Нулевой портал (СИ) - Ракшина Наталья. Страница 43
А если… Настю вдруг обдало холодом от жуткого предположения: если последнее дело завершится тем, что куратор войдет в портал под названием «Муся» снова, а выйдет… выйдет-то в ту самую долю секунды, когда хотел закрыть собой, и вожделенная возможность будет ему дана?! Но тогда Игоря не станет — там, в тот миг, когда он получит то, что хотел!
Нет. Этого не может быть. Что, если все его полтора года работы в «Жизненном долге» вели к какому-то перелому в сознании? К пониманию, что нужно научиться жить заново?!
Настя аккуратно забрала из рук Игоря черную шапочку и надела ее на голову мужчины, укрывая волосы и ту самую полоску седины, которая не дает стать другим с прежней памятью.
— Холодно, хватит так стоять. — Проговорила девушка, всей душой чувствуя, что последнее ее предположение гораздо ближе к истине, чем все предыдущие размышления о самой сути порталов. — Еще одно… Желание вернуться к прежней жизни и все забыть — единственная причина, по которой мое дело должно завершиться успешно?..
— Нет. — Прозвучало короткое тихое слово перед тем, как губы Игоря осторожно и нежно коснулись губ Насти.
— «А че это вы тут делаете, а?!» — пронесся над катком ехидный вопрос, заданный знакомым баритоном, сейчас цитирующим всенародно любимый черно-белый фильм о пионерском детстве. — «Кино-то давно уже кончилось!»
Лозинский стоял за снежным бордюром и тряс металлическую сетку, усиленно привлекая к себе внимание. У него, к счастью, хватило ума приодеться по погоде: сменить фетровую шляпу на мохнатую шапку-ушанку, а шею укутать толстым серым шарфом, как попало намотанным поверх воротника летной куртки.
«Вот над кем надо оформлять опеку!» — невольно подумала Морозова, глядя на потомка (если верить нулевому порталу) загадочной исторической личности. Потомок жизнерадостно пугал детишек. Они как раз прекратили нарезать круги по катку и подъехали поближе к взрослому дядьке, который с потрясающим актерским мастерством имитировал, как пытался лизнуть сетку-рабицу на морозе, а язык-то примерз!
Вид гримасничающего Лозинского рассмешил даже Настиного куратора.
— Если ты думал, что я шарахнусь в сторону после всего услышанного, то сильно ошибся. — Прошептала Морозова.
— Настя, я…
Профессор-ковбой закончил пантомиму примерзшего и, подпрыгивая, замахал рукой:
— По-моему, ханты тут уже! Около чума «Бураны» стоят и оленей я тоже видел!
Прим. авт.: «Буран» — серия российских универсальных двухгусеничных снегоходов.
Не исключено, что Игорь хотел ответить что-то в духе: «Сам ты олень», но только вздохнул:
— Нам пора.
Жаль. Потому что девушка хотела бы в доступных и деликатных выражениях донести свою версию — почему Лозинский относится к порталам по-другому, почему важно принять себя таким, как есть, не прибегая к забвению… Но для такого разговора нужно не пять и не десять минут, а, наверное, многие часы.
В пункте проката было тепло и даже жарко — обогреватели старались на совесть. Закончив переобуваться, неожиданно для себя Морозова задала вопрос, выскочивший откуда-то из подсознания:
— Игорь… Лозинский говорил про другого куратора. Девушку, которая вроде бы прокляла своего приятеля. Куда она потом пропала? Ты про нее знаешь?
Мужчина покачал головой.
— Нет. Лозинский в ОМВО гораздо дольше, чем я.
Рядом с большим чумом, крытым ярким сине-зеленым материалом и заметным издалека, было очень людно. Суета около снегоходов и еще больше — около упряжки с двумя северными оленями. Настя хотя бы знала, как называются сани, которые тянут ездовые животные — нарты. Дети вместе с родителями толпились и ахали, восхищенно рассматривая пушистых серо-белых красавцев-оленей, их бархатные носы, длинные рога, богатую разноцветную упряжь, украшенную медными кольцами, ленточками и колокольчиками. Из бархатных носов с дыханием выходил теплый пар, животные спокойно давали себя погладить, а уж для того, чтобы сфотографироваться с олешками, выстроилась целая очередь!
