Н-9 (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов". Страница 14

Он явно повторял чужие слова. Заученные многократно. Не удивлюсь, если именно этими вот сладкими и явно непривычными для извращенцев-святош словечками поприветствовали предыдущую Семерку перед тем, как напоить их отравленными сидром. Но этот аммнушит, хоть и старался как послушный ученик — из тех, что всегда в любимчиках у учителя, но которых всегда макают головами в унитазы на переменах — хоть он и затвердил речь, актер из него хреновый. Но этого бы вполне хватило для обычных усталых «внешников», что прибыли сюда больше отдохнуть, чем воевать, усыпленные информацией о племени просветленных пацифистов.

— Ты элдер? — улыбнулся я, подаваясь вперед.

Оставшись на месте, мужик чуть не переломился в пояснице, отогнувшись назад, и замотал башкой:

— Нет-нет! Наши старшие… и… и многие из достопочтимых… отбыли по срочному важному делу. Но скоро они вернутся! А я лишь назначен благословением элдера приглядеть в его отсутствие за нашим поселением…

— Их нет… — разочарованно подытожил я — Проклятье…

— Они скоро прибудут! Я знаю, что элдеру надо взглянуть на важные бумаги, прежде чем вы сможете продолжить свой путь дальше… Следуйте за мной, дорогие гости! Я покажу достаточно уютные покои, где вы сможете омыть натруженные тела и…

— Бумаги? Да срал я на бумаги. Элдер ведь тут у вас вроде как законника? Судья?

— В-верно…

— Вот мы и хотели предъявить ему кое-каких ублюдков. И потребовать награды — ведь мы, вовсю напрягая натруженные булки, остановили преступление не где-то там, а здесь — в вашем гребаном Раю. Мы помогли вам. И разве с вас овечек сирых не причитается теперь?

— Преступление у нас? — впервые на его губах появилась искренняя широченная улыбка.

Аммнушит, позабыв про неуверенность и страх, а также, наверное, про скромность и благочестие, открыто веселился.

— Мы в Раю… тут нет подобных грешников! Никто не украдет! Никто…

— Не изнасилует и не убьет? — улыбнулся я в его же манере и кивнул Рэку после чего резко повысил громкость голос, одновременно меняя его, превращая в хриплый грозный рык — Странно мать вашу! Странно! А мы тут едем не спеша, красотами райскими любуемся и вдруг смотрим — в кустах шевелится. Заглядываем — а там голожопые насильники подростков трахают, пытают, убивают, да еще — вот ведь сука умельцы! — назидательные проповеди им читают!

— А… а… — он уже все понял, но еще не понял, что уже все понял.

Что-то в его аккуратно подстриженной башке не срасталось. Это же происходило с еще несколькими подошедшими поближе зрелыми и в возрасте мужиками. Они доперли. Они поняли, кого мы там видели, но все еще отказывались верить в такую подляну…

— Ну само собой мы порезали этих ублюдков на куски — моя добрая улыбка заставила главного среди аммнушитов отступить на пару шагов и снова прикрыться руками — Мы их жестоко пытали — предельно жестоко! — а затем медленно перерезали их хрипящие глотки. Головы ублюдков мы доставили сюда — на суд мудрого доброго элдера, что, несомненно, осудит подобные преступления.

Рэк дернул за веревку на горловине мешка и на дорогу посыпались отрубленные головы. Котлета повторила фокус и добавила новых мячей в веселую детскую игру. Да еще и ласково улыбнулась замершей на краю зеленого поля девке, к чьим ногам подкатилась одна из голов:

— Сюда обратно не пихнешь?

Согнувшись, девка оросила все перед собой фонтаном рвоты, на миг породив радугу — на которую сама завороженно и уставилась.

Еще пару голов орк намеренно пустил по дороге так, чтобы они подкатились поближе к мужикам. Почти уткнувшись в сапог старшего, голова дядюшки Якоба, дохлого элдера, задрала мертвое лицо к облакам и радостно оскалилась, сжимая в зубах собственный член. Идея украсить подарки пришла в мой светлый разум, а выполнять ее пришлось Стейку и Котлете, для чего они ненадолго вернулись на место бойни.

— А-а-а-а… — прохрипел аммнушит.

Сделав шаг назад, он запнулся, хлопнулся на жопу и пополз, скребя сапогами по дороге и не отрывая взгляда от отрезанных голов.

