Дело всей жизни (СИ) - "Веллет". Страница 185
— Это было эффектно, — вымученно улыбнулся Шэй — рана все больше ныла и горела огнем.
Он скосил глаза и увидел, что плечо залило кровью. Удивился было тому, что при таком количестве он до сих пор не оставляет кровавых следов, а потом сообразил — кровь затекает в манжет, но это ненадолго. Но если попытаться в таком виде выйти из замка, то это привлечет внимание, а возможно, выйти и вовсе не удастся. Но у Шэя не было даже плаща; костюм, смоделированный мадам Жюли, плаща не предполагал.
Граф Сен-Жермен неправильно расценил озабоченность мистера Кормака, и извиняющимся тоном произнес:
— Конечно, я отчасти доктор, поскольку смыслю в анатомии, но увы, с собой у меня только дамская притирка для омоложения кожи. Такие вещи всегда отлично берут.
— Я справлюсь, — Шэй вздохнул. — Позвольте мне одолжить ваш плащ? Мне нужно прикрыться, чтобы у солдат не возникло вопросов.
— О, — мсье Сен-Жермен немедленно потянулся к застежке. — Почту за честь.
Мистер Кормак с благодарностью принял несколько экстравагантную тряпку и потянулся застегнуть ее на шее. Пальцы слушались плохо, поднять руку было больно насколько, что пришлось сжать зубы, а на лбу выступила испарина, но это того стоило — левая рука оказалась полностью прикрыта блестящей черной материей.
— Вам стоит вернуться к супругам де ла Серр, — напомнил Шэй. — Вполне вероятно, что я обязан вам жизнью, но поверьте, так будет лучше. Я еще немного задержусь в Париже, так что мы с вами сможем увидеться и все обсудить.
— Виски! — энергично воскликнул граф Сен-Жермен. — Ирландский виски несомненно станет лучшим для вас лекарством. Жду вас завтра — и это не обсуждается. Я, может, про вас еще книгу напишу.
— Не стоит, — Шэй усмехнулся. — О делах Ордена лучше не рассказывать, это вредно для здоровья.
— Тогда к старости, — ответно усмехнулся граф. — Через пару-тройку сотен лет.
— Вот это годится, — мистер Кормак фыркнул, хотя больше всего хотелось глухо стонать. — А теперь простите, я и так непозволительно задержался.
Он направился к выходу так же прямо и ровно — и с каждым шагом чувствовал, как оставляет позади целую главу своей жизни. Конечно, предстоит написать еще два «подробных письма» Женевьеве… Впрочем, сделать это вряд ли будет трудно, пусть хоть весь Париж усыпят плакатами и листовками с портретом.
Самое главное — то, что уже через несколько дней капитан Кормак снова шагнет на борт и отправится к далеким берегам, где его ждут.
Пожалуй, стоит отплыть с расчетом встретить наступление нового года на борту. Так будет даже символично.
Комментарий к 27 декабря 1776, Версаль
* Lit de justice — так называли законотворческие совещания короля (по большей части направленные на защиту и обогащение аристократии).
========== Февраль 1777, Нью-Йорк ==========
Путь к Нью-Йорку оказался нелегок, но Шэй этого почти не замечал. Капитанские привычки укоренились в его душе настолько глубоко, что отдавая приказы, он порой с трудом их осознавал. В прибрежных водах «Морриган» успела освободить четыре «плавучих тюрьмы» и дважды уходила от погони, поскольку британским капитанам это пришлось не по душе, и Шэй чувствовал удовлетворение, однако гораздо ярче он чувствовал за пазухой сверток со Шкатулкой, с которым не расставался даже во сне. Верный Гист по-прежнему стоял по правую руку, но капитан Кормак подумал о том, что тому уже нелегко выдерживать такие путешествия. Пожалуй, нужно будет подобрать нового квартирмейстера, и это вряд ли будет сложно — в костяке команды много опытных моряков. Гораздо труднее будет объяснить Кристоферу, что его отстраняют не потому, что капитан Кормак разочаровался в нем, а для его же блага. К тому же в ближайшее время Шэй не собирался отправляться в длительные плаванья…
Нью-Йорк был захвачен британцами, а потому Шэй благоразумно не стал пытаться швартоваться к причалам Манхэттена. Он аккуратно провел «Морриган» по знакомому уже пути — мимо Гарлема, и колонисты милостиво пропустили бриг под французским флагом. Капитан Кормак порадовался своей предусмотрительности — на Францию в колониях смотрели с надеждой, де ла Серр даже говорил что-то о том, что поддержать Америку было бы очень полезно в плане ограничения британских аппетитов.
