Тайны темной осени (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна. Страница 46

— Лаврентий Петрович, — поправил он меня.

— Какая разница! — вздёрнула я подбородок.

— Может, и никакой, — вздохнул он. — Всё равно это не моё настоящее имя…

— Новости, — поразилась я. — Вы — подкидыш? Потерянный в детстве младенец? И сейчас вас нашли, вернули в лоно семьи, так сказать?

— Вроде того, — кивнул, но рассказывать подробности не стал. — Красиво, не так ли?

Я посмотрела на занесённую вчерашним снегом Фонтанку, на старые дома на том берегу. Да, красиво. С неба, затянутого прозрачной дымкой, начал медленно сыпаться редкий, лёгкий снежок. Такими слабыми, взблескивающими на свету искорками, поймай на рукав — увидишь крохотную сверкающую бисеринку чистого льда…

— Возьмите, — Берия протянул мне визитку. — Пригодится.

— Я не пойду к вам на работу! — резко отказалась я, испытав острое, жгучее, как перец, удовлетворение.

Сколько он разорялся на тему, что незаменимых нет! Сколько крови мне выпил… с доброе ведро, наверное, не меньше. И вот, пожалуйста, пришёл с посыпанной пеплом лысиной, визитку мне протянул.

— А всё же возьмите, — усмехнулся он так, словно насквозь видел. — Не будет лишней-то. Особенно в вашем положении.

Живот у меня и в самом деле ощутимо подрос. Даже с поправкой на зимнюю одежду, уже было видно, что я в положении. Пятый месяц, как-никак.

Ладно… зачем с ним ссориться, зря обижать… возьму. Только, конечно, даже под дулом пистолета — не дождётся!

— Вы верите в чудо, Римма Анатольевна? — вдруг спросил у меня мой бывший начальник. — В волшебство?

Он положил руки на парапет, смотрел на реку и одновременно за реку странным расфокусированным взглядом. Не могу объяснить! Но кто видел человека, который так смотрит, тот поймёт, о чём я. Другие слова тут подобрать сложно.

— Верю, — внезапно призналась я.

Сама не знаю, что меня дёрнуло за язык. Но как не верить в волшебство, если сама стала его жертвой? Как не поверить в чудо после того, как зачала ребёнка от бога?

— Это хорошо, — одобрил Лаврентий Павлович.

Хоть убей, не могла я его в мыслях назвать правильно. Привыкла видеть в нём тирана, ассоциировала с тираном, называла как тирана. Люди — рабы своих привычек; посей привычку — пожнёшь характер. Скажи, к чему ты привык…

— Возьмите, — он протянул мне вдруг… карандаш.

Обыкновенный простой карандаш, деревянный, зелёный сверху, но — с остро очинённым кончиком. И со стирательной резиночкой на конце. Такие в «Буквоеде» пачками продаются, по двадцать один рубль за штуку. Лаврентий наш свет Павлович издевается надо мной, что ли?

— Берите, берите, — усмехнулся он уголком рта. — Это не простой карандаш, а волшебный. Вы ведь верите в волшебство, Римма Анатольевна, сами только что в этом признались. Вот и берите. Пока даю.

Я протянула руку и взяла карандаш. Должно быть, на моём лице всё было написано, потому что бывший начальник засмеялся, легко, по-детски, как ребёнок. Мне так и послышалось далёкое эхо из детства: «Обвели мы дурачка на четыре кулачка, на пятое стуло — да чтоб тебя раздуло!»

— А теперь загляните в визитку. Смелее, она вас не съест! А то выкинете ещё в урну, так и не прочитав… Локти потом сами себе сгрызёте по полные плечи.

Я медленно перевернула плотный прямоугольник визитки. Там, благородным зелёным шрифтом по белому полю было выведено всего два слова: «Всеслав Ярополк». И одиннадцатизначный телефонный номер.

— Надумаете, позвоните, — сказал надо мной весёлый голос бывшего начальника.

— В-вы… вы что… вы — тот, кому имя в нарды…

Он отвесил поклон, на старинный манер прижав ладонь к сердцу.

— А… а… — у меня закончились слова!

— Так было надо, — посуровел он. — Но мне понравилось, как вы держались, Римма Анатольевна. Хотя, конечно, было бы лучше, если бы всё-таки выпили тот кофе. Не обижайтесь. Вам теперь придётся очень и очень непросто.

Он попрощался со мной движением ладони и начал уходить.

— Погодите! — крикнула я вслед. — Подождите же!

