Семейный портрет с колдуном (СИ) - Лакомка Ната. Страница 42
Вот ты и стала почти воровкой, Эмили. Уезжаешь из столицы ночью, тайком, в чужой карете и в чужой одежде, да еще с золотыми монетами в сумочке. А монеты тебе не принадлежат!..
А вдруг колдун сделал это нарочно!
Я подскочила на сиденье, пораженная внезапной догадкой. Вирджиль Майсгрейв заставил меня бежать, насовал золота, а теперь может обвинить, что я украла деньги, да еще поживилась каретой и чужими лошадьми!..
- Уважаемый! – окликнула я кучера, приоткрыв дверцу на ходу и бесстрашно высунувшись из кареты наполовину. – Могу я попросить вас немного изменить маршрут? Довезите меня не до Саммюзиль-форда, а до Чиппендейлского собора.
- Вы уверены, леди? – отозвался кучер с облучка. – Его светлость мне голову оторвет, если что…
- Ничего не случится, - решительно оборвала я его. – Вы довезете меня в целости и сохранности, просто немного свернёте. И не волнуйтесь, я замолвлю за вас словечко перед милордом графом.
После недолгих уговоров кучер направил экипаж в сторону Чиппендейла, а я уселась на сиденье, закутавшись до ушей и обдумывая, что делать дальше. В Саммюзиль-форд я не собиралась. Надо посетить пансион святой Линды и получить письменное подтверждение, что я там училась. Чтобы никто не смел называть меня лгуньей – ни проклятый колдун, ни мерзкая леди Фи. Про себя я не могла решить – кто из них противнее.
В Чиппендейле жила Марион Сеймур – моя приятельница из Саммюзиль-форда, которая пару месяцев назад вышла замуж и переехала поближе к столице, потому что ее муж служил в городской страже. Мы переписывались с Марион каждую неделю, и я была уверена, что подруга будет рада увидеть меня даже ночью. И даже в бальном платье, сбежавшую с королевского маскарада.
До Чиппендейла мы добрались за полночь. Я расплатилась с кучером монеткой из графской подачки, решив, что глупо не воспользоваться деньгами, если он есть, оставила в карете плащ и вышла возле собора. Кучер предлагал довезти меня до нужного дома, но я отказалась, заверив, что переночую в гостинице при церкви, но когда карета скрылась из глаз, отправилась искать Главную улицу и дом номер семь.
Заспанная служанка открыла двери и вытаращилась, будто я была привидением. Но вот проснулась Марион, и мне были предложены горячий чай, хлеб с маслом, холодная жареная курица и – наконец-то! – простое платье вместо моего роскошного наряда.
Муж моей подруги оказался восхитительно невозмутимым, узнав, что я решила заглянуть в гости в такой поздний час, он поздоровался, спросил, приятна ли была поездка, и отправился спать. Зато мы с Марион засиделись до утра.
- Ты сбежала с королевского маскарада? – изумленно качала головой Марион. – Ночью и одна?! Боже, Эмили, ты никогда не была такой безрассудной!
- Я так соскучилась по дому, - сказала я с печальным покаянием. – А королевский двор – очень унылое место.
- Унылое?! – прыснула подруга. – Хотела бы я так поскучать! Да еще в таком платье! Когда я тебя увидела, подумала, что к нам приехала какая-то заграничная принцесса.
- Но это была всего лишь я. И я очень рада тебя видеть. Расскажи, как ты живешь? Ведь письму многое не доверишь.
Королевский двор был забыт, и Марион начала долгий рассказ о своих семейных делах, показавшихся мне сейчас милыми, но такими мелкими – заготовка варенья на зиму, вышивка монограмм на салфетках. И много, очень много было о молодом муже – хорошем, таком заботливом… и скучном.
То есть это мне он показался скучным, и я начала тайком позевывать в кулак, но прерывать Марион, заливавшуюся соловьем, не стала.
- А как тебя отпустил твой жених? – спохватилась подруга. – Почему он не уехал с тобой?
- Он хотел, - ответила я беспечно, - но не смог. Сидит под арестом.
- Что?!
Я вдоволь позабавилась испугом Марион, а потом сказала:
- Ничего страшного. Просто подрался во время игры в поло. Я и не знала, что он у меня такой горячий.
- По-моему, ты живешь настоящей жизнью, - сказала она, немного завидуя.
