Конец фирмы Беняева(Записки следователя) - Василенко Иван Дмитриевич. Страница 16

Почему Заруба сдала детей в детский дом и ни разу не проведала их, не написала письма? Может, дети видели то, что хотелось бы Зарубе вырвать из их памяти, чтобы не иметь лишних свидетелей?

Мысли, одна одной сложнее и невероятнее, путались в моей голове до тех пор, пока я не устал от них и не уснул под убаюкивающий стук вагонных колес.

В Ростов-на-Дону я прибыл утром и примерно через час уже сидел в кабинете директора детского дома, в котором жили Саша и Лена Селивановы. Директора звали Александр Александрович. Это был невысокий щуплый человек с прямой спиной и густыми седыми волосами, подстриженными по-мальчишески коротко, с внимательным взглядом карих глаз. Узнав о цели моего приезда, он предложил остановиться у них в комнате для приезжих. Так, мол, будет удобней, смогу ближе сойтись с детьми. Комната для приезжих была на первом этаже спального корпуса. Чтобы не терять времени, я попросил директора рассказать подробнее о Саше и Лене, а затем показать их мне.

Директор поручил это воспитательнице Наталье Сергеевне Мазорчук. Она их хорошо знает.

— Сашу и Лену Селивановых я знаю давно, — начала свой рассказ Мазорчук. — С тех пор, как они поступили к нам. Саша был хилым ребенком. Плохо ел, часто уединялся, подолгу о чем-то думал, плакал. А теперь его не узнать; вырос, окреп, веселенький такой, живой. И Лена хорошая девочка, послушная. Они друг друга любят. В прошлом году Лена простудилась и заболела. Лежала в больнице. Саша от нее не отходил. В первые годы Саша и Лена часто вспоминали мать. Саша написал ей несколько писем, но ответа ни на одно не получил. С тех нор даже слышать о ней дети не желают. Я, знаете, больше и не завожу о ней речь. Не хочу бередить детям душу. Несколько раз пыталась узнать у них про отца. Саша в таких случаях нервничал, угрюмо молчал. А один раз язвительно ответил: «Отца нет, он умер. Сам видел». Я хотела от него добиться подробностей, но не удалось. Сейчас я вам их покажу, — сказала Наталья Сергеевна. — Пойдемте в столовую, это рядом.

Мы зашли в просторное, светлое помещение. Столы застланы белоснежными скатертями. На столах столбиками нарезанный хлеб. Дежурные уже разносили кастрюли, расставляли тарелки. Аппетитно пахло супом.

— Через пять минут начнется ужин. Сядем вот здесь, в углу, — предложила Наталья Сергеевна. — Их всех хорошо будет видно.

Ровно через пять минут в столовую начали заходить дети. Впереди всех шел белокурый крепыш в пионерском галстуке с тремя красными нашивками на рукаве рубашки.

— Это Саша, — подмигнула мне Наталья Сергеевна.

— Девочки, не шумите! — услышал я голос Саши.

Из группы девочек к нему подошла щупленькая, с белокурыми косичками девочка, что-то сказала ему потихоньку, и они вместе отошли в противоположный конец зала.

— А то Лена, его сестра, — сообщила воспитательница. — Она сегодня дежурная.

Вскоре столовая наполнилась шумными детскими голосами, бряцанием ложек и вилок. Начался ужин.

— После ужина у нас вечер самодеятельности… Посмотрите? — спросила Наталья Сергеевна.

Я согласился.

Клуб детского дома был набит битком. Мне, как гостю, предоставили место в первом ряду. Рядом со мной сидели Александр Александрович и Наталья Сергеевна. Играл духовой оркестр. Через щель в занавесе было видно, как на сцене хлопотали девочки. А с ними и Саша. Он, что-то горячо объясняя, спорил.

Подняли занавес. На сцене выстроились участники детского хора. Из-за кулисы выбежала девочка в белом платье, с белыми бантами в косичках и объявила:

— Выступает хор детского дома! Песня о Родине!

— Узнали? Это же Лена, — шепнула мне Наталья Сергеевна.

Во втором ряду хора я увидел Сашу. Выделялся в хоре его сочный голосочек.

Чтобы снять показания, Сашу пригласили в кабинет директора. Я отрекомендовался и попросил подробно рассказать о себе.

