Нулевой портал (СИ) - Ракшина Наталья. Страница 42
— Не хочешь стать другим с прежней памятью?! — резко спросила Настя, вспомнив фразу Лозинского.
Мужчина медленно покачал головой:
— Не смогу.
Закипала внутри злость — на холодную змейку, на него, — своя собственная злость, никак не связанная с сутью голубоглазой эквы. Настя выдернула свои руки из рук куратора, сердито размазывая по лицу мгновенно замерзающие слезы:
— Я хочу знать, что ты такого сделал!
Рекламная пауза на радио кончилась. Рокочущее эхо из громкоговорителей донесло музыку, а следом — и слова. И с первых же строк куплета Настя увидела, как на лицо Игоря Нефедова набежала тень.
«Не успели слезы высохнуть в глазах ее,
Он вернулся, стали строить планы на житье-бытье.
Он старался жить как надо,
Перестать рубить с плеча…»
Прим. авт.: Песня группы «Чайф», «Точка», слова и музыка В. Шахрина.
— Если я все равно забуду — так какая разница, можно и сказать!
На каток забежала стайка хохочущих детей.
«Вроде бы поставил точку…»
Игорь наклонился и поднял свою шапочку. Затем распрямился и посмотрел прямо в голубые глаза. Настя поняла — сейчас он сделает свой шаг по скользкому льду, и этот шаг дастся гораздо тяжелее, чем попытка встать на коньки после многолетнего перерыва.
«Точка снова стала горяча…»
ГЛАВА 16.
Заблудившаяся душа
Эхо продолжало играть c музыкой из колонок на столбе, которая как будто даже стала громче:
«Просыпаясь оттого, что снова снится бой,
В сотый раз он его опять закрыл собой…»
— Я тоже просыпаюсь снова и снова. Несколько лет. Потому что раздумывал доли секунды перед тем, как закрыть друга. — Говорил куратор, глядя Насте прямо в глаза. — Того, кто был другом с самого раннего детства. Того, кто не побоялся в одиночку вытащить меня из крошащегося под ногами месива льда и воды, когда мы, два малолетних дурака, сунулись в начале весны на реку… А раздумывал я потому, что накануне узнал от него самого — моя жена собирается уйти к нему после возвращения… оттуда, где мы с ним сейчас находились оба.
Очевидно, на радиостанции произошел какой-то сбой программы, и песня про точку зазвучала второй раз подряд. Игорь тряхнул головой и нахмурился, как будто звуки, льющиеся из динамиков на столбе, несли за собой не только память, но и физическую боль.
— Им двоим хватило нескольких встреч здесь, в Сургуте, куда мы часто приезжали в гости из Тюмени… Говорят, что школьная любовь — глупости, но этих встреч действительно оказалось достаточно, чтобы оживить ту самую школьную любовь. Наш полудетский любовный треугольник распался, когда друг перебрался в Сургут, а я… был рядом с ней, и это сыграло решающую роль в выборе. Мы поженились, как только я отучился на втором курсе. Но все годы семейного счастья оказались иллюзией.
«Из Тюмени!» Морозова силилась вспомнить, какие вузы в Тюмени готовят военных специалистов… Вроде один точно есть… Кто такой Игорь? Профессиональный военный или же просто «солдат удачи» — тот, кто следует за метками горячих точек на картах?.. Насте было совершенно неважно. Он — тот, кто находится рядом меньше недели, нарушает законы физики, жарит картошку и безошибочно находит в обувной тумбочке отцовские тапочки. Почему-то этих составляющих характеристики было вполне достаточно для того, чтобы просто стоять рядом с ним и думать, что так может быть всегда.
Прим. авт.: возможно, говоря о военном вузе, героиня имела в виду Тюменское высшее военно-инженерное командное училище имени маршала инженерных войск А.И.Прошлякова (ТВВИКУ).
— … эти доли секунды давали мне подлую надежду — он будет убит и все станет как раньше. А любимая женщина останется со мной.
