Одна беременность на двоих (СИ) - Горышина Ольга. Страница 97

Больше всего я сейчас боялась озаботить Аманду своим молчанием, но при этом любой разговор казался прогнивше-фальшивым. Мной владело странное подростковое чувство пойманного на месте преступления воришки. Когда ты совершил проступок, о котором родители никак не могут догадаться, но тебе кажется, что они всё знают и ждут, что ты сам начнёшь неприятный разговор. И вот ты начинаешь нести всякую чушь, которая выдаёт тебя с головой. Тогда, в машине, мне казалось, что я уже почти спалилась, и достаточно ещё одного идиотского высказывания про дождь, и Аманда тут же съедет на обочину и бросит мне в лицо вопрос: «Кейти, что случилось?» А я и себе самой не могла ответить на этот вопрос, что же такое со мной вдруг случилось? Отчего я вдруг почувствовала реальную, ощутимую на физическом уровне, ревность к мёртвому парню. Нет, не нехватку внимания к своей персоне, а нечто иное…

— Кейти, ты…

Я так резко повернулась на голос Аманды, что сработала блокировка ремня безопасности, и тот до боли врезался в прикрытое лишь плотным хлопком плечо.

— Ты чего?

Я нервно пожала плечами, будто отвечая — ничего, хотя то, что в тот момент я вкладывала в слово «ничего », отказывалось в него влезать и выдавалось этим нервным потрясанием плечами.

— А я вот подумала, — начала Аманда так тихо, что мой перетянутый, словно гитарная струна, сердечный нерв почти оборвался.

— Раз завтра такая весенняя погода, давай поедем в Монтальво порисовать античные статуи?

Моё сердце звякнуло и провалилось во что-то мягкое, и я готова была завизжать от радости, что Аманда ни о чем не догадалась! Рисовать каменные обнажённые тела — да хоть от рассвета до заката! Это была великолепная возможность безболезненно убить последний день каникул, а потом начнётся сумасшествие с проектами по типографии, и на мои трясущиеся руки никто не обратит внимания. Ещё бы как-то убить эту ночь… Только ещё одну ночь без сна я не переживу, но сон рядом с Амандой вряд ли будет способен восстановить моё душевное спокойствие.

— Я хочу потренироваться на мраморном женском теле прежде, — Аманда взяла театральную паузу, и я вновь напряглась, — чем попробую вновь нарисовать тебя…

Хорошо, что Аманда смотрела на дорогу, потому что я была уверена, что в тот момент лицо моё перекосилось в сумасшедшей гримасе ужаса при одной только мысли, что мне вновь придётся перед ней раздеться. Я даже физически ощутила на себе воображаемый оценивающий взгляд Аманды, каким смотрят все художники, и тут же почувствовала шершавость чашечек своего лифчика. Взгляд мой упёрся в бутылку для воды, и хипповский знак на ней вдруг расплылся в мутную радужную лужу.

— Можно я попью?

Я еле разлепила пересохшие губы и не была уверена, что хоть какой-то звук в действительности сорвался с них, но рука Аманды протянула банку раньше, чем я сумела снять пальцы с ремня безопасности, в который вцепилась, как утопающий в соломинку. Крышка не поддавалась, и перед моими глазами вновь появилась розовая рука Аманды, и её пальцы быстро откинули крышку в сторону. Я скосила глаза, чтобы встретиться с узкими кошачьими глазами Аманды. Почему она смотрит на меня прищурено, словно смеётся, читая меня, как раскрытую книгу. Неужели плотная кофта выдаёт моё состояние?

— Надо бросить солнцезащитные очки в машину. Солнце сегодня такое яркое, аж глаза слезятся. Не находишь?

Я кивнула и вцепилась зубами в бутылку, будто прохладная вода могла стать для меня холодным душем. Быстрей бы добраться до торгового центра, быстрей… Покупки должны меня отвлечь, ведь я давно ждала, когда Аманда пожелает купить что-то для малыша.

Это действительно оказалось полнейшим сумасшествием. Мы походили на повзрослевших детей, пришедших в магазин игрушек — нам хотелось всего и сразу, ведь одежда была до безумия красивой и совершенно недорогой. Мне показалось даже, что Аманда впервые порадовалась тому, что у неё родится сын. Стеллажи с девчачьей одеждой захлёбывались розовыми пузырями и сердечками, в которых иногда проныривали горошек да кружавчики, тогда как мальчишеская одежда пестрела великолепными образцами графического искусства, в которых угадывались машины, монстры, динозавры, самолёты… Даже калифорнийских медведей не обошли дизайнеры в своих футуристических изысканиях, которые портили лишь отчего-то любимые повзрослевшими мальчишками примитивные черепа и брендовые имена с логотипами.

