Снежных полей саламандры (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна. Страница 19

За пару дней вокруг Ане образовался вакуум. Существование с Танеевой в одном пространстве сделалось невыносимым. А главное, утешиться было не с кем: Игорь снова ушёл на задание, как он объяснил, и вернуться должен был лишь через десять суток, не раньше… Жёваной резиной потянулись тоскливые дни вперемешку с тоскливыми вечерами, заполненные осенним дождём, бестеневой погодой и отравленной рабочей атмосферой.

На операциях Баранников неизменно брал себе в ассистенты Танееву. Всё ясно, угрюмо думала Ане, мучаясь профессиональной ревностью и банальной завистью к бывшей подруге, он — за неё. По-другому и быть не могло. А что им всем надо? Чтобы она, Ане Ламель, отказалась от любимого? В угоду им? Сейчас! Разбежалась!

… Она стояла у окна в своём кабинете, Танеева, как всегда, ушла при её появлении. Стояла у окна, смотрела в тёмное, наполненное мокрым снегом небо; снежинки падали крупными хлопьями на прибольничный парк и там таяли, не долетая до земли.

Уйду отсюда, подумала Ане вдруг как о решённом. Сказала вслух:

— Уйду!

Прозрачное стекло отзеркалило её лицо, наполнив взгляд бесконечной чёрной усталостью.

Невозможно нормально работать в таком адовом напряжении. Нервы — не стальные канаты, рано или поздно порвутся с треском. Дрогнет рука. И человек, имеющий все шансы на спасение, умрёт. И будут говорить вслед, оглядываясь через плечо, вон, это она, с имплантами. Зарезала пациента. Имплантация — зло.

Упёртые, невежественные, дремучие бараны! Горные. Со сплошной костью вместо мозгов.

А куда идти? Уходить было страшно. Девять лет отдано, со старших классов специализированной школы, практически вся сознательная жизнь… И вот так всё разрушить, уйти… куда? В неизвестность. Ещё, кстати, непонятно, какие рекомендации даст Баранников. То есть, очень даже понятно, какие!

Дом встретил пустотой. Оказывается, привыкла к Игорю, как к сильнодействующему наркотику, и без него просто ломало. Без его рук, его голоса, жара его паранормы, горячего шёпота в ухо: «Давай, убей меня нежно… снова…» По коже шли мурашки, всё казалось, будто Игорь где-то рядом, за спиной, и вот сейчас обнимет… прямо сейчас…

Но никто не обнимал. И к горлу подкатывал ком, перехватывая дыхание. Когда, ну когда же он приедет… А вдруг его там убьют?!

Мелодия вызова от домашнего терминала прозвенела в ватной тишине как набатный колокол. Ане узнала муыку — Игорь‼! Чуть не убилась, пока бежала в переговорный уголок, экран разворачивался медленно, хотелось подтолкнуть его, знать бы только, чем.

Игорь улыбался, говорил что-то, а она вбирала в себя его голос, пила взглядом его лицо, улыбалась в ответ его улыбку.

— Соскучилась, соскучилась! — говорила Ане, едва не влипая в экран. — Когда вернёшься? Скоро?

— Нет, не скоро, — отвечал он. — Задержусь… а насколько, сам не знаю. Про это только бог, то есть капитан, знает. Мы на базе «Минас» сейчас и, похоже, застряли здесь надолго…

— Ууууу…

Рядом с ним, пусть даже на экране, чувствовала себя девочкой, впервые открывшей для себя такое солнце, как любимый мужчина. Хотелось дурачиться, смеяться, прыгать от счастья. Лишь бы не понял, что у неё неприятности, ему переживаний из-за неё сейчас не хватало. Человек на боевом задании, отвлечётся в мыслях на проблемы любимой, и — пропустит выстрел. Удар. Атаку. Воображение рисовало страшные вещи, «мирумирники» были кем угодно, только не цветущими кактусами. Именно сейчас, во время короткого разговора с Игорем, Ане вдруг особенно остро за него испугалась. А вот убьют его… нет, нет, нет, не надо! — и что тогда? Жизнь потеряет все свои краски. Сердце сожмётся и не захочет больше разжиматься. Небо рухнет. Не надо!

— Что с тобой? — встревожено спросил Игорь, заметив острую складочку на переносице у Ане.

— Ничего…

— Ну-ка, рассказывай!

