Путь в рай (СИ) - Дори Джон. Страница 27
— Это я. Амад. Я. Кушай. Ты же умеешь силы восстанавливать, да? Ты же волшебник?
Сарисс покосился на тяжеленные оковы, которые удержали бы и великана.
— Ты думаешь, Амад глупый, да? Кушай финик. Один. Ещё воды?
Он кормит прикованного Сарисса, тот машинально жуёт, морщится, глотает. Следит за действиями Амада. На лице что-то вроде недовольства. Ещё хрипло, осекающимся голосом он спрашивает:
— Ты чего?
— Я? Как «чего»? Вот, пришёл. К тебе.
Сарисс хмурится:
— Зачем?
— А ты хочешь тут помереть? В этом своём городе мечты? Имей в виду, казнить они тебя собираются через огонь. Так что ты уж захоти жить, пожалуйста. Нам выбираться надо. — Амад хорохорится, он совсем не уверен в возможности выбраться наружу, но уж как-нибудь вдвоём-то… Сарисс подсобит. Приманит там, или что… Раз жив — значит, всё сможет. Вера в Сарисса нерушима.
Сарисс шевелит пальцами:
— Не чувствую. Холод.
— А, это… — это мы сейчас… Что ж я зря…
Что ж я зря продавал попону Белой Горы? Кожаную шапку, которую, оказывается, носят капитаны, нож с костяной рукоятью от лучшего резчика пустыни? Что ж я, совсем дурак? Нет. Не дурак.
Вчера, под вечер, Казим отвёл его за город, к знакомому кузнецу. Выход из города и впрямь стоил денег, а вот вход — на́ тебе, пожалуйста — бесплатный! У кузнеца Амад купил кое-что необходимое и получил подробные инструкции, как использовать купленное.
В городе колдовать ни-ни, а мастерство иногда сродни колдовству. Вот и эти четыре тоненькие пилочки — если и не вполне волшебные, то уж заговорённые — точно.
— Намного их не хватит. Ежели человеку, к примеру, надобно распилить кандалы — то одной пилки на два распила хватит. То есть, коли кандалы ручные, двойные, то бери две штуки — не ошибёшься. По одной на каждую железяку.
— Чего сразу «кандалы»?
— Да я к примеру говорю. Бывают и клёпаные оковы. И колодки. А вдругорядь запоры, засовы да скобы, дуги от замков, решетва всякая… К примеру. Мало ли что распилить нужно.
— Ладно, давай две. Нет, четыре, на всякий случай.
Случай оказался.
Сарисса приковали с полным уважением, звездой — за руки и за ноги распяли на стене. За руки и за ноги — да не шкуркой! Жив дружок! Вон и глаз заплывший уже раскрыл — любопытно ему: чего делать будут?
Правильно не пожалел Амад четыре золотых. Конечно, Сарисс что-нибудь волшебное придумал бы. Со временем. Но именно времени у них было мало.
Поэтому достал Амад первую пилочку, провёл по железу — вот тебе и царапинка, да не царапинка — канавка.
«Как зубья уйдут в распил, так доставать уже не моги, пили до конца. Попользуешь — выкидывай. Править их никак невозможно. В море выкидывай. Приметные они».
Вошло тоненькое гибкое полотно звёздным лучиком в крепкое железо, и порадовался Амад, что Саулло, отнявший у него последний золотой, отошёл подальше — прятать — и не слышит тихого «вжик- вжик».
Глава 33. Финики - 2
Прошло не меньше двух часов.
Факел погас, но огня Амад пока не зажигал — незачем, пили́ себе и пили́.
Больше всего он боялся резануть по живому. Сарисс в таком состоянии, что боли сразу не почувствует. Поэтому последние миллиметры Амад шёл на ощупь, стараясь поймать момент, когда сталь прорежет железо насквозь.
Когда освободили руки, Сарисс сполз на корточки в жутко неудобную позу и так просидел всё оставшееся время, иногда пил воду.
Когда с оковами было покончено, пришлось зажечь остатки факела. Каменный пол был изгажен каким-то прахом, по стенам сочились чёрные ручейки, в центре зияла мерзкая дыра, из которой расползалось зловоние и куда Амад скинул ставшие бесполезными пилки. Правду сказал кузнец — только-только их хватило.
Но зачем смотреть по сторонам, когда рядом Сарисс?
Вид у него всё ещё жалкий, но нет безумия в открытых глазах, не заметно опасливой испуганной повадки, которую ожидал и боялся увидеть Амад у пережившего пытки и муки. Сарисс был слаб, но держался победителем. Уж какую схватку он выиграл — ему лучше знать.
