Красная книга (СИ) - Нинсон Ингвар. Страница 80

— Ну, что скажешь, Великан Нинсон? Ты всё ещё сомневаешься в том, что мы с тобой пьём мудрость из одного источника?

— Может быть. Но я пью несколько ниже по течению.

Ветвь чуть не засмеялся. Хотя он и сдержался, было видно, что это стоило ему определённых усилий, а улыбка раскроила его рябое от ржавых рун лицо, как трещинки дробят рассохшуюся маску.

— Короче, это примерно так. Есть мешок, в котором сто белых фасолинок. И одна красная. Твоя задача её вытащить. Если ты управляешь оргоном, то ты добываешь Сейд. Добыв Сейд, ты бросаешь руну. Бросив руну, ты так же надеешься на удачу, так же надеешься на интуицию, так же надеешься на судьбу.

— Но? — прервал Ингвар.

Он был уже по горло сыт этими пустопорожними переливами бессмысленных словес, типичными для персонажей, рождённых его воображением. Они все говорили, как Тульпа.

— Но? — переспросил Хорн. — Но если ты бросил Соул, то ты тянешь красную фасолинку из девяноста девяти белых.

— Так вроде большой разницы нет.

— Что ты под дурака-то косишь? Если бы тебе предложили тянуть красную фасолинку из мешка, где сто белых или где девяносто девять белых, ты бы выбрал из какого вытягивать?

— Я бы выбрал девяносто девять.

— А говоришь, нет разницы...

— Я говорю, что большой разницы нет. Стоит из-за этого учиться колдовству?

— Из-за этого никто не учится. Учатся, потому что не могут не учиться. Или учатся потому, что им интересно. Или из-за желания получить сигнум. Вряд ли из-за мешков фасоли. Колдуний много. Одна из сотни имеет дар. Эта первая ступень. Если она может направить энергию правильно, то знакома она с Сейдом или нет, но у неё будет как бы девяносто девять фасолинок. То, что кажется тебе пренебрежимо малым, в итоге из каждодневных мельчайших удач складывается в целый поток. Как каждодневное упражнение. Десять минут. Всего десять минут. Одна двенадцатая от одной двенадцатой твоего дня. Но за счёт каждого и каждого дня, год за годом, эти десять минут приносят успех. Как каждый день поднимать новорожденного татунка. Сам не заметишь, как будешь тягать над головой огромного взрослого татунка.

Нинсон не помнил, что означало это слово. Ни на материке, ни на островах оно не использовалось. Но в прериях что-то значило. Очевидно, обозначало какого-то зверя.

Из тьмы появилась Тульпа. Она была растрёпана и весела.

Ингвар лишь считанные разы до тех пор слышал, как она смеялась в голос. Женщина размахивала ополовиненной бутылью. Вначале Ингвар подумал, что это вино. Но потом по специфическому горькому запаху опознал красный туйон — крепкую ядовитую настойку, которую в малых дозах принимали, чтобы подстегнуть воображение и поймать видения. Обычно мистически-эротическо-бессодержательные. Эликсир фей. Судя по тому, что он плескался, как обычное вино, это был разбавленный вариант.

— Чуть не пропустила ваших посиделок у костра.

В другой руке позвякивала бусинками чёрная курительная трубка драконьей кости.

— Аха-ха, Ингвар, непробиваемый ты Великаша, ну как же ты не понимаешь-то, а? Каждый Лоа это своя частичка Сейда. Своё состояние ума для написанной главы. И неважно, какая это глава. Писят там седьмая, или шисятая! Не-ва-жно! Мой гроб ещё шумит в лесу! Игн... Гагн... Игагн... Ингвар! Мой. Гроб. Клять! Ещё! Шумит! В лесу!

Хорн немного подвинулся. Похлопал по утоптанной земле рядом с собой.

— Иди сюда, хорошая ты наша. Присаживайся. Послушай тоже, да? Послушаешь меня? Может быть, отдашь мне...

Первый Лоа потянулся к бутылке.

— Даже гроб, клять, шумит! Не трогай меня, конский янь!

Хорн ненадолго остановился, но потом решительно ухватился за бутылку:

— Отдай!

— Нет, это ты послушай! Великан вас всех ща порвёт, ясно?

Глаза Хорна застыли в недоброй готовности.

