Дело всей жизни (СИ) - "Веллет". Страница 256

— И я — один из них, — Коннор прикрыл глаза. — И один из тех, кто обманывает.

— Ну конечно, — так же насмешливо отозвался Чарльз Ли. — Это ведь ты только наполовину индеец. А еще наполовину — кто?

Коннор поднял голову, и Шэю стало даже не по себе — настолько застывшим казалось лицо сына. И он произнес — утвердительно:

— Это не ты сжег мою деревню.

— Щенок, — почти ласково протянул Чарльз. — Разумеется, не я. Но ты мне так и не поверил. Я, верно, тогда не слишком хорошо с тобой обошелся. Но деревню не жег. Я отправился сюда по приказу твоего отца. Я искал твою мать. И если бы нашел, возможно, ничего этого бы не было.

Мать Рода вздохнула и оперлась на свой посох:

— Моя дочь была наивна. Она говорила перед Ротинонхсонни, что пришлым надо дать отпор, но ее не послушали. И она встала на тропу войны в одиночку. Глупый поступок. Но еще опаснее для нее было принести дитя от одного из бледнолицых. Дочь рано ушла в мир снов, и я взяла на себя заботу о мальчике, но знала, что не мне вести его в наш мир. Бледнолицый был из тех, кто попирает время, потомок великих богов. И мой внук несет в себе их кровь. Я бы изгнала дочь, если бы не Камень Ратетшентс. Он был предназначен для одного из нас — и одного из них. Я не хотела дожить до этого.

Коннор дернулся еще до того, как Шэй успел все осознать:

— Я… Моя мать… Твоя дочь?

— Все так, Радунхагейду, — с достоинством кивнула старуха. — Я отреклась от нее, но не отрекалась от тебя. Когда твоим воспитанием занялся Сломанный Воин, я успокоилась. Но потом пришли они, Подобный Ястребу и Молодой Орел — и не мне уже было решать твою судьбу. Твоя судьба теперь только в твоих руках.

Шэй невольно ляпнул:

— Это я, что ли, Подобный Ястребу? Ну ни хрена ж себе…

Женщина смерила его тяжелым взглядом и веско закончила:

— Ганьягэха могут отозвать свое соглашение, но как быть с воинами, которые ушли?

Коннор все еще растерянно помотал головой:

— Я остановлю их.

— Ну и слава Отцу Понимания, — буркнул Чарльз. — Из меня так себе защитник индейцев. Хорошо, что дело в более надежных руках. Удачи тебе, Кормак. У тебя ведь, кажется, уже есть опыт?

— Было такое, — Шэй попытался прийти в себя. — Когда-то я защитил деревню племени онейда от французов.

— И среди них тебя вспоминают, Подобный Ястребу, — без улыбки подтвердила Мать Рода и с трудом повернулась к Чарльзу. — Спасибо тебе, Кипящая Вода. Ты принес плохие вести, но это лучше, чем находиться в тумане.

Коннор проводил взглядом Чарльза. Тот уходил поспешно, его провожали настороженными взглядами вооруженные индейцы, но никто не посмел заступить дорогу. Коннор склонился перед Матерью Рода:

— Я постараюсь сберечь жизни ганьягэха… Аксота.

— Поспеши, — та ласково коснулась его руки. — Ганадогон ушел. Он твой друг, но не поверит тебе.

Она сказала что-то еще, но это уже не предназначалось для ушей мистера Кормака — старуха перешла на свой язык. И Коннор ответил — может быть, встревоженно, но сердечно. А потом позвал:

— Идем, Шэй. Сейчас нам нужно устранить опасность. А потом… Потом я не знаю, что буду делать. Я не знаю, как… буду жить со всем этим.

— Потом мы с тобой поговорим, — практично заметил Шэй. — И не с таким живут. А если ты будешь не против, то с твоим отцом мы тоже поговорим. А после этого разговора — напьемся вусмерть. Хочешь?

— Хочу, — отрезал Коннор.

— Огненная вода опасна для таких, как ты, — оставила за собой последнее слово Мать Рода. — Ты, обладатель Орлиного Зрения и Песни Орла, должен быть осмотрительней. Такие, как ты, Радунхагейду, меняют мир. Так измени его к лучшему.

Когда вышли за ворота, уже стемнело, и Шэй тяжело вздохнул. Воевать с индейцами на их земле, в темноте и при этом быть связанным обещанием не убивать… Могавки-то таким обещанием вовсе не связаны! В общем, предприятие вырисовывалось довольно сомнительное.

