Водный мир (СИ) - Райот Людмила. Страница 20

— А где твоё…?

Он смущается и не может закончить фразу, еще больше смущая меня. Ёба-боба, вот почему не сделать вид, что ничего особенного не происходит?! Деликатно промолчать и перестать глазеть на меня.

— Его нет, — отрезаю я. Уж лучше прослыть последней потаскушкой, чем надеть под подобное платье нижнее белье.

Идти в нем — чистой воды безумие. Глупая прихоть, каприз и ничего больше. Разве мало того, что я буду на празднике? И, может, поэтому мне так хочется это сделать. Выкинуть что-то сумасшедшее. С каждой секундой, проведенной в синем платье, я влюбляюсь в него все больше.

Через открытые ставни долетает теплый ветер, в переулке сгущается тьма. Издалека доносятся многочисленные голоса, складывающиеся в нестройный вибрирующий гул. К ним присоединяются барабаны. Со сквозняком внутрь жилища долетают дух приключений, свободы и чего-то смутно знакомого, сладкого и манящего… Того, чему я пока не могу дать определения.

— Ты не боишься местных? — спрашивает он.

Я не отвечаю. Знаю — он все поймет без слов. Моя маскировка под местных женщин, внешность, прическа уже не имеют значения. "Я должно быть на площади сегодня" — душу наполняет уверенность, понятная, как прямое указание, присланное то ли подсознанием, то ли самой Вселенной… Да и есть ли разница? Сегодня мое подсознание — и есть Вселенная.

— Встречный вопрос: а ты не боишься, что я призову на головы местных тысячу и одно несчастье?

Никель ухмыляется и берет меня под руку.

— Будь, что будет. Их уже не спасти…

Я смеюсь, и мой смех заглушает его следующую фразу.

— Как и меня, — еле слышно бормочет он себе под нос.

1) Как утверждают моряки, корабли, суда и прочие управляемые человеком конструкции «ходят» по морю, а не «плавают».

2) В некоторых уголках Сопредельных миров, как и сотни лет назад, концентрические круги наносят обычными чернилами. Сейчас татуировки иных скорее дань традиции, чем необходимость, а вот в древности с помощью них люди помечали свою сопричастность к тайне Объединенной Вселенной и параллельных миров.

9. Последний подарок Тимериуса

Я молчу всю дорогу от дома. Не могу собрать мысли в кучу и оторвать взгляд от неба. Спотыкаюсь и торможу, Никелю приходится почти волочить меня за руку. Он стоически терпит мою неуклюжесть и дает вдоволь насмотреться, снисходительно ухмыляясь. Сам-то уже видал это зрелище, и не раз.

Сегодня ночная облачность обходит остров стороной. Тучи громоздятся на горизонте, не решаясь подойти ближе и скрыть людей от наступающего космоса. И космос, словно желая отыграться за все пропущенные часы простоя, обрушивает на наши головы килотонны ослепительной красоты.

Планета Атлантис находится в невыносимо живописном (и оттого радиоактивно опасном) районе галактики. Близость крупного звездного скопления, окрашивающего добрую треть неба в розовато-зеленоватый цвет, оттеняется черными клубами газовых облаков, застывших гротескными изваяниями. Россыпи далеких солнц бьют навылет прямо в сердце, взывая сотнями вопросов, пробуждая странные желания. Живот скручивает в сладком спазме ожидания.

Кажется, я оставлю на этом острове нечто большее, чем просто здоровье — я оставлю здесь частицу души. Мне никогда не забыть этот вечер, никогда не забыть это небо.

Стоит нам приблизиться к центру острова, как в мир звезд врывается громкий шум толпы, звуки музыки и смех. Кругом горят костры, чадят факелы, воткнутые в высокие держатели. Обстановка на празднике немного напоминает утреннее сборище: много людей и мало свободного места. Вот только сейчас ночь, и недостаток света становится нашим союзником. Я могу рассматривать островитян и надеяться, что им не до меня.

А местные-то похорошели! Празднуя удачную сделку, не пожалели обновок, надели все самое лучшее. При взгляде на женщин мое волнение из-за собственного непотребного вида проходит. Тим не зря притащил мне именно это платье: похоже, сегодня в программе феерия оголенных участков тела или что-то в этом роде. Не удивлюсь, если ближе к концу устроят конкурс на самый развратный наряд и выберут Королеву стриптиза.

