Точка невозврата - Банцер Сергей. Страница 34

— Вот! Смотри, Пача! Вот так работает дедушка Советской армии! А как работаешь ты, а?

Калошин в сердцах отшвырнул обломки лопаты, отошел в сторону и расстроено закурил.

Пачковский взял новую лопату и стал обреченно вгрызаться ею в грунт. Потом он внимательно осмотрел получившуюся ямку, поправил толстым пальцем очки и принес таз с соляркой. Налил солярки в лунку и поджег ее. Вспыхнуло неяркое коптящее пламя. Пача оперся на лопату и печально уставился на огонь.

Совсем недавно в Москве Пача с отличием окончил техникум гостиничного хозяйства. Там, в бесконечно далекой Москве, Пача был совсем другим человеком. Жил в большой трехкомнатной квартире с родителями — торговыми работниками, подумывал о карьере руководителя гостиничного комплекса и ходил в кино с кудрявой однокурсницей Розой Червоной. Но потом Пача внезапно был подхвачен какой-то таинственной злой силой, невидимой, но непреодолимой, которая схватила его, как щенка, за шиворот, раскрутила и забросила сюда, за шесть тысяч километров. Старший товаровед Натан Панковский так ничего и не смог поделать для спасения единственного сына. Когда начальник второго отдела министерства высшего и среднего специального образования, к которому пробилась мадам Анна Панковская, узнал, что паспорт ее единственного чада забрал злой капитан из военкомата, он тоже беспомощно развел руками.

Тем временем Пача решил подлить из тазика солярки в коптящую красным пламенем лунку. Огонек от лунки мгновенно взбежал вверх по струйке, и содержимое тазика воспламенилось. Огонь полыхнул Паче в лицо, и от неожиданности он опрокинул тазик на себя. Горящая солярка мгновенно вспыхнула на его шинели. Пача стал неуклюже размахивать руками, отчего огонь разгорелся еще сильнее. Калошин с товарищами в испуге побросали сигареты и бросились к нему. Повалив Пачу на землю, они сняли свои шинели и стали сбивать пламя. Через некоторое время Панковский был потушен. Он поднялся с земли, нашел слетевшие очки, надел их и стал осматривать со всех сторон свою дымящуюся шинель.

— Ну ты и гад, Пача, — с изумлением бормотал запыхавшийся Калошин, натягивая свою шинель, которая тоже слегка дымилась. — Поджег себя! Ну и гад! Лишь бы не работать! Поджег! А? Ну шланг!..

Пача стоял молча и затравленно вертел по сторонам головой на толстой шее.

— Обжегся, гад, а? — заорал на него Калошин.

— Не знаю, — пробормотал Пача. Подняв вверх руки, он обреченно осматривал со всех сторон свою подгоревшую шинель.

— Иди в санчасть, понял?! — закричал Калошин. — Быстро! Бегом марш!

Панковский повернулся и, загребая песок сапогами, поплелся в казарму.

— Отставить! — закричал Калошин. — На месте стой! Ну что за гад, а?!

Пача остановился.

— Приготовиться к бегу! — закричал Калошин.

Пача согнул руки в локтях и слегка наклонил массивный корпус вперед.

— Внимание! Бегом марш!

Пача, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, потрусил в направлении казармы. Его неуклюжая фигура, над которой еще курился дымок, некоторое время маячила вдалеке, а потом скрылась за зданием котельной.

Если до призыва в армию парень вынужден ежечасно думать, когда ему проснуться утром, чем позавтракать, во что одеться и обуться, то попав в армию, он с удивлением замечает, что все эти вопросы за него решают другие люди. Получается, что вообще думать ни о чем не надо. Конечно, проблем прибавляется, что и говорить. Тяжелых проблем, неприятных, гнетущих. Но вот думать головой не надо. Просто не над чем думать и все. Весь этот комплекс полного освобождения мозга от привычных повседневных забот, сопряженный с ограничением свободы, приводит к стрессу, требующему психологической разрядки. Это и является основной причиной того, что принято называть дедовщиной. Если вынести за скобки разные патологические формы этого явления, то в большинстве случаев дедовщина — это своеобразный солдатский театр, где актерами выступают молодые солдаты — духи и черпаки, а зрителями и режиссерами-постановщиками — старослужащие деды.

