Одна беременность на двоих (СИ) - Горышина Ольга. Страница 98

Она вдруг подалась ко мне и уткнулась макушкой прямо мне в грудь, чуть ли не коснувшись губами моих коленей. Только вместо того, чтобы обнять её, я толкнула Аманду обратно, то ли испугавшись за её живот, то ли оттого, что меня вдруг вновь ударило током, словно из открытой розетки.

— Ты что! — мой голос сорвался и упал, и фразу я окончила уже почти шёпотом. — Твой живот, ты раздавишь…

— Никого я не раздавлю! — в голосе Аманды вновь звучала обида. — Так сложно обнять меня, что ли? У меня никого, никого нет… А мне сейчас так хочется тепла… Я ведь правду сказала — никого, никого у меня нет, кроме тебя, а ты… Ты вдруг стала вести себя, как чужая… И всё после этого проклятого Стива, всё после него! Что он тебе про меня наговорил? Что?!

Аманда дёрнулась назад, и я даже вскрикнула, подумав, что она сейчас свалится с дивана, но она лишь резко перекинула ноги на пол и поднялась.

— Ты смотришь на меня, как он! Никакого понимания, одно осуждение! А ещё я, я плачусь тебе, что вся моя недавняя уверенность улетучилась, и ты теперь киваешь — я тебе, дуре, говорила ещё в августе, да? Считаешь меня дурой, считаешь, что мне надо бежать к родителям Майка и просить у них денег? Скажи же, что этот козёл звонил тебе, чтобы ты со мной поговорила? Он мне каждый день звонит! Я его заблокировала на Фэйсбуке, так он меня текстовыми сообщениями закидывает. Что, вы думаете, что у меня совсем нет своей головы?! Да я лучше к матери на поклон пойду и в социальные службы, чем позволю этой семейке влиять на воспитание моего — слышишь, моего ребёнка!

Аманда уже отскочила к стене и теперь стояла, привалившись к ней спиной, поддерживая руками живот сверху и снизу.

— Не смотри так, у меня Брекстоны…

Тогда только я услышала её ровное длинное дыхание и почувствовала, как у меня самой начало сводить низ живота. Словно удар молнии, пронзила меня мысль, что я совсем забыла про свой цикл. Я попыталась вспомнить, когда у меня должны были начаться месячные, и чем дольше думала, тем сильнее виски сковывало арктическим льдом.

— Что у тебя с лицом? — вдруг слишком громко спросила Аманда, и я подпрыгнула на диване, будто меня ударили хлыстом; я даже почувствовала, как скрипнули пружины.

— Живот схватило. Месячные должны начаться со дня на день, — я выдала эти слова, хотя уже поняла, что просчиталась с месячными дня на четыре уж точно. Разум пытался докричаться до меня через плотную ледяную завесу, что никаких последствий у того жуткого секса не могло быть, но сердце бешено стучало в висках, заглушая всё, даже голос Аманды.

— Больше всего я боюсь того, что Стив пойдёт к моей матери. Он способен, и тогда… Я не знаю, что со мной будет… Ты меня слышишь?

Оказалось, она уже села на диван и смотрела на мои колени, сцепленные моими окостеневшими пальцами.

— Может, тебе таблетку дать?

На лице Аманды появилась знакомая морщинка беспокойства, которая тут же из девочки превратила её в женщину, и эта перемена мне совсем не понравилась, хотя в тот момент я не могла адекватно ни на что реагировать. Мне вдруг захотелось помолиться, чтобы завтра проснуться в мокрых от крови трусах. Я не вынесу, просто не вынесу этого ожидания.

— Ложись спать, — рука Аманды легла мне на плечо, но все моё тело закостенело настолько, что я даже не дёрнулась. — Всё равно уже поздно, а завтра… Если тебе все ещё будет так плохо, то останемся дома, и я… Я смогу тебя нарисовать, и тебе придётся улыбаться…

И она улыбнулась, тепло и спокойно, как четверть часа назад, когда рассматривала детские вещи, а вот я, я не сумела улыбнуться в ответ. Я просто повалилась на подушку, так и не убрав от подбородка коленок, и каким-то чудом уснула вот так, не раздеваясь. Уснула мгновенно, словно сработал какой-то защитный механизм, и где-то там, в подкорке, какие-то молоточки звонко выстукивали фразу Аманды: «У меня, кроме тебя, никого нет…»

