Волшебный корабль - Хобб Робин. Страница 127

— Стоило заплатить деньги, чтобы получить именно то, о чем я мечтала, — поделилась с ней Малта. И передала кошелечек с деньгами, которые оставил отец.

До осеннего бала оставалось всего два дня.

Малта совершила поистине подвиг изобретательности и самообладания, сумев протащить домой завернутый в бумагу наряд и утаить его не только от матери, но и от Наны. Этой последней нынче определенно нечего было делать! Подросший Сельден нуждался в учителях, а не в няньке с ее поминутным присмотром, а посему Нана, кажется, взялась шпионить за Малтой. Все эти бесконечные «приборки» в ее комнате, — что это было такое, как не предлог рыться в ее вещах? И к тому же Нана то и дело задавала вопросы, ну никак не входившие в компетенцию старой служанки. «А откуда у тебя эти духи?» «А знает ли мама, что ты надевала эти серьги, когда ходила гулять?» Противно!

В конце концов Малта придумала гениально простой выход. Взяла и велела Рэйч спрятать сверток с платьем, туфельками и стразами у себя. Благо бабушка не так давно отвела Рэйч целый домик над садовым прудом. Малта не знала и знать не хотела, за что именно Рэйч удостоилась такой милости, но коли уж так случилось — грех не использовать. Все равно никто не подумает ничего лишнего из-за того, что она проведет немножко времени с Рэйч. Разве не было рабыне поручено обучать ее бальным танцам, правильной осанке и этикету?… Занятно, конечно, что именно рабыня сподобилась оказаться в этом знатоком. Дейла с Малтой вволю хихикали над этим обстоятельством, когда оставались одни. Дейла, правда, с некоторых пор воображала себя слишком взрослой, чтобы проводить время с «маленькой девочкой» вроде Малты… Ничего! То-то все переменится после того, как Малта предстанет перед всеми на балу Осеннего Подношения!..

А еще в самый вечер бала Рэйч помогала ей одеваться. Малта и не подумала предупредить невольницу заблаговременно. Нечего той слишком много обо всем этом думать. Потом, того гляди, все выболтает бабке и матери. Малта просто явилась в домик Рэйч и спросила, где сверток. Потом велела помочь ей одеться. Рэйч повиновалась, хоть и улыбалась по ходу дела несколько странно. Малта же вполне оценила все выгоды обладания послушной рабыней. Когда та застегнула на платье последнюю застежку, Малта уселась перед скромным зеркальцем Рэйч и принялась одну за другой надевать свои так называемые драгоценности. Потом тщательно накрасила губы и глаза. Прошлась по внешней стороне ушных раковин и мочек теми же тенями, которые использовала для век, — так научила ее Территель. То, что получилось, самой Малте показалось пленительным и заманчивым. Невольница, кажется, была просто потрясена. Видимо, никак не ждала, что хозяйская дочка умеет наводить красоту ничуть не хуже взрослых опытных дам! Когда перед воротами остановилась коляска, заблаговременно заказанная Малтой, Рэйч встревожилась лишь отчасти.

— Куда собралась ехать юная госпожа? — спросила она.

— На вечеринку в доме Киттен Шайев, — сообщила ей Малта. — Мама с папой Киттен идут на бал Подношения, а чтобы дочка и маленький сын не соскучились — пригласили кукольника.

Все знали, что Киттен недавно сбросил верховой пони, и у нее до сих пор болела нога. Вот Малта и собралась к ней в гости — развеселить больную подружку. Коли уж обеим не пришлось идти на бал, почему бы хоть вместе не посидеть?

Малта давно выучилась врать — этак походя и весьма убедительно. Во всяком случае Рэйч поверила безоговорочно. Знай кивала, улыбалась и выражала уверенность, что Киттен приободрится.

Единственным, что в самом деле мешало, был темный зимний плащ, в который Малте поневоле пришлось кутаться всю дорогу до места, где проходил бал. Плащ очень скверно подходил к ее великолепному платью. Но не собирать же на него всю пыль с улиц? И вовсе незачем кому-то видеть ее до того самого момента, когда она ВОЙДЕТ. Хватит уже и того, что она ехала в наемной коляске, а не в фамильной карете или на прекрасном верховом коне, как все приличные люди. Увы, предпринять что-либо насчет достойного выезда было не в ее силах. Самым ее «прекрасным верховым конем» был раскормленный пони, принадлежавший им с Сельденом. Сколько она умоляла купить ей лошадку, но все тщетно. Как всегда, мама сказала «нет». И предложила ей для начала как следует обучиться ездить верхом — на ее, маминой, кобыле. Эта кобыла была старше самой Малты. Но даже если бы Малта вздумала поехать на старой кляче, ей вряд ли удалось бы вывести ее в столь поздний час из конюшни, не привлекая внимания. А кроме того, ее платье было со слишком пышными юбками. В седле в них вряд ли удалось бы выглядеть элегантно…

Но! Несмотря на все — на толстый плащ, от которого лицо покрылось неизбежной испариной, на похабную песенку, которую, считая ее смешной, напевал кучер, несмотря на то, что Малта отчетливо знала: позже со стороны матери ей была обеспечена здоровенная головомойка… — словом, невзирая ни на что, приключение обещало быть попросту восхитительным.

