Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга. Страница 48

— Нет, не понимаю, — Терёхин опустил меня на пол, но не отпустил от себя. Наоборот ткнул носом себе в грудь, и нос зачесался, угодив в расстегнутый ворот рубашки. — Чего ты себя на ровном месте накрутила? Я же все сделал, как ты хотела. Не повёз тебя под глаза Серёгиных.

— Ты, кажется, себе рабочую пятницу упростил, — пробубнила я ему в грудь, силясь не чихнуть.

— Одно другому не мешает, — усмехнулся он мне в макушку. — Не надо думать, что мотаться туда-обратно в Репино мне в радость. Могли и тут на набережной посидеть. Один черт!

Он отстранил меня и заглянул в глаза. Его были просто осоловевшими. До жути. Уже и сосудики полопались.

— Саша, я тебя ни к чему не принуждаю. Хочешь послать меня, посылай. Хочешь оставаться со мной на правах тайной любовницы, ну что ж, так тому и быть. Хочешь открыто со всеми вытекающими последствиями, то я хоть завтра поставлю в паспорт новый штамп. Проблемы нет, никакой…

— Ты меня не знаешь, — не отрывалась я от его груди, к которой меня вновь придавила его тяжелая ладонь. — Ты знаешь двадцатилетнюю Скворцову. Не тридцатилетнюю Сказочницу Алю.

— Ты зря думаешь, что сильно изменилась. Для меня ты все та же…

Терёхин отстранил меня, чтобы провести ладонью по моей то ли горячей, то ли холодной щеке. Проверял на предмет слез? Я не плакала.

— Без тебя стало ужасно грустно. И обидно, что тебе был нужен только отец, а мы так… Дополнение к Виталию Алексеевичу, ненужное… — Он закрыл мне ладонью рот, хотя я и не думала комментировать его глупости. — Да, я так думал… Мне обидно было потерять тебя даже при том раскладе почти что военного времени. Я к тебе привык. Глупо звучит, но так и есть. Лето всегда ассоциировалось с тобой. И с лото. Помнишь, как ты защищала желание Никиты кричать за всех и переставлять бочонки на всех карточках?

— Помню. И как вы все злились, хотя вам нафиг не нужна была игра. Вы убивали время, а он радовался игрушкам. И знал в три года все цифры. В чем была лично твоя проблема? Будто ты самолично ползал по полу, собирая бочонки.

— Не моя, а Наташина. Ей не нравилось, что ребенок за тобой по пятам ходит.

— И мне это не нравилось. У меня этого дома хватало с Вероникой. Я до потолка прыгала, когда ее в садик взяли. Я бы ее и в выходные оттуда не забирала. И к вам вырывалась с вечным скандалом, потому что якобы променяла свою семью на чужую, а лучше бы за сестрой смотрела. А я жила только у вас да в театралке. Дома выживала. Школу, кстати, тоже терпеть не могла… Как и уравнения с двумя неизвестными.

— Тебе мальчики кнопки канцелярские подкладывали под задницу? Поэтому ты сейчас шпильки мне вставляешь?

— В двухтысячных уже нормальная школа была. Кнопки и жвачки остались в твоих девяностых.

— Тогда что ты постоянно язвишь? Или кого любим, того и бьем?

— С какой стати ты решил, что я тебя люблю? — почти выкрикнула я, радуясь, что не вижу его лица. Только слышу колотящееся сердце.

— Ну, с той, что мы пять лет прожили бок о бок. А теперь ты заявляешь, что я тебе посторонний.

— Я приходила в гости к Марианне. Ты и твой сын, и твоя жена шли в нагрузку. В физическую. С которой приходилось мириться. Ну и в отместку я иногда притаскивала к вам Веронику. Ну, когда, мать ставила мне ультиматум: либо я еду к вам с сестрой, либо никак. Ты просто как-то забыл про это. Интересно, а фотки у вас сохранились, где она с Никитой? А то мама все выкинула, пока я была в Смоленске. Уничтожила все напоминания о вашей семье. Машина вот ей поперёк горла всю жизнь стояла. Она ни разу в нее так и не села. Даже ради Меги. Вот такие дела. Вопросы остались?

