Карнивора (СИ) - Лейпек Дин. Страница 74

Марика точно могла сказать, что это был за шаг.

Мика не знала, что именно произошло на охоте. Ее, молодую наложницу, никто не собирался посвящать в такие детали — и даже не допустили ухаживать за вали, поскольку ей полагалось присматривать за саидх. Весь день Мика изнывала от беспокойства и бессилия, узнавая лишь обрывки слухов: Хисса, придворный медик, провел операцию, вали мучает жестокая лихорадка, рана воспалена и нагноилась. И вечером девушка пошла к северной колдунье. Да, у той не было амулета, без которого она, кажется, не могла колдовать — но ведь хайин спасла ей жизнь? Она сказала, что кое-что помнила, что для этого почти не требовалось магии… Может, ей под силу спасти и вали?

Марика выслушала сбивчивый рассказ Мики внимательно, не перебивая. Лишь когда девушка подняла заплаканные глаза и еле слышно спросила: «Ты же сможешь помочь ему, хайин?» — колдунья вздрогнула и переспросила:

— Помочь?..

— Я отведу тебя, — заторопилась Мика, пока колдунья не сказала «нет». — Я скажу страже, что сам легих просил привести тебя. Только спаси его, хайин!

Колдунья долго смотрела на Мику, и ее странные голубые глаза были холодными и непроницаемыми. Потом что-то сверкнуло в них, и она сказала:

— Хорошо. Идем.

Марика стояла в темном пустом коридоре. Во дворце не было слышно ни звука: весть о вали уже успела разойтись повсюду, и обычные вечерние развлечения уступили место напряженной тишине. Кто-то искренне скорбел, кто-то — предвкушал, кто-то — просчитывал возможные варианты, но все — ждали.

Марика посмотрела вниз, где у ее ног лежала Мика. Здесь тоже хватило одного касания — она положила ладонь на шею девушки, туда, где билась под атласной кожей артерия, и через мгновение Мика уже падала, и Марике осталось только подхватить ее и осторожно положить на пол.

Локоло.

Теперь надо было поспешить, пока ее не застал кто-нибудь. Марика быстро наклонилась, сняла с Мики браслеты и платок, которым та прикрывала в коридорах лицо — к счастью, сегодня он был из достаточно плотного шелка. Конечно, глаза все равно выдали бы Марику рано или поздно, но она надеялась, что в темноте их сходу никто не разглядит. Можно было бы изменить цвет при помощи магии, но тратить сейчас на это силы было нельзя. Она уже израсходовала слишком много на Мику — ладони сочились сладковатым липким соком и ныли, слабо напоминая об ушедшей из них пустоте. А Марике предстояло еще многое сделать.

Она выпрямилась, оглянулась, но все было по-прежнему тихо. Коридор, в котором она стояла, упирался в другой, и, хотя Марика видела все это впервые, бывала она здесь неоднократно. Мика не дошла три шага до поворота направо, к покоям Мергира. Налево Марика ходила только один раз. И сейчас ей нужно было повторить по памяти этот маршрут.

Она пошла, бесшумно ступая, к повороту и осторожно выглянула в коридор. Пусто.

Сделала шаг. Второй.

Остановилась.

Обернулась.

Тело Мики чернело в полумраке на гладких плитах пола.

Марика зло выругалась, сплевывая грубые аргенские слова на чистый изульский мрамор, и подбежала к девушке. Мгновение спустя Мика открыла глаза и с удивлением взглянула на Марику, склонившуюся над ней.

— Что случилось, хайин?

— Ты потеряла сознание. Возможно, последствия того отравления. Идем. Нам надо спешить.

Потом из всей этой ночи Мика могла вспомнить только один единственный момент, картину, застывшую перед глазами — как в теплом неярком свете от пламени свечи холодное, будто вырезанное из камня лицо саидх склоняется над вали, а его кожа кажется восковой. Руки, колдующие над раной в боку, испачканы в крови, но это не мешает голубым глазам смотреть спокойно и собранно, как будто в месиве, в которое превратили прекрасное тело легих, можно увидеть что-то осмысленное. Но колдунья смотрит, проводит над раной окровавленными пальцами, улыбается и бормочет что-то на своем языке. Потом поднимает взгляд на Мику и поясняет ей по-изульски:

— Я нашла, в чем тут была беда.

