На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре (СИ) - Самойлова Инга Михайловна. Страница 51

К Шмиту решительно приблизились представители от рабочих: Федор Григорьев, Шлыгин и Егор Федотов. Егор, торжественно раскрыв кожаный переплет, на котором была бронзовая пластинка с выгравированным текстом, запинаясь и путаясь от волнения, стал читать:

Федотов перевел дыхание и, подбадриваемый рабочими, кашлянув, продолжил:

Прочитав, он шагнул вперед и торжественно вручил послание рабочих Шмиту. Николай был смущен и тронут. Улыбаясь, он посмотрел на поздравительный адрес с подписями рабочих фабрики, повертел его в руках.

— Спасибо за теплые слова. Вы можете быть уверены, что я всегда пойду навстречу вашим нуждам и желаниям. — Он помолчал. — Спасибо.

Шмит пожал руки делегатам, рабочие стали расходиться.

— Поздравляю, вы заслужили доверие рабочих, — произнесла Лиза.

— А сколько я из-за этого пережил! — Николай улыбался.

— Что-то случилось?

— Местные фабриканты пригласили меня на общее собрание и устроили головомойку. Говорили, что я молод и неопытен, не знаком с производством, не сведущ в коммерческой стороне дела и прочее. Когда же я сказал, почему все это сделал, то есть принял новый распорядок, такое началось! То ли смеяться, то ли плакать. Они повскакивали с мест. Левинсон, самый крупный фабрикант, кричал, что я развращаю рабочих, что не делец, не понимаю, как создается капитал. Что так дела ведут лишь дураки, а умный коммерсант сразу видит, что выгодно, а что нет.

— Несложно все это представить! И что дальше?

— Я сказал им вполне спокойно, что если вам невыгодно, то можете свои предприятия закрыть, а я свои расширю.

Лиза засмеялась:

— Наверно, начался такой скандал!

— Не то слово! Ругательства посыпались градом. Я ушел с собрания под крики, угрозы доносом и вмешательством властей. Они назвали мою фабрику «Чертовым гнездом».

Лиза вздохнула:

— Надеюсь, вы не столь беспечны, как пытаетесь казаться. Все, что мы делаем, опасно. Можно дать небольшой совет?

Николай кивнул:

— Конечно, Лиза, говорите.

— Вам нужно не показывать полиции своего единомыслия с рабочими. Вам необходимо сказать Карпу, хотя бы для вида предъявлять к вам требования и объявлять забастовки. Нельзя привлекать к фабрике пристального внимания. Вы ведь сами знаете почему. — Лиза намекала на нелегальную школу для политического воспитания рабочих, открытую при фабрике и боевую дружину, которая здесь же создавалась.

— Знаю. Я стараюсь быть осторожным. А как же вы, Лиза?

— Я?

— Я хочу оберегать вас, Лиза, — проникновенно произнес Шмит и взял за руку. — Я хочу, чтобы вы стали моей женой.

В Шмите стала проявляться уверенность в себе, чего Лиза раньше в нем не замечала. Она отняла руку и медленно, осторожно, чтобы не обидеть, сказала:

— Вы мне нравитесь, но я не готова говорить с вами об этом. Я замужем.

— Вы хотели сказать — пока замужем.

— Да. — Лиза замолчала. — Пока замужем. Но.

— Не убивайте во мне надежду, Лиза, — остановил он ее. Затем спрятал руки за спиной: — Давайте пока не будем говорить «об этом».

Лиза молча согласилась. Шмит почтительно кивнул и направился к себе в контору.

Лиза вздохнула. Сегодня вечером ее ждал поверенный, который занимался ее разводом. Поверенный отослал все необходимые бумаги Алексею, но сообщил, что по данному адресу никто не проживает, а чтобы начать бракоразводный процесс, необходимо получить согласие супруга.

Глебов сидел напротив Витте в его кабинете и попивал из бокала скотч. Он был слегка рассеян: посыльный, которого он отправил с письмом к Лизе, вернулся, сообщил, что письмецо передал, однако ответа от нее так и не последовало. Алексей нахмурился. Лиза не могла не отреагировать на его послание — она должна была что-то предпринять, но никак не играть в молчанку.

Тем временем Витте внимательно за ним наблюдал.

— Алексей Петрович, вас что-то беспокоит? — поинтересовался он.

Глебов вздрогнул, вздохнул.

— Нет. Ничего. Сущие пустяки, — отмахнулся он от расспросов и перевел разговор на излюбленную тему Витте: — Вы уже слышали о Цусимском сражении [95]?

— Да. Вся наша эскадра была похоронена в японских водах! — Витте сокрушенно покачал головой. — Боле пяти тысяч моряков погибли и примерно столько же попали в плен. — Он помолчал. — Надеюсь, до трона дошло, что необходимо покончить войну миром. Вы видите, что творится в столице? Беспорядки! При том они усиливаются с каждым днем. Генерал-губернатор Трепов сделался негласным диктатором! Он грубой силой желает задавить революцию, не идя на какие-либо уступки. Но ведь это невозможно!

Глебов невольно рассмеялся:

— А Трепов-то чем вам не угодил? — Его удивляло нежелание Витте скрывать свои антипатии к неприятным ему лицам.

Витте сдержанно улыбнулся:

— Вы меня поймете, когда я вам расскажу. Впервые я услышал фамилию Трепов в 1896 году на похоронах Его величества императора Александра III. Вы знаете, как я его уважал. Так вот, когда траурная процессия поравнялась со строем солдат, некий ротмистр скомандовал: «Смирно! Голову направо! Смотри веселей!» Представьте мои чувства! «Смотри веселей!». Я спросил, кто этот идиот, и мне ответили, что это ротмистр Трепов.

— Я слышал, — вернулся к прежней теме Алексей, — среди возвращающихся в Россию военнопленных наблюдается брожение, вызванное распространением японцами революционных прокламаций и изданий.

— Да, японцы целенаправленно проводят противорусскую агитацию среди пленных поляков, евреев и финнов. Что чревато. Япония выдохлась в войне, однако использует сложную ситуацию, что сейчас в России. А Государь не видит опасности. Он уверен, что Япония с некоторыми усилиями будет разбита. Вы знаете, первое время обыкновенное выражение Государя в резолюциях было не японцы, а «эти макаки». Цивилизованнейший человек! После это название начали употреблять так называемые патриотические газеты.

Глебов улыбнулся. Все-таки Витте своими критичными замечаниями его веселил. Витте любил говорить, ему нужны были свободные уши, так что Алексей мог спокойно молча слушать, ответов Витте требовал редко. А тот тем временем продолжал:

— Мы к войне не были приготовлены, а Япония к ней приготовлена была. К тому же, театр военных действий находится почти под рукой Японии и в громадном расстоянии от Европейской России, центра всех наших, как военных, так и материальных сил.

— А кто в Японии посланник от России? Неужели в своих докладах императору он не обрисовывает сложившуюся ситуацию как таковую?

— Посланник от России — барон Розен [96]. Человек он честный, рассудительный, но с немецким мышлением. Он советовал правительству войти в соглашение с Японией относительно Кореи. Но держится того мнения, что Манчжурия должна быть наша. Между тем, я уверен, Манчжурия не может быть нашей; было бы хорошо, если бы за нами осталась восточно-китайская дорога и Квантунский полуостров с Порт-Артуром. Ни Америка, ни Англия, ни Япония, ни все их союзники явные или тайные, ни Китай никогда не согласятся нам дать Манчжурию. А потому держась убеждения что, так или иначе, а нужно захватить всю Манчжурию, устранить войну будет невозможно.