— Я сделала это! Я сделала это!.. — шепотом повторяла Малта снова и снова. Какое хмельное ощущение власти!.. Наконец-то она совершила решительный шаг и начала сама распоряжаться своей жизнью! Только теперь она как следует поняла, до чего ей наскучило бесконечное сидение дома в роли маменькиной дочки. Ее мать была ну такой важной, такой степенной, такой основательной! Хоть бы раз выкинула нечто людям на удивление!..

Это особенно ярко проявилось за последний год, пока болел дедушка. Какая скучища воцарилась в доме Вестритов!.. Правду сказать, там и раньше-то ничего особо волнительного не случалось. Не то что у людей. Другие семейства торговцев устраивали вечеринки — и приглашали на них не обязательно равных себе. Например, Беккертов как-то раз целый вечер развлекала труппа жонглеров, нанятая какой-то семьей из новых. На другой день Полья Беккерт во всех подробностях пересказала Малте, как юноши-жонглеры перебрасывались огнем, острыми ножами и стеклянными шариками — и одеты были при этом всего лишь в набедренные повязки!!!

В доме Вестритов никогда ничего похожего не происходило.

Бабушка иногда принимала у себя таких же старых, как она сама, дам из других торговых семейств. Но разве эти сборища можно было назвать веселыми вечеринками?… Старухи рассаживались в какой-нибудь комнате и принимались сообща вышивать, неторопливо потягивая вино и рассуждая о давно прошедших временах, когда небо было синйе и вода в море мокрее, чем нынче…

Но даже и таких нудных сборищ не случалось уже долгое, долгое время. Когда деду сделалось хуже, бабушка просто прекратила кого-либо приглашать в дом. Целый год пришлось жить в дурацкой скуке, тишине и полутьме в комнатах. Мама даже перестала играть на арфе по вечерам, — другое дело, что этому-то Малта только порадовалась. Добро бы мама просто играла в свое удовольствие, так нет же, она еще и Малту пыталась обучить нотам. Знать бы ей, что дерганье струн вовсе не укладывалось в представления Малты об интересно проведенном вечере!..

— Останови здесь! — зашипела она на кучера коляски. Он не отреагировал, и ей пришлось повторить уже громче: — Стой! Останови здесь! Я пойду к двери пешком. Я сказала, Я ПОЙДУ, недоумок!..

Он наконец-то остановился, едва не въехав в круг факельного света. Да еще имел наглость рассмеяться на все ее негодование. Малта отсчитала ему за проезд, не накинув ни грошика: вот теперь пускай посмеется. Кучер отомстил ей, не подав руки, когда она спускалась. Ну и пожалуйста, и не больно-то нужна была его рука. «Я молодая и ловкая, я не какая-нибудь старушенция, готовая вот-вот рассыпаться!» Малта, правду сказать, все же чуть-чуть наступила на край плаща, но не споткнулась и не порвала ткань.

— Отвезешь меня назад в полночь, — властно распорядилась она. Полночь — вовсе не время уходить с осеннего бала; увы, Малта (как ни трудно было ей даже про себя в этом признаться!) не решалась перегибать палку. Если она позволит себе слишком многое, — пожалуй, разойдется не только мать, но и сама бабушка. А кроме того, вскоре после полуночи начиналось официальное представление гостей, и это событие определенно не входило в число тех, на которых Малте непременно хотелось присутствовать, — ибо вполне могло кончиться форменной жутью. Малте было всего семь, когда одному представителю Дождевых Чащоб вздумалось ради этого самого представления снять с лица маску. Лучше бы он этого не делал!.. Малта увидела перед собой существо, которое при рождении, вероятно, было человеческим дитятей, но потом начало расти и вышло из положенных человеку пределов, обзаведшись явно лишними костями и складками плоти, где могли таиться некие нелюдские органы. Малта, помнится, едва на ногах устояла, когда дедушка Ефрон соприкоснулся с ним руками и назвал его «братом». И даже более того — дал ему право представлять всю их семью!.. Много ночей после этого Малте снились кошмары на тему уродца из Чащоб. Она просыпалась и утешала себя мыслью о том, какой ее дедушка храбрый: с ним ей никакие монстры не страшны…