Глава сорок четвертая "Пленер в греческом стиле"

Это было самое страшное утро в моей жизни. Я открыла глаза, но вместо белых шкафчиков кухни увидела мерцающих светлячков и, приподнявшись на локтях, тут же почувствовала неудержимый приступ тошноты. Словно лунатик, я сползла с дивана и зигзагом, от стенки к стенке, зажав рукой рот, сумела добежать до туалета. Из последних сил я включила в кране воду, чтобы Аманда, если вдруг проснулась, ничего не заподозрила. Желудок с вечера был пуст, потому по воде унитаза нарисовался очень живописный жёлтый круг. Горло саднило от несплюнутой желчи, но сколько бы я не пыталась выдавить из себя всё то, что стояло в горле, ничего не получалось. Рот сводило от разлившейся по языку кислоты, и под звук спускающей воды, я принялась вымывать горечь ментоловым ополаскивателем.

Из зеркала на меня смотрела совершенно белая физиономия с лопнувшим в правом глазу сосудиком. Я тяжело дышала на манер Аманды, стараясь унять тошноту, но мутить меня не переставало, хотя низ живота, к счастью, тянуло уже не так сильно, как ещё минуту назад. Хотя упоминать слово «счастье» в сложившейся ситуации было глупо.

Я опустилась, как была, в одних трусах, на ледяную плитку и пару раз ударила затылком по стене, словно это могло помочь собрать воедино разрозненные мысли, чтобы здраво оценить моё незавидное положение. Меня часто мутило в первые дни цикла, но сегодняшнее моё состояние наводило на совсем иные мысли, которые заставляли меня холодеть и чувствовать, как по внутренней стороне рук текут две тонкие струйки холодного пота. Как такое возможно, как?!

Я с трудом соскребла себя с пола и заставила пройти на кухню, где в вазе лежали зелёные яблоки. Я мужественно вгрызлась в одно из них на манер зайца, передними зубами, и тут же с несказанным облегчением ощутила горьким языком кисловатый яблочный сок. На барной стойке лежал телефон, и я принялась судорожно искать описание первых признаков беременности. Пальцы тряслись, путая буквы, и если бы не всплывшие в поисковой строке подсказки, мне никогда бы было не набрать эту эшафотную фразу. С прочтением каждой новой подсвеченной выдержки, экран всё больше мутнел от навернувшихся слёз. До сегодняшнего утра я не знала, когда происходит овуляция, бывает ли та поздней и как «резинки» дают осечку. С просторов всемирной сети на меня поднимался цунами безысходности, под напором которого я выронила телефон и привалилась к стойке, почувствовав, как у меня вновь зарябило в глазах. За что это мне, за что?!

Я старалась не заплакать, я просто не могла позволить себе слёз перед Амандой. Она ни в коем случае не должна догадаться о моём положении и о том, какое решение я приняла. Я сделаю это молча, и никто и никогда не узнает про аборт, кроме, конечно, отца, который увидит счёт от врача, но я уверена, что он точно поймёт и поддержит меня. В горле стоял ком то ли желчи, то ли слёз, то ли ужаса от сознания того, какой несправедливо жестокой я была по отношению к Аманде полгода назад. Как, как я могла сейчас позвонить Стиву и сообщить о ребёнке, когда даже в страшном сне не могла представить его в своей жизни! Только я… Я не могла представить и ребёнка… Аманда как раз послезавтра идёт на осмотр, и я пойду с ней, чтобы всё обсудить с врачом. И это закончится, закончится совсем скоро, а сейчас надо попытаться взять себя в руки, чтобы Аманда не догадалась… Уж она и минуты не станет мешкать, чтобы позвонить своему дружку…

Я принялась медленно двигаться вдоль барной стойки, чувствуя неимоверную тяжесть в ногах.

— Кейти, тебе плохо?

Я замерла, как вкопанная, и обернулась к дивану. Аманда сидела на нем, выгнувшись назад, чтобы растянуть затёкшую спину.

— У меня просто начались месячные, всё пройдёт, — солгала я, не задумавшись и на секунду, и продолжила двигаться в ванную комнату, где тут же вынула из шкафчика коробочку с тампонами и, вернувшись в комнату, демонстративно сунула её в рюкзак, почувствовав, что сердце забилось почти в самом горле, а глаза защипало от подступивших слёз.