— Не сейчас, — он обернулся на миг, развёл руками. — Ещё не сегодня.

Ещё шаг, и он исчез в толпе, я кинулась было следом, но, конечно же, его и след простыл. Кто бы сомневался-то!

Меня толкнули в спину, обругали дурой, отожравшей себе пузо и задницу, потому что я застряла на пешеходном переходе и мешала пройти. Я не отреагировала. Визитка белела девственной чистотой — ни имени, ни телефона. Как же так-то! Снова толкнули, уже другие. Тогда я отмерла и отошла обратно, к постаменту со следом от снаряда. Текст на визитку не вернулся. Ни имя, ни телефон. Теперь это был бесполезный клочок бумаги. Даже слёзы выступили от досады.

Знала бы, постаралась бы запомнить. Или хотя бы перерисовать. Я посмотрела на карандаш в своей руке. Волшебный? Запомним.

Домой вернулась поздно, Оля уже звонила мне целых два раза. Оба раза я заверяла её, что со мной всё хорошо…

Дома ждали тепло и свежезаваренный чай. Оля приготовила в духовке картошку под майонезом. Поджаренный сыр приятно хрустел на языке: я проголодалась за день, и поняла это только теперь.

— Не уходи так далеко и так надолго, Римус, — попросила вдруг Оля. — Я за тебя беспокоюсь…

Меня вдруг прокололо острой иголочкой вины. Сестра ведь и вправду беспокоится. Ждала меня, приготовила ужин…

— Прости, — сказала я. — Больше не буду… Но, представляешь, кого я встретила!

— Кого же?

— Бывшего начальника.

— Где?

— На мосту через Фонтанку. На Невском…

— Мир тесен, а город тем более, — пожала плечами Оля. — Но случайности иногда бывают неслучайными.

— Ты о чём? — насторожилась я, не донеся ложку до рта.

— Лаврентий Петрович звонил мне, — пожала Оля плечами. — Интересовался, как ты и где ты.

Меня облило холодным ужасом. Я-то уже знала, кто такой наш Берия и что он такое. Что ему от Ольги-то понадобилось?!

— Успокойся, тебе нельзя нервничать, — посоветовала сестра.

— Что он тебе говорил?

— Ничего, — чуть удивленно ответила она. — Просто спросил, где ты, я ответила — гуляешь где-то в городе. Он твой номер потерял, я дала.

— Он мне не звонил, — призналась я. — Просто подошёл… у моста. Я коней рисовала, вот, — я выложила свой блокнот из сумочки на стол. — Поздоровался.

— Позвал обратно на работу? И как, пойдёшь?

Я замотала головой:

— Нет, и не проси, ну его. Сначала я рожу. Потом год посижу с младенцем. Потом — буду уже думать.

— Ты здорово рисуешь, — сказала Оля, меняя тему. — Не думала организовать свою собственную выставку?

— Глупости, — отмахнулась я. — Кому оно нужно. Я понимаю, — мягко сказала я, — рисунки — это хорошо, но ими сыт не будешь. Я не собираюсь отказываться от профессии. Постараюсь поддерживать форму по возможности, буду работать удалённо… а потом, как лялька подрастёт, займусь вопросом серьёзнее. Запасы проесть не проблема. Проблема — запасти снова.

— Рада, что ты трезво смотришь на мир, — кивнула Оля. — А то я начала уже за тебя бояться. Зачем ребёнку блаженная мама, сутками пропадающая в городе?

— Низачем, — согласилась я. — Оль… не волнуйся. Со мной всё хорошо?

— Точно?

— Ага. А к Лаврентию Павловичу не пойду ни за что!

— Петровичу!

— Павловичу! Он — тиран!

Что тиран, я даже не сомневалась. Магия портит людей. Способности, всевластие, всемогущие. Проиграл же ему мой Похоронов в нарды! Что там за нарды были, хотелось бы узнать. Наверняка, не простые, с подвохом, может быть, с чем-то отменно пакостным, способным доставить проблемы даже бессмертному!

Но где-то в глубине моей души жила тревожная, и вместе с тем радостная мысль, что, может быть, Лаврентий Павлович — Всеслав, чёрт бы его забрал! — расскажет о моём положении Похоронову. И тот явится… не сможет не явиться! Ведь это его дитя живёт во мне! Не может же он отнестись равнодушно.

Но дни шли за днями, недели бежали за неделями, Похоронов не появлялся, а в Город пришла весна.