Н-9 (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов". Страница 15

Он кивнул.

— Вы тут сука натворили гребаных дел. Устроители охоты на юных гоблинов…

— Я всегда был против — он впервые нарушил тишину — Пусть бы уходили в большой мир. Но не я решал…

— Так убил бы нахер всех ублюдков и установил добрую карательную диктатуру…

— Я не такой… сильный и решительный…

— Ну да. Слушай сюда, слабый и нерешительный. У вас у всех есть пять часов. Когда я говорю про вас всех — это про весь народ аммнушитов. Ты понял?

— Да.

— Через пять часов здесь должны быть все элдеры без исключения. Все до одного из этих старых ублюдков! Они ведь отцы нации, нет? Разве не отец нации должен быть готов пожертвовать собой ради народа? Вместе с элдерами пусть прибудут все приближенное к власти старичье. Таких в каждом из ваших поселений около пяти. Бесполезно пытаться скрыть кого-то — те выжившие уже назвали мне кучу имен. Вы ведь здесь живете дружно. Ни у кого нет секретов. Знаете каждое имя…

— Я все понял. Пять часов. Все элдеры и все причастное к власти старичье.

— Ты удивительно спокоен…

— Я пытаюсь сделать так, чтобы вы не начали убивать и поджигать…

— Хорошо. Но это еще не все. Так же сюда должны прибыть все, кто хотя бы раз принимал участие в охоте за детьми. Каждый из этих ублюдков. И передайте им — они сдохнут. Элдеры, кстати, тоже умрут. Знаешь, я просто гоблин из жопы мира и мне на многое плевать. Да если честно, мне плевать вообще почти на все. Но я ненавижу когда кто-то насилует и убивает детей. Может это остатки какого-то давно ненужного отцовского инстинкта? Как думаешь?

— Я… я не знаю… о боже… вы предлагаете мне позвать их всех на смерть? И заранее сообщить об этом?

— Ага — ощерился я — Каждого сука! Предупредить! И дать пять часов! Если не явятся за этот срок в полном составе — я уничтожу ваш сраный рай! Я перестреляю все взрослое население! Выведу отсюда всех детей! И там, на границе ваших земель, я сообщу системе, что на территории Рая Обетованного загоняют, насилуют и убивают ни в чем неповинных детей! И в доказательство своих слов заброшу на допрос в ближайший медблок всех выживших. С их же помощью отыщу пару ублюдков-насильников, что еще дышат и дрожат — и туда же их! На допрос! Они расскажут все! Признаются во всем! И это будет означать для вас ваш личный сука Конец Света! Вашему Раю придет конец! Сюда войдут такие как я. Они рызыщут остатки взрослого населения и отправят на допросы. Всех причастных накажут. Всех детей заберут. А тех аммнушитов, кто не совершил ничего плохого, просто стерилизуют. А нахрена вам возможность плодить детей, если вы их так легко пускаете на убой?

— Боже…

— Те, кто годами убивал и насиловал, должны ответить за свои грехи. В назидание потомкам. Если хотят спасти свой Рай, свой народ — пусть явятся. Тем самым они и вам докажут свою верность принципам. У тебя пять часов! И время уже пошло! Вперед!

— Да!

— Быстро!

— Да!

Но аммнушит, потрясенный и одновременно завороженный, не мог двинуться с места.

И тут, с оглушительным треском и волной смрада, кокон Хвана треснул, отлетели в сторону грязные тряпки, шипастая нога пробила хитиновую оболочку, следом вылезла рукам, пробивая тугую багровую слизь. Сквозь бульканье и хрипы послышался знакомый голос:

— Дерьмо липкое! В каждой щели! Сука!

С этими словами боевой призм выпрямился во весь рост, с ревом ударил руками, разбивая опустевший кокон.

— Хванчик! — обрадованно пискнула Джоранн, бросаясь на богомола и присасываясь к его жвалам.

— Клешня на жопе — завистливо проревел Рэк, поворачиваясь ко мне — Почему им — все, а нам ничего! Клешня на жопе, командир!

— Хвост с клешней — поправил я, задумчиво почесывая подбородок — А ничо так… и остального… прибавилось…

Я мельком бросил взгляд через плечо и усмехнулся — вокруг нас никого. Ни единого аммнушита. Только медленно оседают облачка пыли на дорогу.

— А в Сад сраный пойдем, командир? — поинтересовался Стейк.

