Ночь Серебра (СИ) - Кононова Татьяна Андреевна. Страница 9

И с этими словами Весна Любимовна, пригнувшись, покинула маленькую избу пряхи, в которой ей казалось темно и тесно. Вдохнув глоток свежего прохладного воздуха, она попыталась собраться с мыслями, успокоиться. Солнце уже встало в самый зенит и напекло голову, стоило только выйти из спасительной тени. Оправив измявшийся подол и перетянув широкий витой пояс, Весна Любимовна спешно зашагала к дому. Чуяло материнское сердце: случилось что-то, покамест её не было, непременно случилось.

В лесу стояла приятная тишина, за много лет ставшая уже такой привычной. Где-то звенели птицы, сверху доносилось мерное постукивание дятла, трава ложилась шелковым ковром под ноги. Войдя на двор, Весна Любимовна сразу поняла, что без неё ничего худого не приключилось: Ярико сидел на крыльце, оперял стрелы, а Славка, почти не дыша, заглядывала ему через плечо и придерживала саму стрелу, потому что юноша мог работать пока что только одной рукой — вторая была закована в лубок из-за переломанных пальцев. Мимоходом бросив взгляд на эту его повреждённую руку, Весна Любимовна заметила про себя, что Славка совсем уже всё знает, вот как хорошо приладила да закрепила…

Девушка поднялась со ступенек, едва завидев мать, и подбежала к ней. Ярико сунул неоперённую стрелу за пояс и тоже встал, коротко поклонился хозяйке, локтем смахнул с лица упавшие русые пряди. Весна Любимовна поглядела поочерёдно то на него, то на Славку, и вдруг поняла: о чём-то слово молвить ей хотят, да то ли боятся, то ли не ведают, как начать. И она заглянула в лицо дочери: у той по глазам можно прочесть всё, что угодно, всё, что ни есть в душе её.

— Что, Славка? Аль случилось чего?

Девушка покачала головой, поглядела на мать снизу вверх. Губы её дрогнули, будто она готова была вот-вот заплакать, но глаза её оставались сухими.

— Мы уходим, матушка, — промолвила она, и голос её показался Весне Любимовне чужим, незнакомым будто. — Сей ночью уходим. Я должна помочь.

Весна Любимовна с тяжким вздохом опустилась на крыльцо подле небольшой кучки древесных стружек, уронила руки на колени. Зачем только пряха не сказала, что именно сей день это случится? Молвила, что скоро, очень скоро, а когда — так то лишь богам известно. Женщина посмотрела на дочь снизу вверх. Та стояла, в растерянности вертя в пальцах по привычке тонкий поясок, и часто моргала, будто вот-вот расплачется. Ярико стоял подле неё; его здоровая рука легла на худенькое плечо девушки.

— Что ж… как пожелаете, — наконец отмолвила Весна Любимовна. — Я знала, что однажды придётся расстаться с тобою, Славка моя.

Дочь вдруг всхлипнула, бросилась на колени перед матерью, схватила её руки, крепкие, усталые, загрубевшие от работы, и стала покрывать поцелуями горячими. Русые прядки выбились из косицы, упали на лоб, и женщина не видела лица Славки, но чувствовала, что та рыдает, судорожно всхлипывая. Наконец Весна Любимовна провела рукою по плечам Славки, погладила её по голове. Девушка подняла взор, размазала слёзы по щекам.

— Прости, матушка…

— Не тебе прощенья просить, — покачала головой ведунья. — А мне — у богов, за то, что не умела любить тебя, как оно надобно. Не поспела научить тебя всему, что потребуется. Не ко времени уходите, да знаю, вас теперича не удержишь…

— Да что ж поделать, коли время такое? — Ярико тоже присел на крыльцо, осторожно погладил по плечу Славку, всё ещё всхлипывающую. — Не навсегда ведь расстаётесь. Не плачь, Славка, будет тебе.

Он утешал Славку, а сам не ведал, правду ли говорит ей, нет ли. Останутся ли живы они, воротятся ли домой, к родным, — кто знает!

Девушка с благодарностью взглянула на него и наконец поднялась. Весна Любимовна тоже встала вослед за ними, притянула дочь к себе, коснулась губами её лба напоследок, немного помедлив, сняла с себя оберег-клык на чёрном шнурке и надела на шею Славки. Девушка коснулась его пальцами: от маленькой резной вещицы будто веяло теплом. Славка всхлипнула в последний раз.

— Вы бы хоть поели на дорожку, — прошептала Весна Любимовна.