Еще несколько пассов, и колдунья извлекает что-то продолговатое, черное, мокрое от крови и гноя.

— Щепка, — снова поясняет колдунья, как будто Мике хочется знать, что именно заставило ее легих гнить изнутри и страдать.

— Но все хорошо, — продолжает колдунья. — Теперь все будет в порядке.

Еще одно движение ладони.

— Полей мне снова на руки, пожалуйста.

Мика старается не видеть, что стекает в таз вместе с водой.

Она уже понимает: саидх может не что-то, не кое-что, ей не нужен никакой амулет, чтобы творить настоящее колдовство. Но о чем теперь жалеть? Если колдунья спасет вали?

В комнату вползает бледный свет, предвещающий восход, он отбирает у свечи тепло и резкие тени, и все, что казалось в темноте значительным и пугающим, становится бесцветным и усталым — и лицо колдуньи, и ладони, и глаза. Саидх сидит на полу у стены возле кровати вали, согнув одну ногу в колене и оперев на него руку — Мика никогда не видела, чтобы девушки так сидели. Это невозможно, неправильно, в этой позе слишком много отрешенной свободы. Но у колдуньи есть право на это, большее, чем у первой жены вали, больше, чем у его дочерей. Потому что в ее руках есть сила, и никто никогда не сможет эту силу у нее отнять.

На рассвете в покои входит Хисса — медик пришел проведать вали. Он видит Мику, видит колдунью возле постели больного, видит пятна крови и перепачканные бинты. Хисса кричит, бросается к вали, вбегает стража, Хисса судорожно нащупывает пульс, смотрит на рану…

Оборачивается к колдунье, которую уже готовы схватить, и останавливает стражников коротким жестом, подняв ладонь.

— Сепсис, — говорит она коротко. — Вы пропустили один фрагмент. Я извлекла его, устранила pus,febris, toxins. Очистила и зашила рану. Провела седацию. Он проснется ближе к вечеру. Без меня ему понадобится на восстановление несколько недель. Со мной — несколько дней.

Хисса все еще держит руку поднятой. Как только он опустит ее, стражники схватят колдунью.

Мика напряженно ждет.

И выдыхает, глядя, как медик медленно подносит и прикладывает ладонь к своему горлу.

Мергир не спросил, что делала колдуньей в его покоях, когда он очнулся. Не спросил, почему она остается там в любое время дня и ночи. Почему они с Хиссой, его врачом, осматривают Мергира вместе и при этом спорят и сыплют незнакомыми, неприятными словами. Почему Хисса так часто соглашается с колдуньей. Мергир догадывался, в чем дело — но не спрашивал.

Однако, когда он смог вставать с постели и ходить по комнате, не боясь свалиться от слабости, и Марика, и Хисса внезапно куда-то исчезли — утром к Мергиру явился Карум, сподручный медика.

— Где Хисса?

— Захворал, аси хайина.

Мергир поднял брови.

— А колдунья? — спросил он, отмахиваясь от попыток померить ему пульс. Мергир и сам мог услышать собственное сердце, если бы захотел.

— Вы больше не нуждаетесь в ее уходе, аси хайина.

Мергир долго молчал, отвернувшись к аркам, сквозь которые на мозаику ложились теплые полосы солнца.

— Иди, — махнул наконец вали рукой.

— Но мне следует осмотреть вас, аси…

— Иди!

Слуга начал пятиться к дверям, когда внезапно вали снова окликнул его:

— Карум… Что именно она сделала?

Первым, что увидел Мергир, подходя к покоям колдуньи, была толпа вооруженной до зубов стражи. Он начитал семь воинов из мекатыр, своего самого элитного отряда. Двое из них стояли в отдалении и держали в руках короткие луки с наложенной на тетиву стрелой.

— Что здесь происходит? — нахмурился вали. Мекатыр поклонились, но на вопрос никто не ответил.