— В ихнем городе колдовать нельзя, знаешь? Потому тебя и повязали. А по мне, так они просто хотели деньгу стрясти с Мархуда.
— Мальчик жив?
— Не видел я, но по всему — жив и следов оспы нет.
Сарисс кивнул, поморщился — через горло пролегала сине-багровая полоса. Душили, что ли?
Амад посуетился, вспомнил о своих покупках.
— Вот бальзам от ран, — выставил он перед Сариссом скляночки. — Вот укрепляющее силы средство — на травах, понюхай.
Он поднёс к носу Сарисса фляжку и тот, втянув запах, без лишних разговоров присосался к ней.
Амад счастливо улыбался: не промахнулся! Не промахнулся он с покупками, не зря бегал по всему городу, выискивая наилучшее, торговался да выспрашивал лекарей.
— Вот масло, им тоже можно мазать…
Он с изумлением увидел, как Сарисс схватил бутылёк и, понюхав, тоже сделал немалый глоток.
— А финики? — растерянно спросил он, — есть же финики — кушать!
— Давай.
Набив щёки, как хомяк, он рассматривал пузырьки и флакончики, которые вытащил Амад. Одобрительно урчал, кивал всклокоченной головой, лил на незатянувшиеся раны, мазал, ел, пил. И смотреть на него было одно удовольствие.
Из одежды на нём не было ни нитки, на вопрос о поясе он махнул рукой, мол, ерунда, забудем.
Поэтому Амад соорудил ему набедренную повязку из своего шарфа. Пока обкручивал ткань вокруг тонких бёдер, с болью увидел, что спина исполосована, что раны и ранки рассыпаны по всему телу, что подпалены волосы на лобке и дырочка на головке раздражённая, красная. Страшно подумать, что делали…
Он шипел, нечаянно касаясь этих отметин. Сарисс грустно улыбнулся:
— Ничего, пройдёт.
— Конечно.
О времени, потребном на это «конечно», никто из них не сказал. Время, время… Всей жизни-то, может, несколько минут…
Наконец, Сарисс смог подняться.
— Идти сможешь?
Сарисс сделал неуверенный первый шаг. Второй — уже твёрже.
— Держись за мной.
Амад сразу же приметил эту железяку. Ножные кандалы были сделаны на славу — толщина чуть не в ладонь. Хорошая вещь — пригодится.
Сжимая кусок железа, приятно оттягивающий руку своей тяжестью, он потушил факел.
— Эй! Саулло! Открывай!
Амад заколотил в дверь, но та и не дрогнула, как будто её пинал комар.
По коридору зашаркали шаги.
В окошко надзиратель морду больше не совал — предусмотрительный стал. Но больше его жизнь ничему не научила.
— Ыбал? Совсем дохлый, да? — Саулло хихикнул. — Ты дурак. Дохлый тощий баллы́* ыбать, дурак.
— Открывай!
— Дэнги давай!
— Откроешь — дам.
— Э, дай так. Сейчас.
— Через окошко? — ухмыльнулся Амад.
С окошком у Саулло были связаны неприятные воспоминания. Он натужно засопел. Обида и корысть произвели в нём титаническую работу и привели к следующему результату:
— Ладно, я дверь открывать, ты дэнги давать. Не давать — я закрывать. Будэшь дохлый, как твой дружок. Был одын дохлы, стало два! А дэнги я потом возьму. — Мысль эта так понравилась Саулло, что он рассмеялся.
— Придёт твой начальник и выпустит меня, — испортил ему праздник Амад.
Это неожиданное осложнение озадачило Саулло настолько, что он немедленно взялся за ключ, загремел засовом. Дверь приотворилась.
— Дэнги давай. Эй, ты гдэ? Дэн…
Саулло просунул голову чуть дальше и получил страшный удар. Крякнув, он упал всей тушей, распахнув дверь. Оставалось затащить его внутрь. Жив — нет? Неважно. Амад целил наверняка — в висок.
Обыскать бы, забрать свой динар. Но такие болваны — Амад знал по опыту — бывают очень изобретательны в припрятывании своих богатств. Зато уж если найдёшь тайник, то там окажется всё, что дураку ценно. Не любят такие делить, напрягать мозг, искать новое место…
Так что, пошарив вбыструю по телу и не найдя своего кругляша заветного — да и не ожидал, — Амад зачем-то выхватил связку ключей из безвольной руки и выглянул в пустой полутёмный коридор.