— Мы взяли, — отозвалась Славка. — Хлеба, ягод… Покамест хватит, а там видно будет.

Ярико всё это время молчал, только разглядывал Славкин кинжал, который она отдала ему. На стальной рукояти серебром был выгравирован знак Перуна. Первый, последний и единственный отцов подарок, которым девчонка дорожила, никому и брать не позволяла…

— Ну, пойдём мы, — заторопился вдруг Ярико. В лесу уже темнело, летний вечер окутывал всё вокруг мягкими крыльями. Весна Любимовна протянула руки к отрокам, чувствуя, как непрошеные слёзы обжигают глаза.

— Подойдите ко мне, дети мои… — и, когда те подошли ближе, она мягко коснулась губами чела Славки, затем — Ярико. — Да сохранят вас боги на вашем нелёгком пути! Ярико! Ты бы хоть повременил малость, подождал, пока совсем затянутся твои раны…

— Пустяки это, — юноша едва заметно нахмурился, отчего между светлыми бровями легла тоненькая суровая складка. — У меня всё скоро проходит. Спасибо тебе, Весна Любимовна, за помощь и за всё, — Ярико поклонился в пояс, и Славка, со слезами глядя то на него, то на бледную и спокойную мать, кусала губы, боясь сызнова разрыдаться. Наконец её руки, влажной от волнения, коснулась крепкая рука Ярико.

У самых ворот они оборотились. Но Весны Любимовны на дворе уже не было.

6. Гроза

Сердечно благодарю Анни Кос за помощь с этой главой!

Айдар стоял, прислонившись плечом к дверному косяку, и молча барабанил пальцами по бревенчатой стене. Супруга много раз просила его постоять тихо, но что поделаешь, когда многолетняя привычка. И в конце концов Надёжа закрыла на всё глаза и продолжила молча заниматься гостьей. Айдар никогда не думал, что им когда-нибудь придётся приютить в своём доме совершенно чужую девчонку, незнакомую, да ещё и, кажется, из чужих земель. Ни он сам, ни Надёжа о ней ничего не знали, разве что имя. Айдар его не запомнил. То ли Анна, то ли Алёна… С первых же мгновений встречи было понятно, что девчонка больна и без должной заботы долго на ногах не протянет, поэтому Надёжа позволила ей остаться и мало того — сама взялась ходить за нею.

Своих детишек у Айдара и Надёжи не было: не дали боги, не смилостивились. Много солнцеворотов подряд мечтали они о том, что и свой ребёнок будет, хоть бы один, а там уж будет видно, но не было даже одного. Айдар был уже не так молод, да и Надёжа давно уж не девчонка, им пришлось смириться с одиночеством. И теперь, когда вдруг сама судьба указала на их дом одинокой заблудившейся страннице, Надёжа почувствовала, что должна позаботиться о ней, как о родной дочери — хоть ненадолго, хоть на время, но всё же позаботиться и принять.

День прошёл неизвестно как: Айдар ушёл на охоту и ни о чём не ведал, а к вечеру девчонке стало хуже, и она металась по постели в жару и почти в беспамятстве. Она вся горела, но руки её были холодны, как лёд, а лицо бледно. Длинные реснички бросали дрожащие тени на осунувшиеся щёки, губы, обветренные, искусанные, что-то неразборчиво шептали. Коса растрепалась, и из неё поминутно выпадали то листочки, то веточки, то лепестки каких-то цветов, и наконец Надёжа вышла и вернулась с гребнем, чистыми рушниками и плошкой, наполненной водой. Плеснула немного воды в лицо девушке: та не открыла глаз, но глубоко вздохнула и притихла на время. Надёжа села так, чтобы голова девушки оказалась у неё на коленях, и принялась неторопливо, бережно расчёсывать её длинные золотистые волосы. Прикрыв глаза, перебирала прядки, чуть вьющиеся на концах, раскладывала запутавшиеся, вынимала сухие листья, маленькие веточки. Айдар с горечью видел, сколько в супруге нерастраченной любви и нежности, и как эта нежность, превращаясь в ласковую, трепетную заботу, выливается на хворающую девчонку.

Закончив с её волосами, Надёжа свернула чистую тряпицу, смочила её в холодной воде и положила на чело девушки. Короткие волосы над высоким лбом её закурчавились от воды. Надёжа поднесла к щеке тонкую руку девчонки, безвольно свесившуюся с края постели: пальцы её слегка дрожали и были влажными и горячими. Хозяйка тяжко вздохнула.