Ветвь отодвинул миски, которыми занимался. Неторопливо вытер о ляжки перепачканные в золе и жиру руки. Потом быстро поднялся и попытался выйти из шатра, проскочив мимо Тульпы. Но женщина преградила ему дорогу. Она дотронулась до костяного амулета на шее. Её пальцы ещё не коснулись птичьей головы, а Ветвь так отшатнулся, что чуть не потерял набедренную повязку. Тульпа всунула ему в руки потухшую трубку.

— Великаша, надо почувствовать оргон, чтобы понять его. Тьфу. Надо понять оргон, чтобы почувствовать его. Нет... Как же там было. Надо добыть его! Вместе с Лоа. Хорн — Охотник. Он именно что добывает свой Сейд. Находит его. Дэя — Мать. Она рождает его. Рождает оргон, понимаешь?

Тульпа звонко похлопала себя по широкому кожаному поясу.

— Выращивает. Воспитывает. Луг куёт Сейд. Вытёсывает его из оргона. Навван его слушает и поёт. Кинк пожирает и выпивает Сейд. Доля его покупает и продаёт. Ной его ловит и заготавливает. А Макош наливает и готовит. Инг читает оргон и пишет Сейд. Ишта любит его. Желает его. Желает, понимаешь?

Тульпа с силой потёрла кожаный пояс. Рука оставляла мокрые разводы, искрящиеся в пламени костерка.

— Сурт поджигает и прожигает Сейд. А Шахор молчит и помнит о нём. Все по-разному. Но все суть одно. Они черпают из разных источников. Но одну и ту же воду.

Женщина жадно присосалась к горлышку и сделала несколько больших глотков красного туйона. После этого у неё перехватило дыхание и она закашлялась.

— Нет, кажется, перепутала. Из одного источника, но разную воду. Разная вода? Нет, совсем глупо звучит. Наверное, всё же первый вариант...

Ингвар не запомнил ни единого слова. Он во все глаза смотрел на Тульпу. Он ещё не видел её такой. Она была в своих всегдашних шнурованных сапожках, в короткой кожаной юбке и полосатых штанах, под более просторным платьем. Её одежды пахли каркаде. И этот, для кого другого едва различимый аромат для Нинсона превратился в навязчивую бордовую нить.

Каркаде не перебивал другие запахи, но пересекал их пунктиром, даже теряясь в них, он не пропадал, а сшивал их, как не пропадает ушедшая под ткань нить. Каркаде пронизывал и дым костра, и копчёный запах мяса, и промокшую от пота рубашку Тульпы. Но рукава её рубахи и ворот были пропитанными горьким ядом туйона.

Женщина рьяно жестикулировала.

С рук летели сладкие красные капли.

Это немного настораживало Первого Лоа. Но Хорн старался не подавать вида. Только улыбался в бороду. О чём-то тихо переговаривался со своим прислужником Ветвью.

Хотя Нинсон прекрасно видел, что за этой ухмылкой Великий Охотник прячет тревогу. Сам всегда старался поступать так же, если был встревожен. А ещё Хорн боялся.

То ли Тульпу.

То ли за Тульпу.

Но его отношение к женщине было густо замешано на страхе.

И сейчас, когда Хорн отвлёкся, Ингвар мог хорошо различить этот страх.

Часть 3

Причина Добряка

Ингвар вглядывался в лицо куклы.

От прикосновений она вздрагивала. Бесстрастно, инстинктивно, как вздрагивает безголовая змея, если ткнуть в неё факелом. Нинсон не знал, сможет ли это искорёженное тело хоть когда-нибудь отзываться иначе.

В компании этой девочки было не то чтобы неправильно, а просто странно тосковать о придуманной Тульпе или переживать из-за искалеченного правого плеча. Или же переживать из-за каких-то ещё мелочей.

В самом же деле, мелочей — стоило только сравнить.

Не учи судьбу плохому. Вот уж воистину.

Кукла сидела без одежды с самого утра, и было очевидно, что ей холодно. Но замёрзшая девочка не делала хоть малейшей попытки укрыться шкурами, которые валялись прямо перед ней, стоило только протянуть руку.

— Привет. Меня зовут Ингвар.

На тонкий подход было мало времени.

Соберись! Найди силы на одну улыбку. На одну. Дальше пойдёт легче.

— Как меня зовут?

— Инг-вар.

Это и было первое слово, что она произнесла. Дырочки от иглы над губами стали кровить. Нинсон увидел обломки жёлтых зубов и понял, что девочка не ответит на улыбку, но надо было продолжать.

— А тебя?

— Грязь, — уверенно произнесла она.