Нулевой портал (СИ) - Ракшина Наталья. Страница 40

«Ты обалдела? О чем думаешь?!»

— Ерунда. — И вдруг в хрипловатом голосе послышались смешливые нотки: — Слезы на футболке — это гораздо приятнее, чем если бы я был вороной, греющей лапки в мокрых опилках! Нашатырь нашел на кухне, в шкафчике. Так что, все-таки, случилось? Дурной сон или что-то более серьезное?

— Увы, более.

Настя рассказала все — про шарканье тапочек, свое пробуждение и странную двойственную бабу Лиду на кухне. Про вопросы — тоже, умолчав только о самом последнем, который не успела задать. Она уже подозревала, что знает истинный ответ, а ответ этот пугал своей простотой.

— Я никого не видел, когда выскочил из комнаты. — Задумчиво произнес Игорь. — Вы были одна, но как будто отбивались от кого-то перед тем, как упасть… Хлопанье крыльев… Да, странный звук вполне мог быть таким хлопаньем. Птицу тоже не видел. Успел разве что вас подхватить, пока не ударились. Лидия Михайловна — если это была она, конечно, — не может расстаться с мыслью о тетрадях. Я думаю, дело было так: после вашего крика и вызова полиции она поняла, что дело нечисто, а тайны прошлого, видимо, вот-вот дадут о себе знать. Может быть, она уже уловила в вас нечто, что чувствует и Лозинский. Она дождалась, пока мы уедем на родник, пошла искать тот самый конверт, не нашла. Не знаю, видела ли она пятно на зеркале и как расценила, если видела. А вот тетради некстати попались ей под руку и, скорее всего, соседка вообще ранее не знала об их существовании. Иначе зачем жутко нервничать и переживать так, чтобы довести себя до инсульта? Евгения Викторовна сделала какие-то записи и сохранила их, а баба Лида в один миг решила, что в вашем доме им не место. Действия не совсем последовательны, но… я могу объяснить это потерей присутствия духа.

Настя согласилась:

— Моя квартирантка знает, в чем дело, и свежее вмешательство бабы Лиды ее не обрадовало. Впервые она…

— … выступила против вас самой. — Подхватил мужчина невысказанную фразу. — Ложитесь спать, Настя. До утра еще есть время, а потом будет суетный день.

К выражению заботы на его лице и беспокойству в светло-карих глазах примешивалось что-то еще, заставлявшее Морозову приятно вздрагивать и вспоминать мимолетный запах мужских духов и слезы, пропитавшие ткань футболки.

Недаром сказано: утро вечера мудренее. Утром прячутся по углам ночные кошмары, а выгнать оттуда их не трудно — надо всего-то включить свет, сладко потянуться, поставить на кухне чайник. Другой вариант — распахнуть шторы на окнах, чтобы в комнату хлынул солнечный свет, но такой номер не прокатит в Сургуте в восемь утра девятнадцатого декабря, поскольку солнце встанет только после девяти часов. Ну, а заход солнышка состоится ближе к трем дня…

Настя спала крепко, не просыпаясь до самого звонка будильника. Она встала, первым делом проверила границу пятна на зеркале (да, пятно опять увеличилось, но что делать?!), сменила пижаму на спортивный костюм и вышла из спальни. Некоторая разбитость присутствовала, но девушка чувствовала себя достаточно бодрой. Судя по отдаленному шуму воды, ночной гость принимал душ. Судя по легкому запаху мужского пота, еще не окончательно выветрившемуся из гостиной, несмотря на раскрытую форточку, перед этим Игорь весьма активно занимался утренней зарядкой. Доктор Морозова упрекнула себя за то, что не сделала хотя бы растяжку, но… лень так лень. Спишем на ночную вылазку эквы. Лучше уж завтрак приготовим, может, и не совсем полезный, но сытный. Гульназ бы похлопала с одобрением, она Настины салатики и мюсли считает неприемлемым оскорблением организму с утра.

— Вот выйдешь замуж, — поучала Гульназ, — раз салатик с утра — съест, два — съест… На третий раз муж пойдет искать ту, у которой вместо салатика на завтрак пироги с мясом! А салатики сама ешь!

Яичница с колбасой, румяный батон из тостера с толстым слоем малинового джема, ароматный черный чай — не из пакетиков, ни в коем случае, и не в новомодном френч-прессе, а так, как обычно делает мама: ополоснула фарфоровый чайник кипятком, заварила, слила первую заварку, а после заварила уже окончательно!