«Знала бы ты, насколько это всё не похоже на настоящую жизнь», - подумала я с тоской.
Наутро я, наряженная в платье Марион, наняла экипаж и готова была отправиться в путь.
Марион прижимала к груди дорожный чемоданчик, пока я забиралась в карету, и вздыхала:
- Не понимаю, зачем тебе ехать в Саммюзиль-форд. Перед самой свадьбой, когда в столице праздник за праздником… Ты точно решила, Эмили?
- Совершенно точно, - сказала я, расцеловав ее на прощание. – Это всего лишь поездка домой, ничего особенного.
Умение врать не моргнув глазом становилось моей сильной стороной. Никогда раньше я не замечала за собой таких талантов, но сейчас они просто били фонтаном.
- Хорошо, если так, - подруга как-то странно посмотрела на меня. – Ты уверена, что ничего больше не хочешь мне рассказать?
- О чем ты? – удивилась я, забирая у нее чемоданчик.
Мне не терпелось отправиться в путь, но Марион не дала закрыть дверцу, удержав ее.
- Эмили, - сказала моя подруга, помедлив. – С тобой все в порядке? Ты изменилась.
- И в чем же я изменилась? – я улыбнулась, чтобы успокоить ее.
- Не знаю, - Марион наморщила лоб. – Но всё как-то не так…
- Что не так?
- Ты стала какой-то другой. Вроде бы и лицо то же, но ты словно стала другим человеком. Как будто надела маску. Или… сняла ее…
- Ну что за глупости ты болтаешь? – я даже засмеялась, чтобы показать, как нелепо это всё прозвучало. – Ничего не изменилось, никаких масок. Я - та же Эмили, твоя приятельница из Саммюзиль-форда. Не выдумывай, пожалуйста.
Марион отпустила дверцу, и я весело помахала рукой, приказав кучеру ехать.
- Будешь возвращаться – заезжай в гости! – крикнула Марион вслед карете.
Я снова махнула рукой, показывая, что услышала.
Но когда карета выехала за ворота Чиппендейла, окликнула кучера:
- Я передумала. Мы едем в Эйкедж-вилль, в пансион святой Линды.
Кучер не стал спорить, и карета свернула к востоку. Я смотрела в окно, стараясь не думать ни о чем. Но в мыслях назойливо крутились прощальные слова Марион: как будто ты надела маску, или сняла её…
Так надела или сняла?..
16. Чтобы узнать правду
Эйкедж был таким же небольшим городком, как и Линтон, в котором прошло мое детство. Карета въехала в главные ворота уже в сумерках, но я не волновалась – в городе была гостиница, там я и хотела переночевать, чтобы утром отправиться обратно. А матушка Бевина не откажется принять меня и вечером.
Через пару дней я вернусь в столицу и брошу письмо с подтверждением в лицо колдуну. Пусть лопнет от злости, что его подлость не удалась, и не получилось очернить меня.
Подумав об этом, я испытала злую радость и тут же одернула себя.
Стоп, Эмили. Можно подумать, ты делаешь это ради колдуна. Нет, ты делаешь это ради своего честного имени, ради Аселина…
Но мысли об Аселине только добавили тревожности, и я постаралась прогнать их подальше. Об Аселине я подумаю… потом. А сейчас можно насладиться путешествием.
Открыв окно, я смотрела на извилистые мощеные улочки, пышные заросли желтых акаций, и радовалась, что сейчас увижу каменные стены пансиона. Увижу липовые аллеи, где гуляла с подругами… И шиповник, наверное, ещё не отцвел…
Расплатившись с кучером, я договорилась, что мы выезжаем завтра в шесть утра, взяла чемоданчик и дернула веревку колокольчика над низкими дверями пансиона.
Мне недолго пришлось стоять на крыльце – через две или три минуты дверь распахнулась, и молодая монахиня в сером платке и черном платье с белым воротничком, приветливо спросила, что мне угодно.
- Добрый вечер, - улыбнулась я ей. – Мое имя – Эмили Валентайн. Я обучалась в вашем пансионе, закончила его в прошлом году. Могу я видеть матушку Бевину?
- Матушку Бевину? – переспросила монахиня в замешательстве, и я похолодела – неужели настоятельница умерла?
Может, в этом тоже виноват колдун?!
- Матушка Бевина, - заговорила я, волнуясь, - настоятельница… Что с ней? Мне необходимо увидеть её.