Однако Коннор, как оказалось, подумал и об этом тоже. Он прищурился, цепко огляделся по сторонам и вполголоса сообщил:

— В нескольких милях отсюда — лагерь колонистов. Так сказала Мать Рода. Они не нападут без приказа, но если наши воины спровоцируют их, то прольется кровь. Руки колонистов будут развязаны, и никакой приказ им не потребуется.

— И что? — настороженно спросил Шэй.

— Наступает ночь, — как будто невпопад ответил Коннор. — Как только в лагере все, кому дозволено, отойдут ко сну, ганьягэха нападут. Нам нужно успеть раньше. Но, Шэй… Наши люди знают этот лес, как самих себя. Будет лучше, если ты не пойдешь по земле. Прикрой меня с воздуха, я справлюсь и сам.

Мистер Кормак и хотел бы возразить, но… промолчал. Сын был во всем прав. И пусть он фактически отстранял Шэя от участия в операции, мистер Кормак понимал, что может принести больше вреда, чем пользы.

— Ты в любой момент можешь меня призвать, — окончательно капитулировал Шэй. — Я постараюсь быть как можно ближе к тебе.

— Нам нужно найти Ганадогона, — на всякий случай уточнил Коннор. — Он повел наших воинов. Если он прикажет, все отступят. Но его придется убедить, а я… Я и сам плохо понимаю, что происходит. Как найти слова? Что сказать? Я не знаю. Знаю только, что обязан это сделать, потому что если не я — то никто.

— Это верно, — Шэй кивнул. — Тут я тебе ничем не помогу.

Лес был какой-то мелкорослый и хилый — наверное, потому, что находился почти у самых ворот, и мистер Кормак поглядывал на тонкие деревца с неудовольствием. Забраться на них, а уж тем более перебираться по ним… Хэйтем говорил, что в любовнике фунтов двести живого веса, такого не каждое дерево выдержит.

Наконец, Шэю попалось что-то более приличное на вид, и он с разбегу взобрался на развилину, а потом и поднялся выше, осторожно ступив на торчащую ветку. Ветка выдержала.

Коннор крался по земле, но Шэй уже видел первого противника — тот засел в кустах и возился с мушкетом. Мистер Кормак подумывал было предупредить сына, но тот справился и сам: остановился, чутко прислушался и легкой тенью скользнул в кусты в лучших ассасинских традициях. И минуты не прошло, как он абсолютно бесшумно придушил соплеменника и аккуратненько его уложил. Покрутил головой, поискал Шэя, убедился, что тот поблизости — и направился дальше.

Под сенью леса было уже совсем темно. Шэю несколько раз приходилось пользоваться особым, «орлиным», зрением, чтобы не промахнуться и не свалиться на землю. Количество разложенных по кустам индейцев быстро увеличивалось, но, видно, того самого, нужного, все не попадалось.

Шэй машинально подумал о том, что искать предводителя нужно в опасной близости к лагерю, не иначе. И как раз его нельзя бесшумно вырубить и уложить. Чтобы тот смог отдать приказ, он должен быть живой, целый и в сознании. А кроме всего этого, он должен еще и счесть, что это нужно и правильно.

Ганадогона Шэй помнил смутно. Припоминался немного нескладный подросток с пучком перьев на голове, но сейчас-то это уже должен быть взрослый парень… Так что опознать бы его сам Шэй вряд ли смог.

Снизу раздался негромкий, но крайне грубый возглас. Шэй даже подумывал, не окликнуть ли сына, но тот пояснил вслух и сам:

— Здесь проходил олень. Очень большой олень, судя по куче, в которую я наступил.

— Мокасины оботри, — фыркнул Шэй.

— Уже, — сосредоточенно засопел Коннор и адски чем-то зашуршал, а потом абсолютно нелогично заметил: — Потише, Шэй. Дальше деревья будут расти реже, звук разносится дальше.

Мистер Кормак с трудом удержался, чтобы не ответить. Сам вляпался в дерьмо, сам зачем-то сообщил об этом, а «потише», конечно, требовалось от Шэя. Настоящий Кенуэй.

Но деревья и впрямь стали появляться реже, и это сильно замедлило перемещение. Коннор же, напротив, стремился преодолевать открытые участки побыстрей, и мистер Кормак здорово отстал. И вдруг увидел — его. Нескладный подросток превратился в воина — крупного и тяжелого, но перья на голове носил все такие же. Или почти такие же, на этот счет Шэй затруднялся.