького символа, и Ольгерд, взяв из рук стражника эту вещицу, поднёс её поближе к глазам… и вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Рванул воротник одной рукою, тяжело опустился обратно на трон.
— Что, княже? — встревоженно спросил Здеслав. Ольгерд часто дышал, глядел прямо перед собою, брови его были сведены к переносице, меж ними легла глубокая суровая складка.
— Скажи, тебе ведомо, как девчонку звали?