— Вот они — насильники! — прогремел я, спрыгивая с седла и выдергивая из-под ремней дробовик — Так что преступления в вашем раю случаются… и ведь одежда на них была — как у вас! И вот что поразительно — как бы, возмутившись подобным гадством, пихали сосну в жопу вот этого — я указал на голову Якоба — он, хрипя, булькая и отвратно брызгая изо всех дыр, почему вдруг возомнил себя элдером поселения Гавань… представляете наглость? Он — ублюдок и насильник — достопочтимый старейшина! Прямо порочил вас! Грязью и жопной слизью обмазывал! Само собой мы возмутились и махом пихнули сосну еще глубже… чтобы ароматом хвои перебить запах дерьма!

— А-а-а…

Блевали уже многие. Кто-то убегал. Некоторые, кто покрепче духом, поспешно уводили прочь детей. Хлопали двери и ворота. Где-то заголосили. Праздничное украшенное поле стремительно пустело.

— Я… я… — слепо мотая головой, аммнушит все куда-то полз.

Я добро успокаивающе улыбнулся:

— Не знаешь ли ты кем были эти ублюдки? Не из вашего ли они поселения?

Ответом был молчание. Даже те, кто блевал, вдруг резко сумели преодолеть слабость гоблинских организмов и замерли в согбенных позах или на коленях, погрузившись в глубочайшую задумчивость и глядя на мертвые лица.

— Ну? — надавил я, наклоняясь к старшему из ушлепков — Гоблин! Ты узнал их лица? Может вытащить члены из их ртов?

— Я…

— Да-да?

— Я не… мы не…

— Мы их не знаем! — решительно брякнул согбенный дедуля с толстой тростью в руке и злым подлым огоньком в глазах — Мы не знаем!

— Открестились — звонко рассмеялась Джоранн и, вскинув дробовик, прострелила в дедушкиной груди дыру — Лживый старпер!

Крики и вопли поднялись до небес. Я, раскачиваясь с пяток на носки, чуть подождал и махнул рукой, продолжая с интересом разглядывать попадавших на колени аммнушитов, кричащих вдалеке баб, вопящих детишек. Детишки… они так переживают… многие из них — кто постарше — поглядывают на нас отнюдь не со смирением и с руках сжимают не плоды, а дубины и топоры. И ведь они — эти двенадцатилетки — не знают, что однажды придет время, когда они смогут выбрать свою судьбу. И если они выберут свободу — за ними в лес явятся такие вот смиренные сука старики и мужики, что изнасилуют их, расчленят, разбросают по окрестным лесам, а затем начнут повторять сказки про злых волков, что пожирают строптивцев…

В ответ на взмах моей руки из-за поворота тропы и прикрывающих ее изгиб деревьев выкатилась повозка. В ней сидели выжившие подростки-аммнушиты. Вернее, они стояли во весь рост, глядя на поселение с нескрываемой злобой.

— Вы послали нас на смерть! — яростно донеслось с приближающейся повозки — Вы послали нас на смерть!

Сколько трагизма… неужели, и я в свои пятнадцать-шестнадцать жил настолько эмоциональной жизнью и считал, что кому-то есть до меня дело в этом сраном злобном мире? Вряд ли…

— Вы тупые — вздохнул я, нагибаясь и хватая оставленного за старшего в поселении за шиворот, легко подтягивая к себе — Вы невероятно тупые. Я же сказал — мы увидели, как они трахают и убивают. Ты должен был спросить, дебиле — а вы спасли кого-нибудь? Понимаешь?

В его глазах я не увидел понимания. Поэтому, тяжко вздохнув, боднул его шлемом в переносицу, отбросил обеспамятевшее дерьмо в сторону и повернулся к одному из здешних, что привлек мое внимание своей молчаливостью и задумчивостью. Он тоже был испуган. Очень испуган. Но при этом в его глазах одна за другой мелькали эмоции. Он напряженно думал, пытаясь найти выход из этой дерьмовой ситуации. Причем думал он не только за себя — иначе бы давно тихонько убежал. Он пытался понять, как ему сделать так, чтобы разъяренные чужаки не разнесли все поселение.

Я поманил его пальцем. Он, шатнувшись вперед, заставил непослушные ноги сделать пару шагов. Демонстративно вытянул руки по швам. Замер. Лицо серьезное, нет тупой улыбки, нет слез, нет следов блевоты вокруг рта.

— Я говорю — ты делаешь — предложил я.