Шэй сошел с борта в смутно знакомой ему местности — вроде бы неподалеку он с Хэйтемом в компании Коннора когда-то охотился на «рогатых медведей». Никакого капитана порта в небольшом поселении, куда он попал, не было, зато путь Шэю преградил отряд колонистских патриотов. Однако мистер Кормак знал, чем можно убедить колонистов в том, что он друг — пусть трюмы «Морриган» не ломились от грузов, как в более лихие времена, но там хватало снабжения с захваченных «плавучих тюрем». Денег брать Шэй не собирался, да и нет, поди, у партизан денег.
Щедрое предложение позволило не только мигом договориться о взаимном ненападении, но и помогло в чисто практическом плане: Шэю пожаловали лошадь, а экипажу «Морриган» — запасы кукурузной водки. Шэй планировал позже наведаться сюда или отправить Гисту письмо с распоряжениями относительно команды и брига. Место для стоянки было не слишком удачное, но пока Шэй не знал, где будет безопаснее разместить корабль.
Лошадь оказалась тощей и ленивой, но все лучше, чем добираться пешком. Шэй трясся по грязной, но утоптанной дороге, а сердце стучало тем чаще, чем ближе были заставы Нью-Йорка. Мистера Кормака абсолютно не интересовало, кто нынче контролирует город. Британцы — так британцы, все равно до выяснения реалий прятаться придется от всех. А уж о том, как пробраться в Нью-Йорк, минуя заставы, ворота и прочие бесполезные для тамплиеров (и ассасинов) меры безопасности, Шэй знал отлично.
Пробираться, конечно, пришлось через весь город. Шэй мог бы пролезть и куда ближе к дому Хэйтема, но тощая кобыла — это не только средство передвижения, но и обуза, в карман не спрячешь и через стену не перемахнешь.
Поездка через город, кишащий британскими солдатами, несколько затянулась. Февраль выдался не слишком холодным, вскоре начал накрапывать… то ли дождь, то ли мелкий снег, не разберешь. Шэй с тоской поглядел в начинавшее вечереть небо и пнул клячу пяткой, пока не окочурилась по дороге.
Когда он добрался до дома Хэйтема, стемнело, хотя на часах явно было не позже шести-семи часов вечера. Мистер Кормак часов не доставал. В конце концов, часом раньше, часом позже… Позади было шестнадцать лет.
Стоило распахнуть ворота, как Шэю навстречу выскочил Руджеро — в одной рубахе. Шэй отметил мельком, что итальянец за то время, что они не виделись, как-то… не растолстел, а, скорее, заматерел. Отрастил бородку, и даже в его суетливых движениях проявлялось что-то сродни вальяжности. Галлиани махал руками и многословно что-то восклицал, но Шэй вышел на свет и тоже махнул рукой — мол, свои. Конюх, он же садовник, он же помощник по всяким мелким делам, прижал руку к груди и так же многословно рассыпался в извинениях. Мистер Кормак даже слушать не стал, жестом показал, что желает поставить кобылу в стойло.
В конюшне было темно; тени от фонаря в руках конюха качались, словно живые, и Шэй увидел три лошадиных морды — в рядок. Лошади мерно покачивали головами, хрупали сеном и к «пополнению» отнеслись индифферентно.
— Мсье… — Шэй запнулся и раздраженно дернул плечом. — Галлиани, мистер Кенуэй дома?
— С час назад вернулся, — энергично ответил конюх и предложил. — Позвольте поводья, мистер Кормак? Мистер Кенуэй в кабинете.
— Нет, я… сам, — Шэй вдруг понял, что ему хочется остаться наедине. Преподнести новость хотелось так, чтобы это событие стало достойным воспоминанием.
— О, mamma mia, — выпалил Руджеро и, не слишком вежливо впихнув в руки Шэю фонарь, удалился, что-то бормоча уже себе под нос.
Шэй аккуратно пристроил фонарь на крюк у самой двери и повел клячу в открытый денник. Фонарь освещал слишком слабо, и кобыла явно лучше Шэя знала, куда идти — туда, где кормушка, которой Шэй пока не видел — глаза не успели привыкнуть. Мистер Кормак закрыл денник и зачерпнул воды из бадьи, чтобы напоить лошадь, а потом и рассеянно почесал ее морду.