— С добрым утром. — Игорь был одет в джинсы и толстовку, и только влажные русые волосы выдавали, что он только что вышел из душа. — Уступаю вам ванную комнату.

— Садитесь завтракать, я быстро!

— Подожду вас, Настя. Все равно мне нужно сделать пару звонков. Кстати, утро сегодня морозное, и на день прогноз прохладный, что-то около минус двадцати. Не забыли, что едем на Каменный Мыс? У меня-то в машине есть лыжные штаны и унты, я сейчас схожу за ними, а у вас?

— У меня комбинезон и спортивные ботинки. Теплые. — Сказала Настя и убежала в ванную.

В зеркало она смотрела долго и с вызовом: ну, покажись, где ты?! Никакой реакции. Закончив умываться и воинственно напудрив нос, доктор Морозова показала собственному отражению язык и отправилась завтракать.

Для очистки совести она быстро перебрала кучу рваных останков тетрадей, отложила в сторону несколько наиболее крупных фрагментов. Какие-то слова можно разобрать: «стойбище», «последняя из рода», «регресс личности», «не верю», «ужас»… Вот и одна дата нашлась: «17.03.75».

— Настя, оставьте. — Игорь помогал убирать со стола посуду, а затем аккуратно сгреб кучу бумажных клочков в пакет. — Я уже порылся ночью. Даты в записях — с семьдесят четвертого по семьдесят шестой, позднее не нашел, но не факт, что их нет. Будем искать истину другими способами.

А минут через сорок темно-серый «Ярис» уже миновал поселок Барсово, стоящий на том самом месте древних поселений, о коем упомянул Лозинский, — урочище Барсова гора, — и подъезжал к мосту через реку Обь, который обязательно фигурирует в спорах сургутянина и хантымансийца о превосходстве одного города над другим. И когда сургутянин настаивает, что с моста открывается величественный вид во все стороны, это не преувеличение и не словесный штамп, а истинная правда!

В декабре Обь в районе моста прочно скована льдами, но нынешняя зима не настолько холодна, чтобы не оставить пару-тройку гигантских промоин там, где течение реки особенно сильное. Сейчас стремительно холодало, и над полыньями клубился легкий пар. Если температура опустится ниже тридцати, лед встанет и над полыньями тоже.

Рассвело, и, если обернуться назад, то по левую руку уже хорошо будет виден Сургут — как на ладони. Город не так уж и мал, но пусть вас не смущают размеры — стоит он фактически на острове реки Оби.

— Вы были на Каменном Мысе?

— Ни разу. Знаю, что комплекс открылся в начале «нулевых», но я тогда перебралась в Тюмень вместе с родителями. На горных лыжах в жизни не стояла, как и на сноуборде. А вы, Игорь?

Если и заметил куратор простенькую хитрость своей подопечной, то виду не подал, прямо ответив:

— Два раза.

— Так вы местный? — сразу перешла в атаку Настя, особо не рассчитывающая на откровенность.

— Не совсем, но сюда приезжать доводилось.

— По работе? — не желала сдаваться Морозова.

После секундной паузы Игорь все же ответил:

— Здесь когда-то жил друг, переехавший на «пээмже» вскоре после школы. — Затем мужчина немного помолчал и добавил следующее: — Лозинский рассказывал, как тут оказался?

— Да!

— Он не один такой. Я тоже вошел в свой портал в другом месте, в Тюмени. А вышел здесь. Там, где самое болезненное место и, наверное, самое нужное.

С этими словами куратор включил радио, давая понять, что расспросам пора положить конец. Видимо, чтобы смягчить действие, дал пояснения спутнице:

— Прямо ехать нам не нужно, это дорога на Нефтеюганск. Впереди будет стела «Нефтеюганский район», проедем ее, первый же поворот налево — и до Каменного Мыса не так уж далеко, меньше сорока километров. А если бы существовал прямой путь из Сургута — думаю, в общей сложности это было бы километров двенадцать.

По обе стороны дороги участки леса чередовались с открытыми пространствами — наверное, болотами, которых так много в здешних местах. Кроме хвойных пород деревьев попадались целые рощицы тонких нежных березок и высоких осин. Наверняка осенью эта дорога безумно красива — в желтизне берез и в багрянце осин… С любопытством Настя то и дело примечала странные холмики, к которым, кажется, по снегу вели даже цепочки следов. Вершинки некоторых холмиков были темными.