Красная книга (СИ) - Нинсон Ингвар. Страница 50

— Я бы постаралась запудрить врагу мозги. Тем более что от Великана такого не ждут. Это у меня солдаты такие тупые, что разрешили тебе бухать? Или такие медленные, что не успели остановить?

Нинсон не ответил на вопрос. 

— Отлично. Теперь ты, девонька, иди вместе с Великаном, промойте ему желудок. Если колдун хотел отравиться к Матери Драконов, то ничего у него выйдет. 

— А если просто хотел опьянеть? — спросил Ингвар.

— Тоже ничего не выйдет, — усмехнулась Бёльверк.

Черноглазая вывела Ингвара, прихватив кувшин воды. Бёльверк хотела пойти с ней и проконтролировать процесс. Но вид рассыпанных по полу самоцветов уже не позволил ей покинуть шатёр. Она ничего не трогала руками. Крикнула людей. Пусть сначала колдунья проверит всё на предмет ловушек. Разбросанные по шатру драгоценные диэмы больше походили на ловушку, чем на удачу.

Пока черноглазая вела Ингвара на край лагеря, он осматривал произошедшие перемены. Работали налётчики споро. Прошло только десять минут. А ни одного мёртвого тела уже не было видно. Разбросанных стрел тоже не осталось. Никто не стонал и не просил помощи или милости, как то обычно бывает после сражения.

Маленький очаг походной кухни превратился в пылающий костёр. Налётчики деловито сносили к огню походные сундуки Жуков, койки из большой платки, постельное бельё, глиняную посуду, несвежие продукты. 

Для Красных Волков любой предмет представлял собой нечто вроде устрицы. Был ненужной раковиной на пути к лакомству. Всё, что считалось раковинами, вскрывалось и разламывалось на части, на случай сокрытых тайников. Потом сжигалось на костре. 

Содержимое же разгребалось по нескольким кучам в зависимости от ценности и габаритов. Дубовый и резной шкафы стояли с открытыми дверцами и уже подверглись разграблению. Сверкающий чёрным лаком шкаф не трогали. Видимо, не решались портить вещь, не получив одобрения командира. 

А ключ-то от этого шкафа всё ещё где-то у Эшера. Где сам Эшер? 

Можно ли расценивать закрытый шкаф, как знак того, что старикан унёс ноги? 

И хорошо ли это? Подозрительно удачно он испарился за минуту до бойни.

— Давай тут и устроимся.

Ингвар огляделся. Они вышли на опушку, огороженную телегами с добром Нинсона. Приметил расстояние от близлежащих деревьев, чтобы потом отыскать место. 

Жуки сделали здесь небольшое поле для игры в Рутгер. Обтесать два кола, да воткнуть их по разные стороны — дело не хитрое. Специально готовить землю не нужно. Ямы и колдобины допускались правилами. Под одной из телег до сих пор было свалено в кучу потешное оружие. Шесты, деревянные мечи, длинная трёхсоставная цепь, собачий череп.

— Ты прикрыл Грани. Теперь думаешь, что я тебе что-то должна?

— Нет. Теперь я попрошу, не унижать сверх всякой меры человека, который и так всё потерял.

— Ты потерял не всё.

— Да ну? — напрягся Ингвар, подозревая, что хитрая черноглазая девка заметила трюк с рубинами и подыграла Нинсону, чтобы забрать их себе.

— Да, это легко проверить.

— И как же?

— Спроси себя, Великан. Ты жив? Если нет, то ты прав. Ты уже всё потерял и ничего больше не сможешь исправить и нажить. А если ещё жив, то не всё потеряно.

— А, ты в этом смысле. Глубоко. Мактуб, да. Все на респе будем. Всё в таком духе. Правильные слова конечно. Но как-то не отзывается.

— Не отзывается?

— Да, как-то по-прежнему кажется, что я всё пропахтал. 

— Убить тебя? Ты соврал для Грани, я совру для тебя. Скажу, что ты на меня бросился, и пришлось тебя запороть. Так как?

— Нет-нет. Я подумал, ты права. В том смысле, что я ещё ого-го. Ещё задам жару. Может, всё же оставим всё как есть? Суди сама. Если в бутылке обычное вино? То можно с чистой совестью дать мне быть чутка хмельным. А если там яд? На закате твой милый Грани будет уже холодным. Разве ты не хотела бы, чтобы я тоже умер? Не лучше ли и меня оставить отравленным, ведь Бёльверк явно не позволит тебе отомстить...

