Бывший муж (СИ) - Шайлина Ирина. Страница 24



Глава 14. Ярослав

Я поневоле сравнивал двух своих женщин, бывшую и нынешнюю. Понимал, что они разные совсем, но отвязаться от этого сравнения никак не мог.

— Я теперь неполноценная, — упрямо твердила Дашка.

Словно у нее не матку отрезали, борясь с кровотечением и возможными осложнениями, а отняли обе ноги. Я ей сочувствовал, но не понимал ее.

А Янка удивительно быстро взяла себя в руки — словно и не было той истерики. Переезд в онкологию прошел так гладко, словно она его спланировала, по пунктам. И чужие сочувствующие взгляды переносила высоко вздернув подбородок.

— Я умру, да? — спросил Илья.

Она ему все рассказала. Если честно, я против был, как по мне семилетку можно лечить не посвящая, но со мной Яна не посоветовалась.

— Вот глупости, — фыркнула Яна. — Тебе еще в старости таскать мне стаканы с водой, так что давай, выбрасывай из головы всякое.

Илья успокоенный кивнул. Янка поговорила с врачами, поговорила с сыном, объяснила ему, как будет проходить лечение. Сначала требовалась химиотерапия — какое страшное слово, потом пересадка костного мозга. А сначала нужно было найти донора.

— Слав? — позвала Даша.

Я не мог выбросить из головы Илью и Яну даже во время коротких свиданий с женой. Сравнивал, блядь. И злился на Дашу. Она не могла найти в себе сил стремиться к выздоровлению. Даже ради дочери — я приносил сюда Катюшку два раза, с позволения врача.

— Видите мужчину? — спросил меня доктор.

Указал на одного из пациентов, лихо ковыляющего по коридору на костылях. Я кивнул.

— Авария, два месяца назад. По кускам собирали его, буквально, и даже не загадывали выживет ли. А он вон с медсестрами уже флиртует. А все почему?

— Почему? — послушно спросил я.

— Потому что домой хочет. А ваша Дарья ничего не хочет. Ей бы немного желания.

Как заставить Дашу желать выздороветь я не знал. Она боялась подниматься с постели. После комы и долгого постельного режима ее мышцы ослабли, но без тренировок они в норму и не придут. Она ревела во время массажей. Жаловалась на то, что задыхается, а врач уверял меня, что это только психосоматика. Я даже психолога хорошего нашел, но Дашка не хотела с ним контактировать.

— Мне плохо, — сказала она.

В данный момент она сидела на краю постели, спустив вниз тонкие, сильно похудевшие ноги, которые буквально тонули в пушистых тапочках. Я пытался уговорить ее просто пройти немного по палате.

— Кате плохо, — сказал я. — Сейчас она дома, с чужой теткой.

— Не дави на меня! — воскликнула Даша.

Я психанул. Хотелось на нее заорать, но сдержался. Кулаки сжал, досчитал мысленно до десяти. Вышел, но выходя все же хлопнул дверью так, что кусок штукатурки отвалился, а коридору завибрировало эхо. Пусть ревет. Может, хоть обида станет стимулом.

Спустился, закурил. Химиотерапию Илье еще не начали — подбирали препараты. Поиск возможного донора костного мозга велся в России и за рубежом, по всем возможным базам, но дело осложнялось редкой группой крови. Я — не подошел, хотя очень на это надеялся.

Хотелось подняться к Илье, пока он один был, во время лечения с ним постоянно будут Яна и нанятая медсестра — по очереди, но темнело уже. Наша няня была на редкость принципиальна, опыт и многочисленные великолепные рекомендации давали ей неплохую страховку при любом раскладе и она твердо стояла на своем. В восемь вечера она уходит. Несколько моих опозданий штрафовались, а при систематических нарушениях графика она обещала уволиться.

— У меня есть своя личная жизнь, — заявила эта, пожилая уже женщина. — Я не живу вашим ребенком.

Я уже один раз опаздывал, а терять прекрасную, хоть и вредную няню не хотелось, поэтому поспешил домой. В машине уже посмотрел на большое серое здание, по фасаду утыканное кондиционерами — казалось, оно по кускам рвало мою жизнь. Кусочек за кусочком, пока не присвоит полностью. Я сам провел здесь несколько месяцев с раздробленным коленом, потом после аварии. Теперь — Дашка и Илья. Хорошо, что Катьку уже отвоевал.

