Всё, что любовью названо людьми - Фальк Макс. Страница 15
Он недоумённо посмотрел на Азирафеля.
— Сейчас, сейчас, — решительно сказал тот, влезая в рубаху с заметно укоротившимся подолом. В руке у него были зажаты длинные обрывки ткани. — Я кое-что понимаю в медицине, — добавил он, явно стараясь звучать уверенно.
— Прочитал пару свитков? — с иронией спросил Кроули, не в силах удержаться от сарказма даже сейчас — по крайней мере, от сарказма ему было не так больно.
— Я провёл на полях сражений не меньше времени, чем ты, — отозвался Азирафель. Его голос чуть заметно дрожал, Кроули послышался упрёк.
— Я не начинал эту войну! — резко сказал он. — Я не люблю войны, мне не нравится, когда люди убивают друг друга ради… кучки камней! Вместо того, чтобы придумывать песни!
Он замолчал, насупившись. Азирафель приблизился к нему, сел на колени, пачкая землёй светлые штаны и верхнюю шерстяную тунику. Без слов взяв Кроули за запястье, он достал из кошеля на поясе явно чудесным образом возникший там стеклянный флакон, вынул пробку и капнул на руки демона какой-то жидкой мазью, пахнущей благовониями. Распределил её кончиками пальцев, потом начал обматывать кисти лентами ткани. Кроули молча смотрел, не возражая и не сопротивляясь.
Мазь оказалась чудесной — злое жжение утихало, сменяясь ноющей болью ожога. Кроули облизал пересохшие губы. Пить хотелось ужасно. Он посмотрел на лошадь Азирафеля, которая спокойно паслась на поляне. Может, у него нашёлся бы мех с вином? Забинтованными руками Кроули смог бы его удержать.
Ангел без слов посмотрел на него, будто всё понял. Зачерпнул воду из родника, поднёс к лицу Кроули сложенные ладони. Вода просачивалась сквозь пальцы, капала на штаны. Кроули замер, глядя на ангела.
— Пей, — тихо предложил тот.
Кроули помедлил. Принять воду из этих рук почему-то казалось ему святотатством. Чем-то в сотни раз более богохульным, чем осквернение церкви.
— Тебе ничего не будет за это? — спросил он, и собственный голос показался ему напряжённым.
— Это доброе дело, — вполголоса сказал ангел. — Я должен помогать страждущим.
Кроули пробрала дрожь.
— Пей, — почти шёпотом повторил ангел.
Кроули наклонился к его рукам и коснулся губами воды.
Она не обожгла его, как он бессознательно ждал. Она не была святой. Это была простая родниковая вода — холодная, вкусная, чистая. Он с жадностью выпил, отдышался.
— Ещё? — спросил Азирафель.
— Да.
Кроули пил, пока губы не начали неметь от холода — а Азирафель черпал воду, сложив ладони лодочкой, и Кроули чувствовал, как вздрагивают его пальцы, когда касаются его лица. Он пил из ладоней ангела, медленно, наслаждаясь этим невообразимым событием. Милосердие к поверженному врагу? Бесконечная ангельская доброта?.. Он склонялся над его ладонями, каждый раз борясь с желанием окунуться в них и замереть.
Лицо пылало, будто от лютого мороза, который покалывает и жжёт кожу. От неведомого чувства, которое Кроули не мог назвать никаким словом. Они сидели возле родника, тот бесшумно струился мимо, исчезая в траве.
Кроули распрямился, вздохнув. Посмотрел на ангела. Тот сидел с серьёзным, почти торжественным лицом, будто совершал какой-то обряд, и только его щёки казались пунцовыми.
— Этого хватит, — кашлянув, сказал Кроули. Он ждал, что Азирафель немедленно вскочит, но тот продолжал сидеть.
— Рад был помочь, — шёпотом сказал ангел.
Кроули нестерпимо захотелось спросить, когда они увидятся снова. Он хотел увидеться снова. Он сидел, смотрел на лицо ангела, на его волосы и лицо, в его светлые серые глаза — и внутри у него вертелось какое-то странное чувство, заставляло смотреть и смотреть, жадно, пристально. Ему хотелось сидеть и смотреть на Азирафеля целый год.
— Я могу проводить тебя? — сипло начал Кроули, кашлянул и взял себя в руки, заговорил своим обычным тоном: — До ближайшего города? У меня ещё много дел, мне некогда тут рассиживаться.