За последнее время Ингвар привык общаться исключительно со своим воображением. Что с Тульпой. Что с Лоа. В отличие от них, созданных по подобию болтуна-сказочника, реальные люди не так уж любили говорить много слов.

Черноглазая не была исключением:

— Складно. Но приказ я всё же выполню.

Сказочнику стало обидно. Всё так логично, всё верно, а никакого эффекта.

Ингвар решился на колдовство:

— Винж!

Он ещё раз оглянулся. За этим шкафом, как за ширмой, их никто не видел. 

— Что, прости?

Ингвар взмахнул рукой и нарисовал в воздухе руну. Чуть подтолкнул образ Сейда к черноглазой воительнице. Нинсон ожидал, что руна будет в цветах Четвёртой Лоа — жёлтой или золотой. Но Винж, нарисованная Ингваром в воздухе, походила на гладкий металлический слиток, переливающийся всеми цветами побежалости. 

— Винж! Винж! Винж!

Кроме Ингвара и Уголька руну никто не видел. 

Кот зачаровано смотрел янтарными глазами на возникшее в воздухе радужное колдовство.

— Я сделаю тебе больно, если не прекратишь.

Когда рядом не было Тульпы, ничего не получалось.

— Всё-всё. Понял. 

— Я серьёзно. Кровью ссать будешь, если ещё раз взмахнёшь вот так. Винж, клять!

Женщина достала нож.

— Я сейчас оянительно серьёзно говорю, ты понял?

Призрак фамильяра взорвался чёрными брызгами, и обратился в маленькую подранную крысу, принявшуюся скакать вокруг воительницы. Уголёк пытался прокусить девушке сапог. Но та даже не знала о его существовании.

Ингвару пришлось выпить два или три литра воды, сколько было в кувшине. И выпростать всё содержимое желудка живописным алым фонтаном. Нинсон надеялся, что черноглазая не пырнёт его, когда дело дойдёт до припрятанных рубинов. 

Но дело до них так и не дошло. Рубины падали в молодую траву. 

Уголёк подскакивал к ним, обнюхивал самоцветы. Трогал лапкой.

Черноглазая была совершенно не заинтересована в разглядывании содержимого чужого желудка. Даже если речь шла о пупке Лалангамены, легендарном колдуне Таро Тайрэне.

Она не была настолько брезглива, чтобы отвернуться и тем дать пленнику шанс сбежать, напасть, или хотя бы ещё раз прочертить в воздухе руну Винж. Но всё же не приглядывалась, как и чем именно фонтанирует Нинсон. 

Перстень в виде щупальца с клепсидрой-сапфирами был дороже, но так же он был больше и приметнее. Нинсон побоялся прятать его. А вот печатку удалось снять, и спрятать во рту, во время очередного засовывания пальцев в рот. 

Крохотные рубины, запачканные остатками похлёбки и коркой слизи, были незаметны в траве. 

Тридцать три рубина в винноцветных травах. Какая жизнь, такой и блог.

Пока, до поры, следовало забыть о них, не думать. Ещё настанет время вспомнить о них. Ведь, собственно, в этом и смысл записанных диэмов. 

Помнить.

<  36 Добрые Полминуты 38 Сложный выбор >

 38 Сложный выбор 38

Сложный выбор

Ингвара перевели в просторную палатку Жуков.

Вчера он заглядывал сюда, посмотреть, как расквартированы его люди. Рассчитывал обнаружить заправленные койки и идеальную чистоту. А застал узлы с тряпьём, мешки с какой-то крупой, баулы с одеялами и одеждой. Проход перегораживал чурбак с досками для Башни Фирболга и валялись пустые тыквы-горлянки из-под сидра. Было ощущение, что здесь живут не воины, а десятилетние дети.

Рутерсварду он тогда ничего не сказал. 

Помнится, подумал, что важна не внешняя атрибутика муштры, а результат. 

Сейчас можно было проанализировать неутешительный результат: гвардию недоумков, разделали за пять минут. 

Казались плохими охранниками и оказались плохими охранниками.

Остовы походных кроватей с сундуками в изножье у каждой. Земляной пол, покрытый соломой из распоротых тюфяков. Росчерк кровавых брызг на стене — след сильного косого удара. Вот всё, что осталось. Остальное вымели начисто.

Ингвара избавили от украшений и поясных кошелей. Уложили на живот и спеленали шёлковым шнуром. Ноги притянули к рукам, заломленным за спину. Глаза закрыли плотной повязкой, неприятно расплющившей нос. В рот вставили кляп, который чуть не затолкал перстень прямо в горло.