Катя плакала. Горько, тихо, но безутешно. Няню отпускать не хотелось. Дочка, которая к месяцу жизни все же перевалила за отметку в три килограмма уже не пугала — привык. Уже и купал запросто, и менял подгузники, точно знал, сколько смеси нужно отмерить. Но когда плакала вот так, мне становилось не по себе. Она по прежнему казалась мне существом из другого мира.

— Хватит плакать, — строго велел я. — Папе надо в душ.

Катя сфокусировала на мне взгляд. Теперь она мастерски определяла источники звука и находила их взглядом. Но все же — предпочитала лампочки. Я купил ей светящийся мобиль в кроватку, и если она не ревела, могла разглядывать его целый час. Вот и сейчас включил — отвлеклась. А когда из душа вышел, она уже спала. Как говорили и Яна, и няня — хлопот с малышкой было мало. Она словно понимала, что матери у нее в данный момент нет и старалась никому не досаждать.

В первой половине ночи я проснулся от ее покряхтывания — проснулась, есть хочет, но еще не определилась, плакать или нет. Я развел смесь, пока в самом деле не разревелась, Катька поела и сразу же уснула.

Я упрямо пытался заснуть. В гостиной, где стояла кроватка, так как это просто удобно, горело сразу несколько приглушенных источников света, я ушел к себе. Начал засыпать, и услышав звонок в дверь, даже не сразу понял, явь это или сон. С тех пор, как жизнь вошла в упорядоченное русло, ночных визитов не стало вовсе. Я с трудом поднялся, поняв, что мне не снится, прошел мимо спящей Катьки, открыл дверь.

— Ответный визит, — отсалютовала Яна.

Прошла в квартиру. Я озадаченно уставился ей вслед, потом вспомнил, что после того инцидента с Ильей сам велел охране пропускать Яну без звонка мне.

— Что-то случилось? — поневоле встревожился я.

— Ну, кроме того, что мой ребенок болен, ничего, — пожала плечами она. Сбросила пальто, заглянула на кухню, и уже оттуда резюмировала: — Я уже давно поняла, что твоей жены здесь нет. Только умоляю, не рассказывай ничего, своих проблем выше крыши.

Я кивнул, потом понял, что она меня не видит, прошел на кухню. Янка обнаружила запасы алкоголя, и сейчас пыталась открыть бутылку вина, но пробка из натурального материала крошилась, отказывалась покидать горлышко.

— Отдай.

Я забрал штопор и бутылку, открыл, налил по бокалам. Я только сейчас понял, что Яна, не сказать, что пьяна, но и явно не трезва.

— Да, — с вызовом ответила Яна. — А ты думал, я железная?

— Признаться, я и правда начал так считать.

— Если бы, — протянула она.

Взяла у меня бокал и прошла в гостиную. Я нашел Яну у кроватки дочери. Она стояла и задумчиво ее разглядывала. Лампочек было порядком, но все они тусклые, выражения лица гостьи угадать не получалось.

— Живая, — сказала Яна. — Здоровая.

— Да, — согласился я, не зная, как реагировать на эти слова.

Янка залпом допила вино, поставила бокал в сторону, потом вовсе над малышкой склонилась, словно желая увидеть все, до каждой полупрозрачной реснички.

— Не подумай, я не желаю ей зла. Просто поймала себя на том, что завидую родителям, чьи дети здоровы. Даже о вселенской несправедливости начала размышлять, и вот на этом этапе поняла, что мне необходимо напиться.

Я тоже пригубил вино, сухое, с кислинкой. Когда-то я выбирал коллекцию вин с такой же тщательностью, с какой пытался спланировать и свою жизнь, а теперь не могу вспомнить не то, что год урожая — название.

Янка оторвалась от разглядывания ребенка, вернулась на кухню. Я следом — интересно, зачем вообще пришла? Явно не потому, что соскучилась. Она же наполнила свой бокал. Причем не так, как в ресторанах, а почти по края. Выпила до дна.

— Что ты делаешь? — поинтересовался я.

— Напиваюсь, — пожала плечами Яна.

Налила еще бокал, в бутылке осталась хорошо, если треть.

— Зачем?

— Для храбрости. Видишь ли, на самом деле я отчаянная трусиха. Просто, хорошо законсперированная. Папино воспитание, знаешь ли. Елагины не прогибаются. Не просят помощи. Сильные. И дальше, куча такой же возвышенной чепухи.