— Да… нечего рассказывать…

— С начальством цапаешься, — понял Игорь. — Неприятный тип. Вот вернусь, я ему…

— Не надо! — быстро сказала Ане, хотя перед внутренним взглядом мелькнули окрашенные злобным удовлетворением кадры, в которых Игорь навешивал ненавистному Баранникову шикарные фонари под оба глаза.

— Думаешь?

— Конечно. Кулаки — это не аргумент.

— Ещё какой аргумент! — не согласился Игорь. — Кулаки плюс контрольный в голову убеждают раз и навсегда. С гарантией!

Что ты с ним сделаешь! Профдеформация налицо.

— А у вас бывает такое? — спрашивала Ане. — Когда человек — отличный профессионал, но сам по себе, как личность, пакость?

— У нас проще, — отвечал Игорь. — У нас можно ведь и в морду дать.

— Начальству? — изумилась Ане. — В морду!

— Ане, душа моя, есть вещи, которых нельзя спускать никому, будь он хоть сам адмирал, Президент Федерации или дьявол с рогами.

Душа моя. На глаза слёзы навернулись, так Игорь выговорил эти два простых слова. «Я — его душа», — думала Ане, украдкой стирая предательски проступившую влагу. — «Надо же. Кто бы мог подумать… И именно про этого мужчину Танеева будет шлёпать языком, что он — нелюдь, поправший образ человеческий посредством генной модификации, и потому подлежит немедленной фильтрации. Что она понимает? Что она вообще может понять?»

Вспоминалось, как с Леной дружили, еще со школы. Как практику проходили, как пришли вдвоём по распределению к доктору Альтову. Весёлая же девчонка была, задорная. Была. Переменилась она сильно. Как будто в ней что-то надломилось после того погрома. А может быть, надломилось раньше? Год назад, два… три…

Когда распределяли квоту на обучение и счастливый билет достался Ане как лучшему врачу отделения. Ане вспоминала косой взгляд Лены, и понимала, что зря не придала ему значения тогда. И ведь подруга всё равно получила путёвку! Которую сама же и запорола. Из-за Баранникова? Но ведь Баранников не мог запретить ей ехать никак. Всё было согласовано ещё при Сергее Евгеньевиче Альтове. Задолго до погрома. А она, Ане? Папа войну на поражение начал, и то проиграл, потому что дочь проявила упорство. Так это же близкий человек, ближе некуда, отец. С близкими ссориться последнее дело, вполне можно дрогнуть в такой войне, уступить, задавить мечту ради семьи, потому что выбор здесь стоит — между предательством и предательством. Либо себя предаёшь, либо родного человека, и неизвестно, что хуже. А кто заведующий отделением для Танеевой? Никто. Так, начальство.

Непонятно, ничего непонятно!

После утреннего обхода задержалась в общем холле отделения. Там был установлен большой экран, и по нему как раз транслировали какую-то передачу о событиях в Ярсеневске. Ане остановилась послушать. Ведущий, захлёбываясь, рассказывал о трагедии, и о том, что привело к трагедии, а корнем всех зол назвал федеральные базы. Показывались отрывки пламенной речи полевого командира «мирумирников» под позывным «Реликт». «Реликт» хорошо был известен общественности, он являл собою, можно сказать, знамя всех фанатиков. Обретающихся на северо-западе Первого континента. Часто вещал от имени всего сообщества «Миру — мир», и даже лицо своё не прятал, как многие его собратья по фанатизму. А что терять человеку, которого заочно приговорили к публичной смертной казни через повешенье?

Вывод ведущего передачи был однозначен: пока базы стоят у наших городов, города Ласточки — под угрозой. И надо выгнать вон с планеты федеральную армию, она, совершенно очевидно, не способна защитить народ от взрывов и смертей, и только наоборот, лишь провоцирует взрывы и смерти, раздражая «мирумирников» своим присутствием. Кроме того, сами федеральные военные нередко преступают закон, пользуясь своей силой и безнаказанностью. В доказательство, — Ане вздрогнула, даже глаза протёрла, отказываясь им верить, — привели кадры атаки Игоря на мерзавца, открывшего стрельбу в кафе на веранде. Про стрельбу, впрочем, не сказано было ни слова. А вот про то, что бедного невиновного человека ни за что ни про что убили ударом пылающего кулака и, уже мёртвого, облыжно обвинили во всех преступлениях, совершенных «мирумирниками» с конца прошлого столетия…