Карнивора (СИ) - Лейпек Дин. Страница 72

Что я делаю не так?

Голубые глаза следят за ней внимательно и спокойно.

Никто, кроме тебя, не может ответить на этот вопрос, Моар. Это твои руки.

Марика смотрит на пыльное небо над головой. Птицы уже давно не поют в ее саду — они знают, что сюда не стоит прилетать.

Но все равно рано или поздно одна из них срывается и летит навстречу неизбежной смерти.

Локоло.

Мергир больше ни разу не упоминал о том, зачем он держит Марику в своем дворце. Они говорили о чем угодно, только не о том, почему колдунья, которую по законам Изула полагалось судить и сжечь, живет у вали и ужинает с ним за одним столом. Лишь однажды Марика спросила Мергира:

— Что скажут жрецы Великой Матери, если узнают, что ты делишь трапезу с саидх?

— Промолчат, — усмехнулся он.

Марика удивленно приподняла брови.

— Жрецы — это тоже люди, хайин. А все люди в этом городе подчиняются мне.

«Кроме одного, — невольно подумала тогда Марика. — Точнее, одной».

Она все чаще соглашалась, когда Мика предлагала отвести ее к легих. В конце концов, почему бы и не поужинать, если можно это сделать? К тому же общество вали, на удивление, было совсем не в тягость. С ним о многом можно было поговорить, еще о большем — поспорить, и, в отличие от Харца, Мергир при этом не сквернословил.

Всякий раз, вспоминая про хирурга, Марика чувствовала легкий укол совести. Но ведь она же пыталась, верно? Просто пока что ничего не получалось. Никто ведь не говорил, что научиться творить магию без пьентажа будет легко.

Она давно перестала считать дни, проведенные в плену, когда ей приснился сон. Это был лес — нет, Лес, тот самый, истинный и предвечный, и в сизом мареве чернели стволы деревьев, и землю устилала бесцветная мертвая листва. Марика брела по Лесу, вокруг не было ни звука, и вдруг из-за деревьев вышел Лис. Он хитро глянул на нее, а затем заливисто рассмеялся и скрылся между черных стволов.

Марика резко проснулась. Встала, завернулась в пестрое тканое покрывало, и пошла в сад, окрашенный ночью в глубокую синеву.

— Локоло, — позвала Марика и села под деревом ждать. В последнее время птицы летели долго.

Горлица опустилась на руку с тихим воркованием, беспокойно складывая и расправляя крылья, будто желая улететь, но не смея этого сделать. Марика очень медленно и осторожно приложила пальцы к груди птицы. Та испуганно замерла под рукой.

Марика почувствовала, как быстро-быстро бьется маленькое сердце. Прикрыла глаза и представила себе, как пульсирует в тонких сосудах кровь, как она бежит по артериям и венам, и сердце качает ее, гонит дальше и дальше, снова и снова…

Мягкое, еле заметное движение пальцев — пульс начал замедляться, птица прикрыла глаза и обмякла в руках. Не теряя ощущения ее сердца, Марика провела рукой в другую сторону.

Кровь снова запульсировала под пальцами, горлица встрепенулась, глянула на Марику темным глазом-бусинкой, расправила крылья.

И улетела.

Мир снова был у нее в руках. Она чувствовала его, видела, понимала — руками. Да, все еще очень плохо — о, чего бы она не отдала, чтобы получить снова тот дешевый школьный пьентаж! — но ладони больше не ломило от пустоты и беспомощности. И даже с этой силой она могла многое. Достаточно, чтобы начать всерьез думать о словах Харца.

Однако теперь появилась другая проблема. Как сообщить ему, что она обдумывает план побега? Как, тем более, обговорить этот план во всех деталях? Марика знала, что второй раз вали не отпустит ее к пленникам — он должен был прекрасно понимать, что лишний раз им общаться ни к чему.

Ей нужен был союзник, свой человек во дворце. Но где его раздобыть, если она видит только Мергира и Мику — и последняя общалась с ней все менее любезно от того, что все более любезно общался первый? Марика всерьез думала о том, чтобы перестать ужинать у вали, но с возвращением магии ей требовалось куда больше сил, и голодать по вечерам было все сложнее.

