Гарь (СИ) - Янева Вета. Страница 39

Как и все баши, он не мог описать, что чувствует. Он знал, что не может, потому что люди могли. А он обычно выхватывал свои чувства и тут же воплощал их: если злился — злился, если веселился — смеялся.

Но теперь уже очень долго он не хотел ни злиться, ни смеяться.

Единственное, что он мог сказать — ему было плохо. Так плохо ему не было никогда за всё время его существования.

И, поскольку он вырвался из очередного смешного плена, из глупого мёртвого дерева рядом со спящей рысью, ему было ещё хуже от своего страха и слабости, и он направился туда, где ему было лучше.

О, как его это злило! Его это злило ещё тогда, на острове Цветов — продолжало злить и сейчас, и он чувствовал себя пленником собственного счастья, человеческим рабом, но как бы ни старался он уйти подальше, становилось только хуже и хуже, и от этого он начинал злиться ещё больше, попадая в бесконечный водоворот собственного раздражения.

Он шёл совершенно один через тёмный лес, ощущал на себе равнодушный взгляд ночных тварей, по запаху предугадывал рассвет, проваливался по колено в снег, но всё равно шёл. Когда солнце поднялось над деревьями, он увидел дом, от которого старался убежать.

Собаки не залаяли, когда он вошёл внутрь.

Без единого звука Гран закрыл за собой дверь. Штаны промокли до колен, ладони слегка покраснели. Он постоял в коридоре, прислушиваясь к утренней тишине. Прошёл в дом на знакомую уже кухню, чувствуя, как тает, как телу становится теплее, как тьма внутри него становится не такой бесконечно жестокой.

Чайник на плите начинал закипать.

— Горит Маяк, Гран.

Он обернулся. Рыжий мальчик стоял в дверном проёме и его Свет горел ярче, чем солнце. Мальчик улыбался. Он улыбался даже тогда, когда лицо его грустило.

— Ты весь в снегу, — сказал он.

Протянул руку, но тут же остановился, видимо, вспоминая предостережение. Гран этому радовался — он не любил, когда его касались просто так, потому что касаться кого-то — чувствовать его Свет, чувствовать его суть. Поэтому касания к себе он позволял в трёх случаях: когда спал с кем-то, когда его лечили, или когда он убивал.

Рыжий взял чайник.

— Ты будешь чай или кофе?

— Чай, — ответил Гран, усаживаясь за стол, разбрасывая мокрый снег. — Я не понимаю, как твоя сестра пьёт кофе. Он ужасен.

— Чем он тебе так не угодил?

— Он горький, будто угли жуешь.

Рыжий мальчик (Гран понимал, что человека выше его на полголовы и с бородой нельзя называть “мальчиком”, но никак не мог избавиться от привычки думать о нём так: он как был когда-то “его мальчиком”, им и оставался) сел напротив, протянул чашку чая, пахнущего смородиной и мятой, себе взял такую же.

— Да уж, по твоему описанию звучит не слишком хорошо. Может, ты хочешь есть?

— Нет.

— Ладно.

Грану нравился чай. Он напоминал о лете.

А лето он любил.

— Я думал, ты ушёл насовсем, — тихо сказал рыжий мальчик.

— Нет. Хотя я тоже так думал.

Рыжий как-то странно вздохнул.

— Хорошо, что вернулся. Твоя печка тебя ждёт. Ты же знаешь, что тебе не обязательно жить на печке, да? Ты можешь переехать в любую комнату.

— Но мне нравится на печке. Многие короли башей мечтали заполучить себе печку, и я первый, у кого это получилось!

Его собеседник был явно удивлен. По крайней мере, несколько коротких мгновений, пока по смеху Грана не понял, что это шутка.

— Ну тебя! — улыбнулся рыжий. — Зная вас, в это легко поверить.

— Да ну.

— Правда! Ты помнишь, как Дея ходила за мной несколько дней по пятам, клянча у меня сокровище, а я всё не понимал, чего она от меня хочет, пока ты не заставил её признаться? Это бы игральный кубик, Гран! Дея чуть не убила меня за игральный кубик!

Гран снова рассмеялся, вспоминая мгновения, затерянные бесконечно далеко во времени.

— Игральный кубик — это очень серьезно, — кивнул он. — Будь у тебя игральный кубик, я бы завладел троном заново.

