Дело всей жизни (СИ) - "Веллет". Страница 261

Неожиданно Коннор дернулся и пробормотал — очень тихо:

— Отец, если вы уже закончили ужин, то, может быть, поднимемся наверх?

— Любопытно, — так же тихо откликнулся Хэйтем, но выносить сор из избы не стал, поднялся. — Благодарим за прекрасный ужин и беседу, но нам пора.

— Ой, да что вы, нам только в радость, — Коринн тут же бросилась убирать со стола. — На второй этаж, налево и в конец коридора. Ключик — в замке, а если понадобится второй, возьмите у Олли.

Тем временем незнакомка грациозно прошла по залу и, покосившись на новеньких, обратилась к лесорубам:

— Так и думала, что застану вас здесь. Платья почти готовы, потребуется еще одна примерка — и я при вас закончу.

Шэй догадался, что не все доходы с «Морриган» пошли на обустройство хозяйства лесорубов. Какими бы грубыми ни казались эти рыжие парни, вертели ими именно жены, а значит, сначала платья — а потом уже телеги, лошади и прочая чепуха.

А еще мистер Кормак догадывался, что поспешное бегство Коннора как-то связано с портнихой, и даже догадывался, как, хотя и сомневался. Однако высказать свои подозрения вслух он не успел — на втором этаже поджидал еще один «сюрприз».

Комната, которую обещал мистер Оливер, и впрямь оказалась чудесной — светлой и просторной. Легкие, почти полупрозрачные гардины; огромное окно, за которым угадывался выход на белый кружевной балкончик; мягкого бежевого цвета ковер на полу, тикающие напольные часы с затейливой резьбой и настоящее лимонное дерево в кадке, — немного провинциально, но очень уютно. Несколько напрягало другое. Двуспальная кровать с цветастым покрывалом, а главное — сплетенные из полотенец символические «лебеди» на подушках наводили на мысли, что спальня эта — супружеская.

— Так, — голосом, не сулившим ничего хорошего, протянул Хэйтем, оглядевшись. — Коннор, позаботься о том, чтобы мистер Фолкнер не попался мне на пути до отплытия, потому что безопасности я ему не обещаю.

— А при чем тут Фолкнер? — растерялся сын. — Вы же с ним, кажется, сегодня не виделись? А до этого ты вполне спокойно о нем говорил. Это Шэю тамплиерский крест на мачте не понравился…

Мистер Кормак сразу понял, что возлюбленный в ярости — обычно он такими простыми словами не говорил.

— При том, — внятно и четко объяснил Хэйтем, — что этот старый болтун растрепал по всему вашему милому цветущему селению не только то, что я являюсь тебе отцом, но и то, что состою в… сердечной дружбе с мистером Кормаком. Никакого иного объяснения тому, что нас сначала назвали твоей «семьей», а потом предоставили комнату для новобрачных, я не нахожу.

Коннор даже отвел глаза и смутился:

— М-м… Да, Фолкнер откуда-то знает про вас. Даю слово, это не я ему рассказал. Быть может, Раксота… Или сам догадался, он довольно проницателен… когда не надо.

— Странно, что нас при этом не прогнали отсюда вилами, — заметил Шэй.

Коннор упрямо помотал головой:

— Я бы такого не допустил. Не именно… про вас там или еще что-то подобное… Я бы не стал помогать людям, которые ищут, в чем бы обвинить соседей.

— Кстати, о соседях, — Хэйтем опустился на кровать и поглядел снизу вверх с подозрением. — Эта леди, что пришла перед нашим уходом, и от который ты сбежал, как от огня… Твоя очередная симпатия?

Коннор снова засопел:

— Она портниха, ее зовут Эллен. Живет здесь с дочерью. Муж бил ее, и я…

Мистер Кенуэй поморщился:

— Где-то я это уже слышал. Позволь, угадаю: леди внезапно оказалась вдовой, и ты, как благородный человек…

— Нет, — буркнул Коннор, перебивая. — Во-первых, Эллен не осталась вдовой, я ее мужу просто морду набил. Во-вторых, у меня с ней ничего не было, и мне не хочется, чтобы она затаила на меня обиду. Так что, несмотря на то, что она оказывает мне знаки внимания, я стараюсь не слишком часто с ней видеться. Со временем она поймет, что все это только вызывает неловкость, и тогда, надеюсь, мы сможем подружиться.

