Дело всей жизни (СИ) - "Веллет". Страница 279
— Мистер Дербишир? — нарочито удивленно поинтересовался Коннор. — Или его «протеже»?..
— Хэйтем, — Шэй все еще посмеивался, но счел нужным вмешаться. — Оставь парня. Нашел, с кем равняться. Ты же его сам воспитывал, неужели рассчитывал, что он вырастет иным? Он на тебя похож.
Мистер Кормак припомнил, что отец Браун назвал Хэйтема — в прошлом — «задиристым мальчишкой», и сразу понял, каким был Хэйтем в юности. С поправкой на окружение, разумеется…
— Я в его возрасте был разумнее и сдержаннее, — раздраженно откликнулся Хэйтем, словно ответил на незаданный вопрос. — Рассказывай уже, Коннор. И пей, если так хочется. Лучше с нами, чем с какими-то сомнительными ассасинами.
— Да, в общем, хорошие ребята… — рассеянно ляпнул Коннор. — А посуда какая-нибудь есть? Чистая?
— Для агента, работающего за бутылку, вы слишком придирчивы, мистер Кенуэй, — фыркнул Хэйтем. — Пей так, неужто непривычен?
— На Тортуге… — начал было Коннор и, смущенно поглядев на Шэя, закончил. — На Тортуге я один раз пил из бочонка. Весь облился. И меня обзывали краснокожим.
— Уволь меня от этих рассказов, — поморщился мистер Кенуэй.
— А зачем ты пил из бочонка? — поинтересовался Шэй. — На спор?
— Нет, в карты Фолкнеру проиграл, — пояснил сын.
— Хорошо еще, что ему, — дернул плечом Хэйтем.
— А никто другой меня не обыграл бы, — бесхитростно объяснил Коннор. — У меня пять тузов было, а у него шесть.
Мистер Кормак чувствовал на себе тяжелый взгляд любовника, но не смеяться не мог. Сам когда-то Коннора учил — и вот результат!
Коннор смущенно улыбнулся, деликатно отпил из бутылки — и вернул ее на стол, обтерев горлышко рукавом. И посмотрел на отца серьезно, так что и суровое выражение лица Хэйтема, и смех Шэя уступили внимательности.
— Мне рассказали, что мистер Армитедж вступил в конфронтацию с некоторыми тамплиерами, — веско проговорил сын. — Ресурсы Англии велики, но не бесконечны. На войну уходит львиная доля доходов от индийских колоний. Многие недовольны тем, что средства от одних колоний идут на другие колонии — и в среднем Британии сейчас было бы дешевле отказаться от Америки. Еще немного, отец!
Хэйтем выслушал это, сохраняя абсолютную невозмутимость, однако Шэй — да и Коннор наверняка тоже — не могли не отметить проявившейся краски на скулах и непривычно ускорившейся речи:
— А Братство? Что думает на этот счет Братство?
Коннор довольно долго молчал, опасливо поглядел за окно, а потом внятно и четко произнес:
— Братство ждет, пока магистр Ордена совершит ошибку. Мистер Армитедж прекрасно знает, что стоит ему победить — и он будет почти неуязвим, насколько это вообще возможно. Но пока он не доверяет никому и никогда не выходит в одиночку. Возможно, тебе стоит уехать, отец.
— Нет, — ясно выразил свое мнение мистер Кенуэй. — Если я и уеду, то не теперь. Пока… Пока мне нечего тебе рассказать, Коннор, но определенные справки я навел. Тебе не стоит приходить больше сюда. Ты ведь тоже опасаешься своих же коллег?
Коннор задумался, а потом поморщился, точно так же, как Хэйтем. Но все же невольно прислушался, не ходит ли кто по крыше.
— Я никогда не делал ничего против Братства, — медленно проговорил Коннор. — Сегодня меня пытались расспрашивать о тебе, отец — как ты бы сказал, очень деликатно. Я понимал, что эти ребята, конечно, знают про вас обоих. Я ничего не сказал, но если мне придется объясняться, это будет очень нелегко. Поэтому мне ничего серьезного сегодня и не рассказывали, хоть и восхищались моими успехами в Америке. Нас мало, Орден здесь организован куда лучше. В лондонском Братстве очень разные люди, но у многих политика Британии отняла что-то — близких, деньги, имя. Шэй, если увидишь, что тут становится слишком опасно для вас, увези отца. Обещай… Как я обещал тебе, что уведу «Аквилу» на Гудзоне, даже если буду видеть, что ты погибаешь.