Мои собственные разрезы на фоне творящегося беспредела блекнут, и Ник начинает все больше внимания уделять откровенным фасонам атлантиек. Я не отстаю от него и в открытую пялюсь на подтянутые фигуры атлантов, дружно снявших все выше пояса.

— Улыбайся, — говорит он, когда мы пробираемся через скопление людей к праздничному действу, и я улыбаюсь. Мне хорошо.

Дырявое платье и коса сыграли свою магическую роль: взглядов со стороны местных поуменьшилось, и они стали куда благосклоннее. Сама мысль о том, что что-то может пойти не так, кажется кощунственной.

— Ты ведь соврал про излучение, да? — не переставая улыбаться, цежу я сквозь сомкнутые зубы. — Просто не хотел, чтобы я шла в его платье.

— А вот и нет. Ты будешь наказана за опрометчивое решение, поверь мне. Болезненней всего на облучение отреагирует кишечник. Сначала начнутся проблемы с жкт — тошнота, вздутие, запоры. Затем…

— Довольно, я поняла, — перебиваю его и отхожу в сторону, не желая слушать подробности собственной будущей немочи. Мое избавление от забот уже спешит навстречу, сверкая белоснежной улыбкой и освещая темный вечер не хуже факела. Тимериус успел избавиться от безрукавки, и теперь наравне с другими атлантами красуется обнаженным прессом. Жду, что он похвалит меня за выбор синего платья и отвесит тонну комплиментов, но он придирчиво осматривает меня с головы до ног.

— Неплохо, но кое-чего не хватает, — выдает он после детальной проверки моего вида.

Лезет в карман брюк и достает маленькую блестящую вещицу. Я вижу пару высушенных плавников фиори, сцепленных между собой по типу бабочки. Один — розовый, отливающий синим, другой — ярко-желтый. С обратной стороны приделана тонкая шпилька.

— Я…

— Это подарок, — атлант поднимает руки и вставляет красивое, сияющее украшение мне в волосы.

— А теперь пойдем. Сейчас начнется все самое интересное.

Он тащит меня за руку ближе к центру площади, где оставили небольшое свободное пространство. Прямо посередине горит жаровня, желтые языки пламени взвиваются вверх и почти затмевают свет звезд. Вокруг прямо на земле расположились музыканты — все те же полуодетые атланты. Мужчины держат в руках инструменты, некоторые их них представляют собой разновидности барабанов, другие непохожи ни на что, виденное мной прежде.

Внезапно музыка обрывается, в воздухе повисает гулкая тишина.

— А что начнется-то? — шепчу я Тимериусу. Мне некстати вспоминается упоминание Никеля о возможных жертвоприношениях.

— Гереро будет говорить с людьми, — из уст хамелеона это звучит так почтительно, что я не решаюсь шутить и уточнять причину значимости сего события. Достаточно и того, что наконец увижу таинственного правителя, держащего в страхе целый остров.

В дальних рядах напротив возникает волнение. Меняясь местами, сдвигаясь и утрамбовываясь, атланты образуют коридор, ведущий к одному из домов. На потускневшей облицовке здания выделяется огромный глаз, намалеванный дешевой краской. «Просто, но со вкусом», сказала бы я об этом художестве днем. Но в свете костров кажется, что взгляд единственного ока проникает в самую душу, а зрачок, зияющий черной дырой, напоминает провал в потусторонний мир.

Дверь дома открывается, и на пороге, под аккомпанемент из дружных вздохов, возникает высокая фигура. К ней тут же бросаются двое молодых атлантов, берут гереро под руки и помогают ему сделать первый шаг. Сначала эта услужливость отдает раболепием, и лишь спустя минуты благоговейного молчания, сопутствующего передвижению процессии по живому коридору, я понимаю — гереро прожил на свете достаточно долго, чтобы заслужить подобное обхождение. Он не просто стар, а невероятно, поразительно древен.

Меня ввела в заблуждение его стать: несмотря на возраст, пожилой атлант держится прямо и идет сам, опираясь на длинноволосых парней.

Чем ближе он подходит к центру площади, тем явственней я ощущаю в нем иного. Вовсе не старость заставляет его периодически клониться к земле и еле переставлять ноги — его тянет вниз мудрость, накопленная атлантами за тысячи лет существования. Его сила грандиозна, но вызывает совсем другие эмоции, нежели сила других знакомых мне чтецов: не страх и не растерянность перед лицом чужой могущественности. Она не нависает над головой тяжелым клинком, а расправляется широким, надежным крылом, позволяя спрятаться и укрыться в спасительной тени.