— С ума сойти! — нарочито изумленно протянул мистер Кенуэй-старший. — Я удивлен. Шэй, кажется, это первый случай, когда наш сын не воспользовался благосклонностью дамы.

— Он просто старше стал, — возразил мистер Кормак. — Научился выбирать и думать головой.

— Может быть, — Коннор даже порозовел и явно чувствовал себя неловко. — Отец, я вообще-то… не об этом хотел поговорить.

— А о чем же? — Хэйтем закинул ногу на ногу, а его лицо приобрело нечитаемое выражение.

Сын покосился на Шэя и со вздохом произнес прямо и откровенно:

— Я сказал тебе много лишнего, отец, в лагере на Вэлли Фордж. Не скажу, что меня и теперь не задевает… то, что ты скрыл от меня такие важные вещи, но когда у меня появилось время подумать, я решил… и Шэй объяснил… Даже если наш союз распался, я не хочу, чтобы ты думал, что я…

— Это всё? — сдержанно поинтересовался Хэйтем.

Шэй устало плюхнулся на кровать с другой стороны. Оба мистера Кенуэя были чертовски горды и упрямы, а расхлебывать, конечно, ему, Шэю. Рука машинально потянулась почесать предплечье, но тут Шэй заметил недовольный взгляд Хэйтема, и с тяжелым вздохом руку убрал.

Коннор немного подумал и твердо заявил:

— Если ты захочешь обсудить, отец, то я готов. Если нет… Значит, останется так, потому что извиняться я не собираюсь. У тебя были причины поступать так, как поступил ты. У меня были причины сказать то, что сказал я.

Мистер Кормак опасался, что Хэйтем предпочтет гордо послать, но тот, кажется, оценил полный достоинства ответ сына. Похоже, он колебался, но все-таки проговорил:

— Что ж, давай обсудим. Ты обвинил меня в предательстве… Ведь именно это ты подразумевал?

Шэй поймал укоризненный взгляд сына и помотал головой в ответ на незаданный вопрос:

— Нет, я ничего не говорил. Только о том, что на тебя многовато свалилось.

— Слабо сказано, — Коннор переступил с ноги на ногу, рассеянно пошарил взглядом по комнате и притащил себе резную скамеечку, стоявшую у окна. — Но я не жалуюсь. Шэй говорил, почему вы не захотели сказать. Мне больно думать, что вы знали ответы, когда я задавал вопросы. А еще я понимаю, что желание отомстить могло отнять у меня не только цель, но и право называться ассасином и даже просто человеком.

Хэйтем откинулся на руки и с интересом поглядел на сына:

— Да, могло. Но я действительно не знал, кто отдал приказ восемнадцать лет назад. Иначе бы, возможно, попытался этим воспользоваться, когда стремился убедить тебя, что нам нужен другой лидер для освободительного движения.

Коннор на своей табуреточке даже вытянулся вперед:

— Теперь я это понял, отец. Когда его место займет кто-то другой…

Мистер Кенуэй-старший приподнял бровь:

— О чем ты?

Шэй, конечно, уже знал, что скажет возлюбленный, а вот сын был все-таки еще слишком молод, потому что нахмурился:

— А что, нет? Мы могли бы заняться этим вместе, если ты не против, отец.

Хэйтем выпрямился и проговорил едва ли не по слогам:

— Поздно.

— Но… почему?! — Коннор растерялся и рассердился. — Такой человек не может… не должен вести кого-то к свободе, потому что он отказывает в ней другим!

Мистер Кенуэй даже глаза закатил:

— Это все — только слова, шумовая завеса. Оглянись вокруг, Коннор! Не здесь, в этом твоем ассасинском Эдеме, а во фронтире. В Нью-Йорке. В Филадельфии. Люди изнурены. Постоянная война — даже не с алыми мундирами, а с голодом и холодом. Бесконечные поражения и победы, которые не приносят ничего! Что заставит этих людей поднять американское знамя, а не белый флаг? Когда Чарльз вернулся в лагерь после своей вылазки к ганьягэха, первый приказ, который я отдал ему, был запрет на попытки сменить Вашингтона на посту. Теперь это вполне возможно, Коннор. Но если это произойдет, начнется смута. Люди слабы, и я говорил тебе об этом. Кто-то не поверит Чарльзу, кто-то сочтет, что больше него достоин стать главнокомандующим, кто-то решит, что это удачный момент, чтобы сдать армию британцам. Вашингтон и Конгресс — только они еще вдохновляют людей.