«Человек слаб! — послышался внутри сознания голос голубоглазой эквы. — Все вы слабы и нелепы, когда дело касается чувств… А потом он допустил еще худшую слабость, когда опомнился и кричал: «Назад!» так, что раз и навсегда сорвал голосовые связки…»
— …сорвал голос и попытался сделать то, что должен был сделать с самого начала для того, кто был мне другом, несмотря ни на что. Закрыть. Мне казалось, что я даже успел, когда почувствовал удар в голову и падал на землю в полной уверенности, что пуля досталась мне самому. Мне казалось, что я все успел, но напрасно. В госпитале сказали, что я родился в рубашке. Ничего я не успел, Настя.
«Наша память бьет наотмашь,
Обжигает, как хмельной глоток,
Так уж вышло — не прожить нам против совести с тобой, браток…»
Морозова догадывалась, что это не финал истории. Только мысленно шикнула на голубоглазую тварь, которую, похоже, рассказ куратора просто-напросто рассмешил. «Смертные… все вы одинаковы!»
Хрипловатый голос между тем продолжал:
— Я вернулся через полгода, пытаясь вести себя как ни в чем не бывало — она ведь ничего мне не говорила, ни разу даже не заикалась об уходе к другому. Но как будто поняла все — сразу, с первого обмена взглядами. Мы уже не смогли оставаться рядом. После ближайшей ссоры, разгоревшейся на пустом месте, я… высказал все, что было на душе, собрал вещи и переехал к своей матери. В тот же вечер… она вышла на обочину объездной дороги в Тюмени, чтобы шагнуть под грузовик, несущийся на максимально возможной скорости.
Ветер стих, и музыка теперь звучала без раскатистого эха, совсем другая — про то, что на белом свете есть место, где всегда мороз, как будто новая веселая песня хотела загладить и спрятать то, что выдернула из памяти предыдущая.
«Разобралась со своей жизнью, кому сделала хуже? Хороша женщина, которая жила с одним, потому что удачно подвернулся под руку, а сама хотела уйти к другому!» — хмыкнула холодная змейка, и Настя на сей раз была с нею вполне согласна, но вслух сказала другое:
— Мне кажется, что за грех самоубийства каждый отвечает сам.
— Его не должно было случиться, а у меня имелось достаточно времени, чтобы его предотвратить. — Жестко ответил Игорь. — Мне не нужно было распускать язык во время ссоры.
— Доли секунды?..
— Да. Хватило бы, я не сомневаюсь. Две жизни — больше, чем одна, и осознание этого сводило с ума до тех пор, пока мне не позвонили из «Жизненного долга» — где-то через месяц после похорон. Так я и стал пропавшим без вести, работая здесь. Или… все это иллюзия моего мозга, а сам я до сих пор лежу в нейротравме, так и не придя в сознание после ранения, кто знает? Я наводил справки в Тюмени — с моей матерью все в порядке, родители моей покойной жены уехали к младшему сыну в Тобольск, там есть внуки, хоть как-то заполняющие пустоту утраты. Родители моего друга здесь, и в социальной службе я работаю совершенно не зря. У его отца инвалидность первой группы, моя помощь совершенно не лишняя.
— Он… узнает тебя, как друга детства своего сына?
— Нет, Настя. Никто из общих знакомых в этом или любом другом городе не узнает меня. Я для них не существую.
Настя даже не могла представить, насколько такая жизнь может быть невыносимой. Проступок? А каждый ли корил бы себя за него так, как это делает Нефедов день за днем?
— Не знаю, как будет происходить возвращение к прежней жизни, но оно хотя бы мне обещано. — Продолжал куратор. — На факсе стоит метка: «Последнее дело», и я готов вывернуться наизнанку, чтобы оно завершилось успешно. Я хочу увидеть свою мать, начисто забыв причину, по которой меня сейчас нет рядом.
— Но ведь речь не идет о… кажется, втором портале, который «Непоправимое зло»?
— Не идет. Но раз мне сразу предложили стать куратором, значит, расплатиться по-иному не выйдет уже никогда.
Насколько оправданы муки совести? Игорь уверен, что оправданы, и поступивший из «Жизненного долга» звонок, вроде бы, это подтверждает. В итоге сейчас Игорь Нефедов занимается тем, что помогает «разруливать» долги других людей. Возвращает надежду на то, что причиненный вред еще можно поправить. Для него портал — вовсе не «волшебный пендель», а та самая возможность обновления. Прижизненный шанс что-то изменить? Об этом ли рассуждал Лозинский?