— А нахрена? — пожал я плечами.

— Ну… пленники же там… редиску моют, брюкву лижут…

— Они герои. Вот и пусть бьются за свою свободу!

— Ну да…

— Хотя я пока не решил — признался я, оглядывая окрестности — Джоранн! Хватит слизь всасывать! Собираем головы! Вешаем в гирлянды на повозку! Топаем в поселение. Заселяемся. Чистимся, готовим пожрать — только из своего! Ждем…

— Думаешь они придут? — прохрипел Рэк — Элдеры эти… и прочая труха…

— У них нет выбора.

— Ну как… возьмут и не придут. Спрячутся в лесах.

— Пусть — кивнул я — Рэк… они годами отстаивали свои принципы. Если они сейчас отступятся от этого и не захотят принести себя в жертву ради общего блага…

— Это политическое самоубийство — буркнула рыжая, утирая рот.

— И физическое — добавил я — Представь что ты отец, чью дочь он убил и пояснил это как действо во имя всеобщего блага. И вот пришло время ему самому подставлять морщинистую жопу под удар топора — во имя того же сраного всеобщего блага. А он раз… и отказался… испугался… не захотел умирать ради других… что ты сделаешь, Рэк?

— Да я бы с самого начала свою дочь не отдал! Это моя дочь! Убью нахрен любого! И срать я хотел на их слова!

— Тоже верно — пожал я плечами и снова перевел взгляд на Хвана — Хм-м-м-м…

Не сказать, что призм изменился полностью. Нахлынувшая вторая волна эволюции оставили после себя что-то вроде «грязной пены», осевшей на некоторых частях тела. Первое что бросалось в глаза — жвала. Они стали длиннее и массивней. Вполне верилось, что подобными лицевыми клешнями можно было сломать кость. Чуть массивней и лобастей стала и голова, на выгнутой плите лба появился десяток мелких острых шипов. Если боднуть в чью-то не прикрытую защитой харю… Шипы выросли и на плечах — там они были и до этого, но теперь там громоздился целый уродливый частокол. Выросшая заново рука оказалась чуть тоньше, но при этом куда более бронированной и шипастой, став окончательно походить на лапу насекомого. Хван беспрестанно сгибал и разгибал новую руку, сжимал и разжимал пальцы, тестируя новое приобретение. Опять прильнувшая к нему рыжая завороженно наблюдала за этими манипуляциями. В паре шагов привстал из высокой травы позабытый всеми дедок, сгреб с земли шапку, развернулся… и его вмиг вытянувшаяся седобородая харя оказалась в метре от уродливой бронированной спины призма. Богомол повернул башку на шум — почти вывернув ее назад, но не двинув при этом телом. Щелкнул жвалами. Дедушка тонко и протяжно заскулил, на синих праздничных штанах начало расплываться темное пятно.

— А ты, дед… тоже детишек в лесу мучал и трахал? — с интересом спросил я, глядя на перепуганного старика — Или не пачкался?

— Грешники они… наказание такое — лишь во благо им душам строптивостью запятнанным… — машинально выдал старик, явно не соображая, что именно произносят его дрожащие губы — Лгать грешно. Но не упомню сколько раз ходили мы с почившим уж братом в погоню… сколько раз мы настигали беглецов, ловили, прижимали к земле их бьющиеся тела… Как сейчас помню… я ей — покайся и прими это как очищение… легче будет…

— Хером мясным от грехов очищать? — хмыкнул я — Хван… убей…

Призм шевельнул плечом, но повернуться не успел — растущий из поясницы хвост резко дернулся, щелкнул клешней… и забулькав, старик начал оседать, зажимая ладонью покрасневшую от крови шею.

— Гирлянды готовы!

— Вперед! — рявкнул я и глянул на хвост неуверенно зашагавшего по дороге призма повнимательней.

Длинный, чем-то похожий на затянутую в кожу толстенную цепь хвост — видны частые сегменты-звенья. Не слишком длинный — метр с небольшим. При ходьбе, хвост то свисает, то вдруг поднимается и удивительно легко приникает к позвоночнику, помещая сомкнутую клешню под затылком. Окровавленная клешня выглядит как надо — зазубрины, толстый хитин, уродливый пугающий внешний вид. Взмахни такой перед лицом перепуганного доброса — и тот отдаст все что имеет, расскажет все, что знает. Аммнушит так не только обоссался, но и обделался, судя по запашку.