— Я могу его вырезать для тебя.

— Нет, не надо. Больше не осталось тронов.

Мальчик замолчал. Они пили чай, а утро становилось всё ярче и ярче. Петух прокричал приветственный гимн.

— Гран, а ты можешь в следующий раз предупреждать меня, когда вот так вот будешь уходить?

— Нет, не могу. Я же не знаю, когда захочу прийти или уйти.

— Понятно… Слушай, Анна сказала, что нашла свой старый лук. Она когда-то стреляла, но потом бросила. Она сказал, что может отдать его тебе, хочешь?

— Да! — обрадовался Гран. — Смогу приносить дичь.

— Дичь — это хорошо. Настреляй нам кроликов, я приготовлю отличное рагу. С картошкой и розмарином, получится превосходно; моя мама так готовила ещё давно, когда я маленький был. Кстати, мы сегодня едем с Анной в город забирать деньги и отвозить новую партию древесины. Может, ты хочешь с нами?

— Нет, мне так не нравится. Лучше я пойду в лес.

— Я думал, ты любишь наблюдать за людьми.

— Обычно люблю, но я хочу в лес.

— Ладно, — мальчик встал. — Я начну готовить завтрак. Может, ты хочешь помочь мне делать блины?

Гран прыгнул к себе на печку. Тёплую, светлую, с урчащим котом под одеялом.

— Если бы мне некуда было деть свою вечность, — сказал он рыжему повару, — я бы обязательно готовил блины.

— Да уж, это дело не быстрое. Ну ничего, я один управлюсь, а ты отдыхай.

И мальчик принялся за ритуал над плитой.

И вот, спустя несколько дней, Гран сидел на ветке дерева, не двигаясь. А всё дело было в том, что он обнаружил следы.

Мышиные Карлики. Они пытались, конечно, замаскировать своё присутствие, но Грана было не так просто провести. Их выдавал нечёткий след хвоста, маленькие отпечатки рук, норы, явно вырытые каким-то инструментом и крохотные руны, нацарапанные у основания елей.

Всё указывало на зловредных обитателей лесов.

Существа эти были очень осторожными, намного более скрытными, чем баши или, тем более драконы, поэтому ждать приходилось долго. Когда начало темнеть, Гран было решил, что, возможно, следы слишком старые, или что он сидел недостаточно тихо, но дал себе установку выждать до полной темноты.

Спустя некоторое время его выдержка окупилась: из-под корней ближайшей ели показалась маленькая мышиная мордочка. Показалась осторожно, оглядываясь по сторонам и принюхивась. А следом, прямо под мордочкой, надетой на манер шапки, показалось крохотное уродливое лицо.

Все мышиные карлики носили шкуры своих почивших скакунов, чтобы запутать преследователей.

Ирония была в том, что они совершенно никому не нужны.

Карлик осторожно вышел из укрытия, сжимая в руках сумку из желудя и, крадучась, пошёл куда-то по насту, оставляя еле заметные следы.

Гран сгруппировался как кот, готовый прыгнуть на крысу. Он ждал, пока карлик подойдёт достаточно близко.

Крохотные ножки карлика семенили, мелкие глазки тревожно оглядывали землю, но посмотреть наверх уродец не догадался.

Ещё несколько шагов…

Когда карлик оказался прямо под башем, Гран спрыгнул вниз. Снег брызгами взлетел к небу, рука схватила визжащее существо так крепко, что чуть не раздавила.

Падая, Гран споткнулся и упал на колени, но ладони не разжал. На расстоянии вытянутой руки он хорошо мог разглядеть пленника: огромный красный нос, густые серые брови, мёртвая мышь в качестве плаща. Существо верещало на высокой частоте, взывая о помощи, и его писк печально затихал в снегах.

— Прекрати орать! — приказал Гран, и существо в его ладони тут же замолкло.

Глаза у карлика были полностью чёрными, огромными и влажными, словно два паслёна. Он уставился на баша безо всякого выражения в них.

— Ты что? — воскликнул он. — Ты что, хочешь меня съесть!? Я невкусный, совсем невкусный, я принесу тебе орехов, только не ешь меня, я принесу тебе много орехов…

— Я не хочу тебя есть.

— О! О! А я знал. Ты же баш, да? О, давно я не видел башей! Зачем ты меня поймал? Отпусти, пожалуйста!