Тень беспокойства легла на Сашино задумчивое личико, он опустил голову. Потом откашлялся, огляделся и взволнованно заговорил:

— Я… Мы жили в селе Всесвятском Васильковского района. Там мои бабушка и дедушка. Здесь — сестра Лена…

Саша смотрел то на меня, то на Наталью Сергеевну и все говорил о детском доме, о школе, о друзьях. О матери же — ни слова.

— Почему ты не пишешь писем маме? — спросил я.

— Маме? У меня ее нет, — дрогнувшим голосом ответил мальчик и отвернулся.

Я подошел к нему и, не говоря ни слова, положил ладонь на плечо. И почувствовал, как судорожно вздрагивали детские плечи.

Проглотив рыдания, мальчик торопливо заговорил:

— Отца моего нет. Я видел его мертвым. Мама меня предупредила, чтобы я никогда никому не говорил об этом. Потом привезла нас с Леной сюда.

Голос его постепенно выравнивался, плечи под моими ладонями уже не дрожали. Он вздохнул несколько раз глубоко-глубоко, словно только что перешагнул через пропасть.

— Скажи, Саша, — повернул я его к себе лицом. — В чем был одет твой папа в тот день, когда ты видел его в последний раз?

Саша посмотрел на меня влажными глазами и ответил:

— Папа был в гимнастерке. Я проснулся утром раньше, чем Лена. Мама куда-то ушла. Дверь была заперта снаружи. Я не мог открыть ее и стал звать папу. Но он молчал. Тогда я подошел к кровати, поднял одеяло и увидел, что папа не дышит. Лицо у него было желтое и руки аж синие.

— А крови ты нигде не видел?

— Нет, крови я не заметил.

— Ну, теперь, Саша, — сказал я, взяв мальчика за руку, — успокойся совсем-совсем и иди к Лене, она ждет тебя. Будь мужчиной. О нашем разговоре никому говорить не следует.

— Хорошо, — пообещал Саша.

После завтрака я взял Сашу и Лену в город. Покатал их на карусели, затем повел в зоопарк. Мы много говорили обо всем на свете, шутили и смеялись. Особенно неугомонно вела себя Лена. Засыпала меня вопросами, рассказывала о своих подружках.

Заглянули мы и в магазины. Я купил Лене куклу, которая умеет закрывать глаза и пищать, а Саше — сборник стихов Пушкина. В Центральном парке культуры и отдыха угостил ребят мороженым, и там, на скамейке под большой липой, нас и нашла Наталья Сергеевна.

— Ищу-ищу вас по всему городу, — присела она возле Лены. — Почему обедать не приходили? — спросила строго.

— Мы пообедали в столовой, — весело ответила Лена.

За это короткое время дети ко мне привыкли, и я без затруднений, так сказать, между делом, узнал от них все, что меня интересовало, и в тот же день решил ехать.

Узнав о том, что я должен уезжать, дети запротестовали, просили побыть с ними дольше. Пришлось объяснить им, что ехать я просто вынужден, обязывает служебный долг.

Вечером Саша и Лена вместе с Натальей Сергеевной провели меня на вокзал.

Приехал — и сразу же в прокуратуру. Теперь, когда я уверен, что Селиванова нет в живых, необходимо выяснить ряд других вопросов: получен ли ответ из Новосибирска, что написала сестра Селиванова? Как ведет наблюдение Войный?

В прокуратуре меня встретил Петр Гаврилович.

— Тут по вас все соскучились. Спрашивают, когда приедете. А вы даже не позвонили, — упрекнул добродушно.

Услышав наш разговор, из кабинета вышел Григорий Иванович, пожал мне руку и пригласил к себе.

— Ну, как дела? — спросил и, не дожидаясь ответа, сообщил, что вчера получили известие из Новосибирска. Там Селивановой нет, и никогда в тех местах не проживала.

Я в свою очередь прочитал прокурору свидетельства Саши и Лены.

— Завтра же нужно произвести обыск у Зарубы, — предложил Григорий Иванович. — Необходимо все просмотреть в ее доме. Хотя время и упущено, но всякое бывает… А теперь идите домой, отдыхайте с дороги.

Но домой я сразу не попал. По пути встретил Войного, и он меня буквально затащил в райотдел милиции и не отпустил до тех пор, пока не выжал из меня до мелочей результаты поездки.

— А что у вас нового? — поинтересовался я, окончив свой рассказ.

— За это время Заруба никуда не отлучалась, затаилась, будто чего-то ждет, — ответил Войный.