— Мне приходится учитывать мнение великого магистра, — серьезно отозвался Шэй. — Поэтому я не могу дать тебе слова. Но учту. И если все пойдет как-нибудь не так — встретимся в Нью-Йорке.
— Очень мило слышать, как вы договариваетесь, не спрашивая меня, — язвительно процедил мистер Кенуэй и, не дав никому слова вставить, продолжил. — Коннор, если тебе нужно будет что-то мне передать, отправь сюда посыльного. Как мне найти тебя, если ты будешь нужен?
— Братство предлагало мне убежище, но я предпочел сам, — неуверенно произнес Коннор. — Снял какие-то меблированные комнаты на Ганновер-стрит. Ой, то есть на Ганновер-сквер. Звучит красиво, но на самом деле это две комнатушки под самой крышей. Оттуда прекрасный вид, но на окна постоянно гадят птицы. И галдят. И чем-то громыхают на крыше, не понимаю, чем.
— С крыши можно прийти и лично, — практично заметил Шэй. — А что за дом?
— А черт его знает, — пожал плечами Коннор. — Я шел, шел… и увидел объявление. Там адрес не указан был, там было написано — «в этом доме». Там прямо под домом — сарай, а на сарае чья-то морда намалевана.
— Найдем, — уверенно заявил Шэй. — Ты только сообщи, если морду закрасят.
— Ты вообще ужинал сегодня? — с неудовольствием осведомился Хэйтем. — Или пьешь натощак?
— Всего разок и отпил! — возмутился Коннор. — В до… В убежище Братства мне предложили перекусить, но я отказался. А до этого днем ел в таверне, тоже не знаю, где. Попросил мяса, а мне принесли… э-э-э… они назвали это chop, котлета. Перемолотое мясо с жилами и жиром. У нас в племени такое шло на приманку для хищников.
— Коннор! — Хэйтем почти простонал. — Не ходи в то, что называется «chop». Более приличные заведения называются «бифштексными». А еще лучше — ищи нормальные таверны и требуй «чистую комнату». Тебя проводят в отдельный кабинет, где можно будет поесть без свидетелей и с чистой посуды.
— Зачем все это? — это был не вопрос, Коннор недовольно засопел. — В Америке все понятнее. А тут котлеты какие-то, чистые комнаты…
— Значит, Лондон тебе не понравился?
Шэю показалось, что в голосе возлюбленного звучит… то ли печаль, то ли разочарование. Но Коннор покачал головой:
— Не знаю. Тут все… странное. Я видел сегодня город с высоты. Он огромен, много всего… Красивый город. Но пока для меня слишком уж большой. Когда я в детстве впервые оказался в Нью-Йорке, мне казалось, что он безграничен! Но здесь… Лондон гораздо больше. Здесь так много народу, и все как-то живут. Ты говорил, отец, что это другая страна, другие нравы, и это действительно так. Мальчишки на улице, где я проходил, дразнили всех, а меня — нет. Только с удивлением смотрели. Наверное, они просто не знали, что для меня будет обидно услышать. А еще те самые лорды и леди! Отец, я понимаю, это звучит глупо, но я понял, что из себя пытались изобразить некоторые наши соседи в Нью-Йорке! Не все. Ты ничего не пытался изобразить, ты такой и есть. И супруги Блэкуотер тоже. И покойная миссис Дэллоуэй… Я раньше не видел разницы. А теперь вижу.
— Коннор, многие англичане переехали в Америку, — несколько удивленно отозвался Шэй. — Они от этого англичанами быть не перестали. Некоторые даже остались лордами и леди, если вообще таковыми были.
— А многие захотели ими стать, переехав в Америку, — заметил Хэйтем. — Там ведь конкуренция куда меньше. Наверное, в чем-то так можно сказать и про меня.
— Нет, — решительно покачал головой Коннор. — Они хотели стать больше лордами и леди, чем настоящие лорды и леди. Это ведь видно, отец. У меня… у меня тоже так было. Я хотел быть ганьягэха больше, чем принадлежал к ним. А ты не хотел быть больше, чем был.
Хэйтем внезапно опустил взгляд и коротко кивнул, словно соглашаясь со словами сына. Не подтвердил, но и не возразил. Шэй следил за странным для него диалогом с интересом. Где-то в душе начало зарождаться некое противоречие, но пока Шэй не думал об этом.
— Это все не столь уж важно, Коннор, — наконец раздумчиво произнес Хэйтем. — Тамплиером, как и ассасином, может стать любой. Кто ты, какой была твоя жизнь, как ты пришел к соответствующим идеям…