В актеры, которые развлекают дедов, попадают далеко не все духи и черпаки. Например, щуплый рядовой Малинин, спокойно и без страха смотревший снизу вверх в глаза желающего развлечься деда, не вызывал никакого интереса. Получив от дедов пару зуботычин, худенький Малинин спокойно вытирал с губ кровь и шел по своим делам. Не обиделся, не разозлился, даже не расстроился. И, что самое главное, — не испугался. Из-за этого от попыток унизить Малинина деды вместо психологической разрядки ощущали необъяснимый дискомфорт. Со временем Малинин стал совершенно неинтересен дедам, и его оставили в покое до конца службы.

Другое дело, если в глазах пусть даже крупного, а еще лучше толстого духа читается страх. Это совсем другое дело. Человек боится, и к нему тянутся его потенциальные обидчики, будь то другой человек или собака. Порой кажется, что у страха есть запах. Страх, растерянность, отчаяние, стыд — это то самое, ради чего затевается весь дедовский театр. А если это еще интеллигентный, образованный человек, который мучается от собственного унижения, то это идеальный актер солдатского театра! Мучается, переживает, пытается вырваться из замкнутого круга, но стержня нет, и он опять гнется перед наглым дедом. Такие особо ценятся. Наряду с художниками, которые оформляют дембельские альбомы, сапожниками, которые подковывают сапоги, портными, которые ушивают по фигуре форму, и парикмахерами, которые выполняют особую дембельскую стрижку.

Лучшим таким актером в казарме третьего дивизиона был Пача. Комплекс врожденной еврейской интеллигентности, животного страха перед насилием и специфическая внешность делали его незаменимым для психической разрядки дедов.

Вот взять хотя бы сегодняшний день. Пача сначала специально поджег себя на строительстве забора — еле потушили. Потом, вернувшись в казарму, он получил посылку от мамы с письмом от Розы Червоной и только потом пошел в санчасть. В санчасти Пача тайно сожрал всю колбасу из посылки, а консервы перепрятал. Это вместо того, чтобы поделиться с дедушками. А проще говоря, отдать им всю еду из посылки и письмо от Розы, которое деды будут читать вечером в каптерке [35], попивая чифир [36] и закусывая московской колбасой. Часть посылки, правда, удалось спасти. Это благодаря наблюдательности фельдшера Линзы. Линза закончил медучилище, носил очки плюс три с половиной и поэтому к пришедшей на его имя повестке из военкомата отнесся легкомысленно. Впоследствии Линза был безмерно удивлен, когда военкоматская медкомиссия признала его годным. Несмотря на проблемы со зрением, бдительный фельдшер Линза заприметил место закладки посылки из Москвы. По этому случаю в каптерке поспевал чайник со свежезаваренным чифиром и был накрыт нехитрый дедовский стол.

Но это все потом, после вечерней поверки и отбоя, а пока деды расположились полукругом на табуретках около казарменного телевизора. Показывали как обычно какую-то скучную муть с читинского ретранслятора. Рядом с телевизором в роговых очках и с метлой в руках стоял Пача. Он совершал метлой волнообразные движения вблизи телевизионной антенны, отгоняя помехи. Когда на экране появлялась белая рябь и деды начинали проявлять признаки беспокойства, Пача начинал интенсивно двигать метлой. Когда рябь спадала, он давал себе передышку, ставил метлу на пол и сам наблюдал за событиями на экране.

Время от времени за спиной у дневального пробуждался ящичек ГГС. Одуревший от новой, совершенно непонятной ему жизни дух-дневальный нажимал на кнопку ГГС и кричал в металлическую прорезь:

— Плохо слышно, ничего не понял!

В ответ металлический ящичек истерически визжал:

— Я сейчас приду!!! Задушу…, убью…, голову размозжу тумбочкой!!!

Ну понятно, на КПП сегодня дежурный по части капитан Галимов. Неприятно, конечно, но жить можно. Галимов не самый плохой офицер. Никуда он не придет и никого не задушит. Потому что вчера на занятиях по физподготовке, которую комбат проводил лично, он вывихнул ногу. Это случилось во время того, как Галимов личным примером решил продемонстрировать выполнение упражнения «прыжок через гимнастического коня». Старослужащие солдаты, зная характер неукротимого комбата, подошли поближе и стали с интересом наблюдать за развитием событий.