Одна беременность на двоих (СИ) - Горышина Ольга. Страница 100

Я никогда не могла научиться рисовать на коленях, несмотря на наши постоянные пленеры в университете: доска постоянно давила в живот, особенно, когда я приподнимала её, чтобы работать в верхней части листа. Но сегодня мне было настолько больно ощущать кожей край доски, что я даже поморщилась и уставилась на свой спрятанный под свитером живот. Я умудрилась запачкать его пастельной стружкой аж в двух местах. Да и ваза моя выходила какой-то вытянутой и недостаточно пузатой. В душе бессознательно начала подниматься гремучая смесь злости и обиды за бесцельно потраченный час. В руке в тот момент я держала шкурку для затирки и с ожесточением кинула её на середину листа, чтобы, прижав ладонью, размашистым движением смазать слои, превратив набросок в коричневатое месиво.

Меня больше не мутило. Свежий воздух сделал своё дело, но настроение стало ещё паршивее. С поджатой губой я взглянула на Аманду, которая из-за выдающегося вперёд живота, работала на вытянутых руках. Поставленная почти вертикально доска касалась её коленок, а голова клонилась на правое плечо — как можно было вообще держать тело в подобной позе! Аманда то и дело вскидывала глаза на вазу и водила по листу пастельным карандашом. Я смотрела на её сосредоточенное лицо, и сейчас в профиль, с перетянутой шеей едва заметный второй подбородок прорисовался достаточно чётко. Так странно было видеть её припухшее лицо над относительно худыми плечами, видимых даже в свободной спортивной кофте. Спина её, вечно ровная, словно у балерины, сейчас свернулась колесом, и складки толстой ткани на груди легли прямо на гармошку живота, превратив кофту в бесформенный шарик, который не до конца накачали воздухом. В моей руке всё ещё была ткань для затирки, я скатала трубочкой её кончик и принялась в чистом углу листа выводить драпировку кофты Аманды, надеясь успокоиться, но в итоге швырнула тряпку в сторону и машинально приложила руку к собственному животу, оставив на свитере ещё одно жуткое пятно. Только вдруг мне показалось, что живот надулся, хотя как это было возможно на таком маленьком сроке…

— Ты почему испортила вазу?

Я чуть не подскочила со скамьи, так бесшумно подошла ко мне Аманда. Её доска осталась лежать на противоположной скамейке, и даже отсюда я видела чёткий классический рисунок.

— Она не получилась.

Я не лгала, у меня действительно не получилось, только я совсем не была уверена, что причиной неудачи послужил мой токсикоз, а не отсутствие таланта.

— Может статуи порисуем? Ну хотя бы быстрые наброски…

Разве я могла отказать Аманде, зная её любовь к обнажённому телу, да и совершенно не хотелось возвращаться домой, где мне могло стать намного хуже. Только Аманда решила сначала перекусить, выбрав скамейку напротив статуи, запечатлевшей объятия обнажённой парочки. Я тупо смотрела на белый запылённый мрамор и глотала одну за одной пластины сушёных водорослей, наслаждаясь их солёным вкусом.

— Ты обратила внимание на то, что парень совершенно не смотрит на девушку, а она вся извернулась, чтобы заглянуть ему в глаза? — вдруг спросила Аманда, отхлёбывая из банки немного воды; я кивнула, не в состоянии ответить что-то членораздельное из-за набитого рта. — Ему на неё плевать…. Мне даже кажется, он готов соскочить с пьедестала и удрать. У него совершенно отрешённое выражение лица, а она похожа на влюблённую дуру, пытающуюся удержать того, кто ей не принадлежит… Вообще странно, что в том мужском мире, где женщина должна была лишь рожать детей, создали миф о Дионисе, влюблённом в Ариадну и ещё сохраняющим ей верность.

— Что странного-то? Хоть один нормальный мужик должен был там быть, не всем же быть Зевсом, имевшим двух официальных жён и кучу любовниц…

— Это Дионис нормальный? Ну-ну… Нормальный как раз Зевс, который характеризовал собой мужчину: ему нужна была покорность Леты и неистовство и необузданная ревность Геры. Вообще заметила, что мужчинам нужно в женщине что-то совершенно несовместимое, и потому они всегда чем-то в женщине не довольны, потому что в голове у них царит идеал, которого в жизни не существует. Но ты меня сбила с мысли. Я ведь про Диониса говорила, который в греческой культуре как раз был воплощением бисексуальности. Его называли богом деревьев, а дерево в природе олицетворяет единение мужского и женского начал, потому что оно способно самостоятельно плодоносить.

