Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга. Страница 45

— Закрывай замочную скважину!

Это был солнцеотражатель, который я сумела раскрутить с первого раза, но вот попасть им под опущенные козырьки получилось лишь со второго. Валера продолжал возиться в багажнике. Я обернулась на грохот. Одно из кресел заднего ряда исчезло, провалилось под пол. Очередь была за вторым.

— Что смотришь?

Так он сам глядел на меня исподлобья. А я — на третью расстегнутую пуговицу его рубашки.

— Говори, где твое одеяло. Ну?

Я зажмурилась, а потом долго моргала. Глаза чесались… Как, кажется, и все остальное тело. Мурашки превратились в подкованных сороконожек…

— Оно детское. Я на нем сказки рассказываю…

— Постираешь… У меня Буськиной тряпки здесь нет. Да и ты не сучка. Ну, где твоя волшебная коробка?

Я ткнула пальцем во вторую в нижнем ряду и снова зажмурилась. Надолго, пока не сняла одеяло с лица и прижала к вздымающейся груди. Терёхин захлопнул багажник, вернулся в машину и принялся расшнуровывать ботинки.

— Что?

Я отвела взгляд и ткнулась носом в красный лоскут одеяла.

— Ничего.

— Первый раз, что ли, в машине?

Я кивнула.

— Ну, когда-то ж надо начинать. Дай пролезть… А то зашибу ненароком.

Я вжалась в дверь, но все равно чуть не потеряла зуб во второй раз, теперь уже искусственный. Надо было сразу начать разуваться. И когда я подняла глаза от носков, увидела протянутую руку. Терёхин вырвал у меня одеяло и расстелил по всей длине машины. Коробки он составил аж до потолка. А если землетрясение?

— Я обещал тебе шалаш? Обещал? — смеялся Терёхин, глядя в мое, наверное, красное лицо.

Я улыбнулась, но только своим мыслям, а не его словам. Боже, я не желала даже представлять себе любовную акробатику в кубике метр на метр.

— Они могут упасть, — махнула я рукой в конец багажника.

— Дурочка, ты на складе никогда не работала. Они в крышу упираются. Не знаю, за кого ты меня принимаешь, но девять баллов не жди.

Тут на его улыбку я уже рассмеялась — в голос. Боже, ну что за… Аля, как ты дошла до… шалаша с Терёхиным?! Докатилась…

— Иди ко мне… Пожалуйста… И куртку захвати. Для подушки.

Я запустила в него курткой, которую успела изрядно потоптать из-за нервов. Ступила коленкой на лоскутное одеяло… Господи, его придется выбросить. Я не смогу рассказывать на нем разные жили-были, не думая про старика и старуху…

— Сашка…

Валера скомкал куртку в шарик и отложил к боковой двери. На коленях он тоже трогал потолок головой.

— Можем просто лечь спать, — предложил он вдруг абсолютно серьезным тоном. — Просто обнимемся и уснём. Я могу и без подушки. Так и быть.

Я облизала губы, не зная, за что хвататься. За какую соломинку. И схватилась за свитер, стянула его, согнувшись в три погибели, вместе с футболкой и так и бросила одним комком на пассажирское сиденье.

— Саш, я серьезно сейчас.

Валера остановил мою руку на бретельке бюстгальтера, давно болтающегося отдельно от груди.

— Ты не хочешь секса?

— Очень хочу. Но если тебе некомфортно в шалаше на колёсах, я пойму… И не обижусь. Я… — он скользнул с плеча на шею и вдавил пальцы в кожу так сильно, что та, наверное, побелела. — Боюсь обидеть тебя. Ты для меня все ещё маленькая девочка. Не знаю… Вот так чувствую. Не могу отделаться от противного чувства, что совращаю ребенка.

— А ты не чувствуй, ты действуй.

Его руки вернулись мне на плечи и ушли с них вместе с лишней тряпочкой. Мои же ринулись вниз к пуговице, но наткнулись на чужие пальцы. Чужие? Я, кажется, пускаю их туда, где чужим нет места…

— Саш, не торопись. Займись лучше пуговицами на рубашке. А то они мелкие, их много, задолбаешься пришивать… С одной большой я как-нибудь сам уж потом справлюсь…

— Потом — это когда?

— Когда нацелуюсь с тобой.

