У бирешей - Хоффер Клаус. Страница 25
«Позже, — заговорил шкуродер после небольшого перерыва, причем говорил он теперь громче, наверное, чтобы я опять не заснул, — позже четыре клана бирешей, некогда владевшие всей бывшей областью Тортонского моря *, смешались между собой. Если прежде каждому члену племени была ясна та участь, которая его ожидала, то теперь мы пребываем примерно в той же неопределенности, что и вы в вашем большом мире. Устранить неясность не помогает даже изучение генеалогии — слишком уж много разной крови перемешалось в наших жилах. В отчаянной надежде все-таки выяснить, кем же является каждый из нас на самом деле, мы ввели так называемый “Год наших мертвых”. Именно по этой причине вы и прибыли сюда. Предстоит выяснить, кто же вы такой. Кстати, известно ли вам, чем занимались крестные в вокзальном трактире тем часом, как вы с тетушкой шествовали к бальной зале? Они заключали пари, кем вы окажетесь: “Говорит-сам-в-себя”, или “Ложное объяснение”, или “Голова-или-число”, или “Рудничный газ”. Последнее лучше всего подошло бы к вашей истории, — сказал Йель Идезё и злорадно прибавил: — Оттого-то никто и не сделал ставки на это имя. Наибольшее число голосов было в пользу “Головы-или-числа”. Хорошее имечко!» — заметил он, смеясь.
Я приподнялся на кровати. Мне непременно нужно было убраться из этого дома. «Прекратите», — сказал я, и зубы мои выстукивали дробь. «Да я и так уже закончил! Теперь вы всё слышали», — сказал шкуродер и взял на руки собаку Де Селби. «Пожалуйста, обождите еще секунду, я еще кое-что должен вам вручить», — остановил он меня, когда я направился к двери. И он вышел, оставив меня наедине с Де Селби. Мы взглянули друг на друга. Он был совсем чужой. Сугубо официальным тоном, так, словно все бывшее между нами было зачеркнуто, я спросил, не желает ли он проводить меня. И ничуть не удивился, когда он холодно отвечал, что ему еще надо помочь Йелю Идезё закопать пса. «Ну, тогда до свиданья!» — тихо произнес я и пошел к двери.
Она отворилась, когда я подошел к порогу и едва не столкнулся со шкуродером, который держал в руках обещанную компенсацию для служки: маленького, полуголого, еще слепого щенка спаниеля. «Вот! — сказал он мне, очевидно, перепутав. — Берегите его». Он протянул мне щенка. Я принял его и погладил. Тот мелко дрожал, наверное, оттого что я был ему не знаком. Но, кажется, мне Йель Идезё тоже собирался что-то принести? Я выжидающе смотрел на него, однако он стоял, не двигаясь. И тут я понял. И я опять закричал и сам услышал свой крик: «Нет, я его не возьму, мне не нужна собака. Со мною у вас это не получится!» Сквозь дымку испарений, переполнявших комнату, я заметил, что рука Йеля Идезё судорожно сжалась; вероятно, он хотел влепить мне оплеуху. Но вместо того он крепко стиснул меня за плечо и вытолкнул в распахнутую дверь. «Не выставляйте себя на посмешище», — расслышал я его слова, прежде чем он захлопнул дверь у меня за спиной.
«Мал-помалу»
Не знаю, каким образом добрался я до дома. Кажется, я посадил своего щенка в тачку и прикрыл его фуражкой, потому что было уже холодно. Кто, размышлял я, сделается его убийцей? Интересно, шкуродер и мне будет повторять все те же слова, когда мою собаку прикончат? Помнится, я сделал остановку, собрал оставшиеся рекламные буклеты, скомкал их в шарики и соорудил подобие подстилки, чтобы щенку удобнее было лежать. Когда я дошел до дома и остановился перед бальной залой, с дверей которой уже были свинчены оба фонаря, я обнаружил, что щенок изгрыз всю бумагу. Тетушка, по-видимому, уже давно меня поджидала, она стояла на крыльце озябшая, в широком пальто. «Входи скорее, малыш!» — прошептала она. Это были первые человеческие слова, которые я услышал с момента прибытия в Цик. «Ты совсем окоченел! Какой ты холодный!» — сказала она с испугом, когда я оказался с нею рядом. Хоть я и дрожал, но холодно мне не было. Во мне что-то умерло, и нечто другое заступило освободившееся место. Именно оттого меня и пробирала дрожь.