Около упряжки стояли, похоже, хозяева: мужчина лет сорока (или несколько старше) и мальчик-подросток, оба в ярко-синих, с узорами по рукавам и подолу, малицах, меховых оленьих кисах. На обоих со всех сторон так и сыпались вопросы:
— А сколько у вас оленей?
— Примета плохая, точно нельзя говорить. — Подмигнул хант. — У нас не шибко много. Это в Березовском районе просторы ого-го, а тут, в Сургутском, болота кругом. Разведу больше оленей — что им кушать, корма не хватит. Чем больше стадо — тем больше хлопот в мае-июне, когда телятся.
— А кормите чем?
— Ягель копают из-под снега, ягоды, травы какие, сами знают, где что. Но и рыбу сухую перетертую даем, без этого никак нельзя. Олень друг, член семьи, его баловать надо, как дитя, вкусненького давать!
— А с какой скоростью они бегают?!
— Ездовые олени и семьдесят «кэмэ» в час пойдут. Зимой легче бежать по снегу, больше трех не запрягаем. Летом по траве тяжело нарты тащить, и по шесть бывает в упряжке.
Прим. авт.: если читатель думает, что гонки на упряжках — сугубо мужская забава, то это далеко не так. Снаряжать нарты, перевозить груз, разбирать упряжку, уметь сладить с ездовыми оленями — все это входит и в программу женского зачета на конкурсе профессионального мастерства среди оленеводов. Ежегодный Кубок губернатора Югры проводится в Ханты-Мансийске. Некоторые конкурсантки добираются до места соревнований со своими оленями больше суток: по «зимнику» и трассе, при этом оленей приходится вести в специальных фурах. Борьба разворачивается не только в гонке на оленьих упряжках, но и в индивидуальной гонке на охотничьих лыжах.
— А вот эта палка у вас в руках длинная…
— … хорей. — С важностью ответил подросток, дождавшись едва заметного разрешающего кивка мужчины. — Четыре метра длиной, а когда и пять. Повод в правой руке держишь, хорей — в левой. На конце шарик костяной, смотрите… Управлять оленями, чум ставить — и там, и там хорей нужен.
Попутно выяснилось, что с комфортом ехать на нартах непросто — амортизаторов никаких нет, трясет так, что неопытный седок вылетит на «раз-два», что от стойбища до стойбища на «Буране» ехать порой пару часов, а на оленях в два раза больше, что олени с неба пришли, это великий дар богов, у оленя душа есть, без оленя ханту не выжить. И тут же пошли в ход страшные и загадочные рассказы про то, как непросто было добраться сюда, даже в знакомые и хорошо известные места:
— Да как будто не пускает кто! Тяжело нарты бегут, как будто сидит кто лишний, давит, ехать мешает. Вонт утат или еще кто, комполен. Может, быстро ехали, напугали его, рассердили… А может, кто из хозяев рядом ходит — вдруг сама Калтась-эква, у нее охранников много, в лесу вот — комполен…
Прим. авт.: согласно поверьям ханты, вонт-утат или вонт-юнк, лесные духи, обитают всюду — в лесах, около рек, по берегам водоемов и внутри них, и далеко не всегда благожелательно расположены по отношению к человеку. Прямыми именами духов лучше не называть, а упоминать иносказательно, чтобы не рассердились и не навредили. Комполен — «лесной человек» (хант.)
Пацан лет десяти с планшетом в руках закончил съемку оленьей морды и подверг сомнению слова оленевода:
— Так, может, снег изменился от похолодания, нам в школе рассказывали про такое! Вот полозья и не ехали!
— Снег… Не в снеге дело!
Тут же последовал второй рассказ, таинственно-жуткий, рассчитанный на то, чтобы сладко-страшно стало слушателям. Жаль, не ночью у костра, тогда бы впечатление было совсем другим…
— Есть в здешних местах озеро, заплывшее бездонной трясиной… Островок на озере, торфяной — ветер рвет его берега, очертания меняет, так, что место сразу не узнать. Капище Великой Матери было на острове, открывалось немногим. Место запретное, в тридцатых годах чекистов тут убили, что капище искали, путь к идолу, которого запрещала почитать советская власть нашим предкам…
Холодная змейка шевельнулась, проявляя заинтересованность. Видимо, с ее непосредственной молчаливой подачи Настя поняла, что дело было вовсе не тут, а где-то дальше, в верховьях реки под названием Казым.