— Вопросов нет, — он взял меня за плечи и смотрел в такое же уставшее, как и у него самого, лицо. — Я понимаю, что нам будет очень тяжело строить отношения с твоей мамой. Нормальные люди сбегают на необитаемый остров от вездесущих родственников, но это, увы, не наш с тобой вариант. Хотя на ночь я могу тебя от всех избавить. Сенька уже большой. Геле больше не нужно жить с нами. Она может приходить ранним утром. С готовкой вот сложнее. Если только покупать готовое или кто-то будет приходить днем готовить обед и ужин. Тогда завтраки на тебе. Я не могу повесить на бедную Гелю ещё и кухню. Это только Марина Сергеевна могла пахать на всех фронтах и все успевать. Нам реально повезло, что она оказалась свободной, когда нужно было выхаживать Сеньку. И Никита вспомнил свою няньку, и она нашла к нему более-менее сносный подход. Но в полтора Сенькиных года бабушка Марина сказала, что не в состоянии присматривать за шустрым ребенком. И пошло, поехало. По дури я попросил сестру пожить с нами, чтобы она присмотрелась к няням, наняли двух посменно, чтобы у них были выходные. Тогда и решили переехать на дачу, чтобы не наступать друг другу на ноги…

— А что, пятая комната делала вам погоду в родительской квартире? Могли бы давно разъехаться, — выдала я непонятно к чему…

— Не могли, — по Терёхинским губам скользнула злая усмешка. — Перед кем бы тогда Наташа играла в хорошую жену? Она же первым делом втерлась ко всем в доверие, чтобы ее считали находкой для непутевого сыночка. Вот кому надо было в театре играть, а не тебе!

— А ты меня на сцене не видел! И вообще я не актриса, я кукольница. Это совершенно разные специальности. И хватит оговаривать Наташу. У каждой медали две стороны. Уверена, она бы о тебе тоже много интересного рассказала бы.

— А ты бы ее слушала?

Снова ухмылка — злая, садисткая. Бедный, как же его до сих пор колбасит от ее предательства.

— Бабы постоянно своих мужей обсирают. Мне такие разговоры не интересны. И будь Наташа жива, ты бы меня никаким местом не заинтересовал…

— А тут, значит, каким-то местом заинтересовал?

И снова этот взгляд — точно пуля прошла через сердце на вылет. Я пошатнулась. Он меня подхватил, под лопатки, до жути острые. Сейчас снова притянет к себе и расплющит по груди…

— Я не знаю, что произошло. Помутнение рассудка… Луна не в той фазе. Ангелам скучно стало, поржать решили… Или Марианна… Или ты был в курсе изначально?

— Снова ты меня на лжи пытаешься словить, да? — в его голосе слышалась злость. — Я попался в расставленные сети. И рад этому. Как хочешь, так это и ешь. Мне плевать на Марианну и ее планы. У меня на тебя имеются свои собственные. И, очень надеюсь, что они у нас теперь общие.

— На субботу общие, — выдала я сухо. — Больше ни на что я не соглашалась.

— Пока. Я же не тороплю тебя с ответом. Только с душем. Иди в него, а я пока кровать перестелю. Полотенце возьмешь в шкафчике прямо в ванной. Фен там же.

— Я волосы в девять часов вечера вымыла…

— Ну не мой… Волосы! Саша, ну чего ты стоишь? Тебе меня не обойти, что ли?

— Обойти!

Это я так думала. Шаг в сторону… Не расстрел, но почти. Прострел — в сердце и пояснице. Он сгреб меня в охапку и шагнул совсем не в сторону ванны.

— Потом перестелим кровать… — ответил он на незаданный вопрос.

Свет не зажег, но по дороге ничего не снес — он же дома. Уронил сразу на одеяло или покрывало, какая к чертям собачьим разница…

Глава 40 "За живое"

— Ты все ещё хочешь в душ? — прошептал Валера мне на ухо.

— А ты все ещё хочешь перестилать кровать? — откинула я его лицо от себя, расплющив ладонью нос, которым он пытался меня щекотать.

— Я уже ничего не хочу. Боюсь чего-либо желать. Мечты сбываются слишком стремительно.

— И? — желала я знать продолжение его мыслей.

Хотя, честно, мне просто лень было отрывать голову от подушки. Единственное желание — закрыть глаза и провалиться в дрему, из которой он настойчиво выдирал меня и действиями, и словами…

— Ничего, — Валера тяжело выдохнул ответ и спустил ноги с кровати, но не поднялся, решил сначала спросить: — Окно закрыть?

Чего закрывать? Воздух все равно стоит. Портьеры настолько плотные, что не пропускают ни свет, ни ветер. А вот в коридоре хлопнула дверь так сильно, что звякнуло стекло. Но и тогда я не вздрогнула. Весь запас дрожи я израсходовала на этой кровати в объятиях этого мужчины.