Один раз по пути я сделал остановку. Все произошедшее в лачуге Йеля Идезё заново проплыло в моем сознании. Все это уже было прошлым! Припоминаю: я присел на корточки посреди дороги, залитой лунным светом, чтобы опорожнить кишечник. Но было уже поздно. Трусы были перепачканы, форменные брюки совершенно мокрые. Я стянул с себя то и другое, выкинул трусы и при первой возможности вымылся в ручье. В полуголом виде я побрел дальше. Нижняя часть униформы была сложена в тачку рядом с собакой.
До того я, кажется, завернул в «Лондон». Во всяком случае, я ясно припоминал разговор между Наоборотистым и Цердахелем — они, оба пьяные, сидели за столиком, за которым я утром сидел с Де Селби. «Воспоминание обманывает», — утверждают биреши. Возможно, это так. Потому что то, что осталось в моей голове от услышанного разговора, по сей день кажется мне невозможным, нереальным — хоть позже мне неоднократно доводилось слышать, как дети распевают ту песенку, которую я с того самого вечера запомнил наизусть, услышав ее тогда, кажется, из уст Цердахеля:
Всем прочим детишкам она
порой улыбнется,
Бывает, сыграет и с ними в игру
“шаг вперед, шаг назад”
*
.
Но если бы не было биреша-дитятки —
ах! и увы! —
Ну что бы, скажите, они без него
стали делать?
“Шаг вперед, шаг назад”, как я выяснил позже, некогда было распространенным именем в этих краях. Позже на смену ему пришло другое имя, показавшееся более метким: “Фелутон”, венгерское слово, близкое по значению 12.
Когда я, с моим псенком на руках, завернул в трактир, где Наоборотистый утром катал шары на игральном столе, который теперь был закрыт темной тканью, я стал свидетелем следующего разговора. Сначала Инга пригласил меня подсесть к их столику, за которым он расположился вместе с евреем, но я вежливо отклонил предложение. Цердахель заметил мне на это, что я прав. Я поостерегся истолковать его одобрение как доказательство симпатии — ведь за недолгое время пребывания в Цике я пережил более чем достаточно, чтобы не спешить воспринимать подобное поведение как знак дружбы. Возможно, если бы я к ним подсел, Цердахель чрезвычайно обрадовался бы. После короткого обмена репликами повисло молчание, оба они возобновили разговор лишь после длительной паузы.
«На чем мы остановились?» — первым спросил Наоборотистый.
«Я говорил о том, что ты крайне удивишься, если мы попытаемся вычертить линии, отображающие развитие наших семей — например, упадок семейства Рака. То были бы кривые, наискосок пересекающиеся в пространстве. Формул, по каким их можно было бы вычислить, не существует. Тут не помогут даже твои мозги, похожие на небольшой электронный вычислитель!»
«Не преувеличивай», — сказал Наоборотистый.
«Я не преувеличиваю, — спокойно возразил Цердахель. — Я знаю, что это так!»
«И что же ты знаешь?»
«У тебя есть сын», — объявил еврей с таким видом, будто произносил пророчество.
«Что?!»
«У тебя есть сын!»
«И каким же образом мне выпала такая честь?» — насмешливо спросил Наоборотистый.
«Благодаря стечению обстоятельств», — значительно произнес Цердахель.
«Но ты же знаешь, это абсолютно исключено», — Наоборотистый вдруг тоже сделался серьезен. Зато пришла очередь Цердахеля расхохотаться.
«Пожалуйста, не смейся», — сказал Наоборотистый.
«Я не смеюсь. Клянусь твоими яйцами! — торжественно возгласил Цердахель и с поклоном привстал с места. — Да, клянусь!»
«У меня нет яиц! — разозлившись, рявкнул Наоборотистый. — И ты это отлично знаешь!»
«Говорю тебе еще раз, — произнес Цердахель тем же тоном, — клянусь тебе: у тебя есть сын!»