И все яснее становилось, что пора бежать. С каждой встречей вали вел себя все внимательнее и обходительнее, настолько, что одного желания ничего не замечать было уже недостаточно. Марика не знала, в чем дело: собирался ли он таким образом добиться своей изначальной цели, или их вечерние беседы произвели на него слишком сильное впечатление своей несомненной новизной, но результат ее удивлял и настораживал.

По вечерам она придирчиво рассматривала себя в зеркале, однако по-прежнему не видела там ничего, что могло бы соблазнить такого человека, как вали. Да, магия вернула и блеск в глазах, и здоровый, красивый цвет кожи, и волосы из неровно остриженных прядей превратились в черные волны, пышной копной обрамлявшие округлившееся лицо. Но одного взгляда на роскошную фигуру Мики хватало, чтобы понять: этого явно должно быть недостаточно. Нет, наверняка вали просто ищет новый способ добиться расположения Марики, чтобы воспользоваться ее способностями.

Однако Мика становилась все холодней, все презрительнее смотрела, все короче и проще говорила, обнажая сухое равнодушие под превратным теплом южной обходительности. Принеся как-то завтрак, она и вовсе не сказала даже привычного «доброе утро, хайин», и поставила поднос на столик, плотно сжав губы. Марика расстроилась — не от того, как девушка обходилась с ней, а от того, что не могла ничего поделать с причиной такого поведения — но ничего не сказала, только приложила руку к шее в знак благодарности. Мика подняла ладонь в ответном жесте и вдруг захрипела, схватилась за горло и упала на пеструю мозаику, сотрясаемая страшной судорогой.

Марика была рядом с ней в тоже мгновение. Она приложила руку к сердцу, ко лбу, к животу, ища причину, спрашивая у этого безупречного тела — что с ним? Ответ не заставил себя ждать: он чувствовался в крови, как острая боль, обжегшая ладони. Но Марика лишь облегченно вздохнула. Смерть подступала быстро, однако еще быстрее можно было ее остановить. Десять беспокойных ударов сердца спустя Мика уже дышала ровно и легко, а еще через некоторое время темные глаза распахнулись и остановили свой взгляд на лице Марики.

— Что произошло, хайин? — спросила девушка слабым голосом.

— Спрашивать скорее должна я, — усмехнулась Марика. — Может быть, ты сможешь припомнить, кто сегодня утром мог тебя отравить?

— Отравить?!

— Это Айла, — тихо пробормотала Мика. Она сидела на полу, прислонившись спиной к кровати. Марика осталась у столика и пыталась незаметно вытереть о ковер пятна яда с ладоней. — Третья жена.

— Третья? — удивилась Марика. — Разве не первой полагается ненавидеть всех последующих жен и наложниц?

Мика покачала головой.

— Матих никогда таким заниматься не станет — она растит Асу, наследника вали. И Лексар, второй жене, тоже некогда — она отвечает за всю женскую половину дворца. А вот Айле…

— Нечем заняться? — догадалась Марика.

Мика улыбнулась.

— Ее нельзя было брать в жены. Если бы Айла осталась наложницей, то получила бы желаемое.

— Я не понимаю, — честно призналась Марика.

— Быть женой почетно. Ей положено содержание после смерти мужа, ее никому больше не отдадут. Но и сам супруг после наступления беременности к жене прикасаться не смеет. Во всяком случае, тот, кто, как вали, может содержать большой гарем.

— А Айла хочет, чтобы к ней… прикасались? — снова догадалась Марика.

Мика кивнула.

— Она смертельно ревнует каждую наложницу, пока та пользуется расположением вали. Но те, кто задерживаются ненадолго, могут получить ее прощение.

— А ты задержалась надолго.

— Из-за тебя, хайин. Легих велел мне присматривать за тобой и каждую ночь рассказывать о том, что я видела и слышала…

Девушка покраснела, а Марика сухо усмехнулась. В общем-то, она оценила практичность вали — действительно, почему бы и нет, если можно совместить приятное с полезным? Вот только Мика чуть не погибла из-за этой практичности.