Я улыбнулась, и он поймал мою улыбку уже губами. В машине горел верхний свет, но он не имел значения. Я все равно закрыла глаза и справлялась с рубашкой на ощупь. Потом стянула с него майку и выключила на потолке лампу. Белая ночь все никак не желала становиться для нас темной. Пришлось и дальше не открывать глаз. Не хочу ничего видеть. Только чувствовать. Идти напролом, попирая собственные принципы. Нанося сердцу новые раны, которые залечить уже не удастся.

В замкнутом пространстве мы не размыкали объятий и это делало нашу близость ещё более мучительной. Он изучил каждый миллиметр моего рта, а я отыскала на его спине все родинки, проклиная дурацкое желание схватить наждачку и отполировать стойкого оловянного солдатика до блеска. Наше пионерское расстояние сократилось до размера моих сосков, утонувших в завитках рыжеватых волос. Удары сердца доносились лишь из его груди, мое собственное давно провалилось в живот и билось там загнанной птицей.

— Чего ты ждёшь? — вырвалась я из железной хватки поцелуя. — Рассвета? Так у нас же не чум, а шалаш!

Валера стиснул мне щеки с такой силой, чтобы я не могла показать ему язык, не говоря уже о том, чтобы проделать языком словесную эквилибристику.

— Жизнь приучила меня не оставаться в женщинах надолго, — обжег он меня дыханием и своим признанием. — Боюсь, от меня не будет там особого толка. Мне нужно время, чтобы научиться снова получать от этого дела удовольствие, а не просто облегчение. И я не хочу подводить тебя в первый же день… Тьфу, ночь…

Я поймала его пальцы, он сжал мои — горячие и влажные.

— Я не особо требовательна в этом плане… Сказала же, что мне важен антураж…

— Ну с этим же у нас совсем плохо, — скривился Валера.

— С чего это вдруг плохо? Мы в окружении кукол, почти что в сказке! Это не машина, это фургон бродячих артистов…

Валера поймал мою улыбку на палец, поджег ей щеку, затем прорезал след на шее, а когда скользнул к врезавшейся в живот пуговице, я не сумела сдержать стон.

— Мне за тобой не угнаться, сказочница!

Без дополнительных просьб я рухнула головой в куртку, чтобы хватило места поднять ноги и наконец избавиться от последней одежды. Мое тело рвало на тысячи лоскутков, и я не была уверена, что сошью себя заново после этой ночи. Стежки точно выйдут кривыми и рваными… Мы поспешили, не сделали наметку, шили в темноте по живому… Счастье, что ещё с напёрстком, а то контроля не осталось ни у него, ни у меня… Дистанция в десять лет сокращалась слишком стремительно, второе дыхание не открылось, но падать на финише без чувств было некуда — свернутые клубочком мы могли только скатиться в капкан, который нам умело расставили силы совсем не вселенского масштаба… Скорее семейного разлива. Какими же мы оказались с ним бесхарактерными…

— А говорил, что не будешь со мной спать, — выдала я, когда ко мне вернулся дар речи.

— Ты меня не так поняла, — усмехнулся он мне в плечо, даря уже никому не нужный поцелуй.

— Что ещё я не так поняла?

— Это была разминка. Я с тобой не спал. Я, так сказать, застолбил место…

Я дала ему подзатыльник. Точно муху прихлопнула. Да только Валера был не против ещё больше закопаться в моей груди.

— Сашка, ну почему ты обижаешься? — вынырнул он к моему лицу. — Я не умею говорить возвышенно. И на руках могу носить тебя только в прямом смысле этого слова. Но бывают мужики и похуже, поверь мне. Но с ними тоже неплохо живут.

— А я не хочу неплохо: я хочу либо хорошо, либо никак.

— Ну, никак у тебя хорошо получалось все тридцать лет. Может, проблема в тебе?

— Пока она на мне. И я не уверена, что знаю, что с этой проблемой делать.

Валера убрал с меня руку и сел. А потом подтянул и меня. На его плече было мягко и тепло.

— Утро вечера мудренее, так, сказочница? Так говорят твои сказки…

— Можно, конечно, мухоморов нажраться, и тогда проблемы сами собой исчезнут.

— Нет человека, нет проблемы. Ну, и в которой из коробок у тебя мухоморы?

Глава 38 "Бледная поганка"

На нас было б весело посмотреть со стороны. С любой. Голые, мы обложились коробками, пока добрались до заветного контейнера, в котором пряталась корзинка из бересты. В ней лежали всевозможные грибы. Мухоморы оказались на самом дне. На длинной ножке, с красной шляпкой и белыми крапинками из краски. Терёхин покрутил один мухомор между пальцами.