Я продолжала мирно хрустеть второй коробкой водорослей, пытаясь сообразить, как остановить излияния Аманды.

— А я слышала только о Пане, — я думала этой фразой завершить разговор, обещающий стать неприятным. — Он как раз не брезговал ни нимфами, ни пастушками, когда ему уж очень хотелось, а судя по скульптурам и фрескам, где его член всегда стоит, хотелось ему всегда.

— Причём тут секс? — вдруг зло выкрикнула Аманда, и я даже не смогла проглотить очередную солёную пластинку. — Дионис внутренне сочетал в себе мужское и женское поведение. Его ведь вырастили нимфы, наряжая в женское платье, чтобы спрятать от гнева Геры, поэтому особой мужественности в нём и не могло развиться, ведь он мужиков-то вообще не видел. Зевс хотел девочку, чтобы разделить с ней власть: типа, он будет богом мужчин, а Дионис — богом женщин… А ты знаешь, что папочка его родил сам, будто мать, потому что ревнивая Гера сделала так, чтобы беременная смертная узрела Зевса в полном его обличье и сгорела, не выдержав божественного сияния? Тогда он проглотил сердце нерождённого малыша, чтобы ребёнок рос в его животе. Вот почему маленькие дети думают, что мама глотает папиного головастика… Это Зевс виноват…

— А как он рожал? — спросила я, чтобы от разговора о бисексуальности перейти к родам.

— Ну через анус, конечно, хотя об этом ничего не сказано ни в одном мифе, везде написано, что Дионис родился из тела отца, — рассмеялась Аманда, засовывая в рот дольку яблока. — Понятно, что нормальным Дионис родиться не мог.

— Аманда, ты откуда это берёшь?

— Я читала книжку психолога из Нью-Йорка. Вообще Дионис очень крутой персонаж. Послушай, у них на Олимпе считалось, что бессмертным может быть только сын двух бессмертных, а Дионис как бы непонятно кто… С одной стороны мать у него смертная, но выносил его отец… Короче, он всю свою жизнь был изгоем, и ему приходилось доказывать, что он тоже может быть бессмертным. Ничего тебе не напоминает, а?

— Угу, — буркнула я. — Борьбу геев за свои права. Аманда, ты как всегда всё к этому сведёшь…

Я скомкала шуршащую упаковку и бросила в урну в конце скамейки.

— Да-к это ж не я придумала… Вообще-то Дионис считается основоположником феминизма. Всё же началось с того, что небо поглотило землю, то есть мужское начало победило женское. А Дионис очень чётко мстил Гере за свою мать. Она ведь покровительница семьи, а он решил сделать так, чтобы больше не было семейных женщин, которые сидят дома, прядут, ткут и детям сопли вытирают. Его менады как раз отказались от дома, детей, мужей. Он, как и желал Зевс, стал богом женщин. Считается ведь, что мужчинам приходится доказывать свою мужественность, а женщина природой своей уже доказала свою женственность, потому что даёт жизнь. И вот менады как раз приносят в жертву своё материнство ради бога, ради мужественности. Ну чем не феминистки? Но Дионис-то сволочь был на самом деле. Думаешь, он женщин любил, нет, он всё своё бессмертие доказывал, потому уничтожал все свои смертные связи. Он сжёг могилу матери, как бы повторяя действия отца, но прикрываясь тем, что желал освободить мать, разрушив могилу, словно оковы прежнего её мира, в котором она была падшей женщиной, соблазнённой Зевсом. А вот геем был его братик — Аполлон.

Аманда выдержала паузу. Я уже ничего не ела, потому смогла высказать своё удивление:

— А он-то каким местом?

— Ну…

Ох, и что за улыбка была в тот момент у Аманды. Я точно вспыхнула под её взглядом. Во всяком случае я чувствовала, что свитер стал мокрым.

— Он слишком восхищался собой, потому искал похожих на себя мужчин, но при этом спал с женщинами, потому что пытался доказать самому себе свою мужскую сущность через подчинение себе женщины. Так как он был слабаком и не мог вступать в противоборство с мужчинами, Аполлон брал женщин силой. У него с сестричкой вообще было полное психическое расстройство. Аполлон страдал от того, что был создан мужчиной, тогда как мечтал только играть на лире, а Артемида завидовала мужскому телу брата, потому пыталась доказать, что не хуже его, и бегала по лесам с луком и стрелами.