— Я буду рад приятной компании, — мягко отозвался Азирафель. — Только, если ты не против, — он бросил короткий взгляд на могилы, — я помолюсь за них.
— Я отойду подальше, — скривился Кроули. — Развлекайся, ангел.
========== Константинополь, 718 AD ==========
Комментарий к Константинополь, 718 AD
Пусть я ничто во множестве несметном,
Но для тебя останусь я одним.
Для всех других я буду незаметным,
Но пусть тобою буду я любим.
Сонет №136
Снег, снег, снег. Зима преследовала его, будто назвалась пятым всадником Апокалипсиса. Даже сейчас, даже здесь. Южный город засыпал снег, и Кроули с тоской смотрел на белые крыши.
Ему нравилась Византия, хотя он так и не перестал скучать по Риму. Ему нравилась её пышность, доходящая до пошлости, величественность громадных дворцов, широкие улицы и сады, расписные стены, мозаики из цветного стекла. Сейчас всё это укрывал противный белый снег. Глазам, привычным даже к пустынному солнцу, было больно смотреть на такую белизну. Не высовывая носа наружу, чтобы не видеть пальмы в снегу, Кроули отсиживался в Большом дворце и от скуки устраивал царедворцам мелкие пакости. Всем должно было быть так же плохо, как и ему.
Прямо сейчас он сидел в палатах Магнавра и ковырялся в механизме золотых львов. Эти львы, стоящие на страже трона Соломона, должны были вызывать ужас и трепет у гостей василевса. Они считались уникальным чудом — немало послов теряли присутствие духа, когда по мановению императора золотые львы поднимались на лапы и разевали пасти, издавая оглушительное рычание. За золотыми львами разворачивали хвосты золотые павлины, осыпанные драгоценными камнями, а на золотом платане начинали свиристеть золотые птицы. От золота всё рябило в глазах.
Поэтому Кроули, присев на корточки и подобрав полы туники и мантии, затканной чёрным шёлком, копался в брюхе золотого льва, выискивая, что бы там погнуть или сломать, чтобы на очередном приёме посольства случился конфуз. И хотя в ближайшее время посольств ждать не следовало, поскольку под стеной Феодосия стояла арабская армия — Кроули считал, что предусмотрительность никогда не помешает. Кто знает, что будет завтра? Может, им надоест стоять в снегу и они уйдут, и к василевсу снова потянутся гости?
Насколько он знал, дела у армии были так себе. Они не ждали такой зимы. Им приходилось всё время жечь костры, чтобы как-то согреться, у них не хватало еды и воды. А осаждённый город словно не замечал толпу у своих стен. Люди жили, будто ничего не случилось — не останавливалась торговля, всё так же были открыты рынки, а в громадной цистерне воды хватало на всех. Даже рыбацкие лодки осмеливались выходить на лов под прикрытием флота. Арабские галеры сновали в отдалении, но не приближались — они уже испытали на себе действие «греческого огня» — страшного изобретения, которое поджигало даже воду и камни, которое ничем невозможно было потушить. Пламя не утихало, пока не пожирало всё на своём пути, оставляя лишь пепел.
Кроули должен был поспособствовать сдаче города, но у него не было никакого желания это делать. Да, конечно, он должен был — это была христианская столица, новый Рим, новый Иерусалим, и все были убеждены, что со дня на день Иисус въедет в Золотые ворота и начнёт вершить последний суд. Кроули относился к этой идее скептически. Делать Иисусу больше нечего, кроме как разъезжать на ослике по городам.
Впрочем, помимо скепсиса, у него была ещё одна веская причина бездействовать: на помощь защитникам Константинополя небесная канцелярия прислала Азирафеля со строгим наказом любыми силами помешать захватить город. Азирафель, разумеется, мешал всеми силами — в основном отвлекая Кроули от его важных демонических планов. Так что, чтобы Азирафель ни в коем случае не догадался о намерениях Кроули, Кроули всеми силами отвлекал Азирафеля от отвлечения себя, на что, разумеется, ангел отвечал отвлечением Кроули от отвлечения себя… Это продолжалось почти целый месяц, но потом выпал снег — и Кроули потерял всяческий интерес к интригам. Он хандрил. Единственной радостью были мелкие неприятности, которые он устраивал во дворце. Как, например, эта диверсия со львами.