Весь вечер мы перебирали покупки, и я несказанно радовалась тому, что не приходилось больше высасывать из пальца темы для разговоров — оставалось только слушать Аманду. Она то и дело откладывала в сторону какую-то вещицу, чтобы потом возвратить в магазин, а затем вновь перетасовывала стопочки и к ночи уже ничего не желала возвращать. Мы стали складывать вещи обратно в пакет, как вдруг Аманда взяла зелёный комбинезон с симпатичным дракончиком и приложила к животу — пустые ножки забавно болтались в воздухе, и я впервые за этот день безотчётно и, главное, счастливо улыбнулась.

— Как он там умещается-то! — изрекла Аманда, заботливая подгибая ножки комбинезона под свой живот. — Обалдеть!

— А мне наоборот всё кажется таким маленьким, — сказала я, запуская два пальца в крохотные махровые носочки, выполненных в виде лапок собачки. — Как такие на ноги одеть!

— Знала бы ты, как эти ноги пинаются! Вот, приложи руку сюда…

О, нет… Когда я последний раз трогала её живот, когда? Я смутилась и не смогла вспомнить, словно моя напуганная память стёрла все тактильные воспоминания. Ещё вчера я злилась, что из-за моего неумения плавно водить машину меня ограничили в общении с малышом. Сегодня же не могла позволить себе прикоснуться к Аманде. Внутри всё замёрзло, словно я плюхнулась с головой в сугроб, так мне хотелось дотронуться до живота, но я стойко отказалась, и голос мой, как мне казалось, не дрогнул. Аманда же не пыталась скрыть своего удивления или даже обиды. Она поджала губу и быстро скрутила комбинезон в трубочку. И я почувствовала себя вдруг жутко виноватой, что из-за своей ночной дури испортила Аманде такой хороший вечер, ведь впервые за последние недели её лицо светилось неподдельным счастьем. Спасительная мысль, на удивление, пришла довольно быстро. Аманда даже не успела сунуть последние покупки в мешок.

— Хочешь, чтобы я подготовила для тебя бэби-шауэр? — выпалила я и заставила себе посмотреть подруге прямо в глаза, повесив на лицо подобие улыбки.

Аманда теребила картонки лейбла и ценника, которые, казалось, были в половину кофточки, а потом замерла на миг прежде, чем поднять на меня глаза, которые от неподдельного удивления стали совсем светло-голубыми.

— Серьёзно?

Я зачем-то по-дурацки пожала плечами, но тут же выпалила:

— Конечно, мне надо было сделать тебе сюрприз, но я не знаю, кого ты хочешь видеть на празднике…

Я говорила правду. Ещё в первые месяцы беременности я думала про бэби-шауэр, но была уверена, что Аманда будет устраивать его с матерью и друзьями в Рино, потому даже не заикнулась про него, а сейчас, когда поездка в Рино оказалась совсем нерадостной, я подумала, что смогу поднять ей настроение, если устрою вечеринку. К тому же, это было бы как-то совсем неправильно не соблюсти такую приятную традицию. Я смутно представляла, что делать, потому что была лишь на одном празднике у маминой подруги, которая пыталась растормошить меня после трагедии. Но если Аманда захочет принять мою помощь, то я точно справлюсь. К тому же, лучше уж я буду придумывать конкурсы, чем изводить себя странными мыслями о ревности к тому, кого уже похоронили.

— Я даже не знаю… У меня кроме тебя и подруг-то нет… Но, может…

Она осеклась. Голос её дрожал на верхней октаве, словно у девчонки, которой сообщили, что на каникулы её повезут в Диснейленд. Аманда действительно сейчас напоминала маленького ребёнка с круглыми щёчками, горящими румянцем, и с растрёпанными волосами.

— Давай посмотрим, кто на курсе остался и может… — протараторила Аманда и вдруг осеклась на секунду. — Терри могла бы приехать из Лос-Анджелеса… Остальные… Мать, не думаю, что приедет, да я и не хотела бы её видеть… Кейти, это так неожиданно, что мне действительно надо подумать. Честно-честно! Я — да, хочу праздник. Я… Я совсем погрязла в своих страхах и это, — Аманда наконец бросила последнюю кофточку в мешок, — двести баксов на распродаже, а это меньше половины того, что нужно… Я боюсь, о Господи, Кейти, как же я боюсь…