Карнивора (СИ) - Лейпек Дин. Страница 78

— Мы поймали лазутчика.

Марика внезапно почувствовала, что у нее дрожат руки.

У нее получилось.

Мергир и вали тут же вскочили и поспешили следом за мекатыр, а она побрела следом, совершенно оглушенная тем, что заклинание сработало. Кажется, Марика и сама не верила в то, что это возможно.

Мекатыр отвел их к одной из темниц, куда уже успели доставить пленника. У двери он помедлил.

— Осторожно, аси хайина. Это их колдун. Мы отобрали у него его медальон, но кто знает, на что способны эти саидх... — Мекатыр осекся и виновато глянул на Марику: — Простите, благородная хайин.

Она лишь слабо кивнула в ответ.

— Ты же сможешь защитить нас, Моар? — спросил Мергир, обернувшись к ней. Усилием воли Марика заставила себя успокоиться и на этот раз кивнула уверенно.

Дверь отворилась, из-за спин мужчин было видно только макушку пленника — спутанные медово-золотистые волосы. А у дальней стены темницы, в самом темном углу шевельнулся рыжий всполох, иЛис сказал с тихим смехом:

— Здравствуй, Волк.

Когда Марика странствовала по Аргении, пытаясь при помощи бесполезного школьного пьентажа заработать если не блестящую репутацию, то хотя бы немного денег, в одной из Королевой забытых деревень ей повстречался странствующий зверинец. Наибольшим спросом у толпы пользовались, разумеется, диковинные звери из Изула, особенно гигантские рептилии, похожие на огромных ящериц с длинной зубастой пастью и шипастой толстой шкурой. Однако удовольствие посмотреть на «каркадила» стоило дорого, и бедной публике приходилось довольствоваться чем попроще: хромым медведем, тупорылым вепрем, парой шустрых хорьков — и волком.

Марика заплатила за вход услугой: одного из держателей зверинца накануне куснул хорек, и рана сильно воспалилась. Такое лечилось проще всего, но вызывало не меньшую благодарность — в придачу к паре монет и ужину Марике разрешили посмотреть на зверей бесплатно. Ни «каркадил», ни медведь, ни шустрые хорьки, впрочем, не вызвали у нее особых чувств, кроме брезгливой жалости. Но у клетки с волком Марика остановилась надолго.

Места между кривыми прутьями было совсем немного — но зверь все равно ходил по клетке кругами, ступая точно след в след по загаженному полу. Он не останавливался ни на мгновение, проходя мимо Марики снова и снова, и всякий раз мелькала рана на исхудавшем боку. В конце концов она не выдержала. Протянула руку к прутьям и тихо позвала:

— Моар.

Волк оступился и потрусил к ней, сбиваясь со своего неизменного пути.

— Теакх, Моар, — прошептала Марика. Зверь затравленно глянул — но сил сопротивляться магии, пусть даже совсем слабой, у него не было. Он подошел и послушно привалился к кривым прутьям. А Марика прижала ладонь к раненому боку и произнесла заклинание. На исцеление волка у нее ушло куда больше сил, чем на исцеление человека.

Когда утром хозяева зверинца проснулись, они обнаружили, что все клетки пусты.

«В этом вся разница, — думала Марика, ходя кругами по самым роскошным покоям крепости Кассия. — Их было, кому отпустить. А кто отпустит меня?»

Решилась она под утро. Первым делом проскользнула неслышной тенью в комнаты Мергира и вали крепости и наложила на обоих крепкий сон. Затем усыпила всех мекатыр и стражников.

А потом спустилась к темнице.

Три движения руки, сведенной от напряжения судорогой. Легкое, в сторону — скрипит тяжелый засов, дверь распахивается в темноту. Быстрое, крутящее — в воздух поднимается яркий голубой шар, заливая влажные стены мертвенным светом. И, наконец, медленно и широкое — заклинание, подавляющее любые звуки. Пока Марика не закончила со всем этим, она старалась не смотреть в сторону дальней стены. Но, когда звуковая завеса прошуршала вокруг, и воцарилась полная тишина, не смотреть было уже невозможно.

Он сидел на полу, прикованный цепями к стене, и его глаза были черными, как безлунная осенняя ночь. Марика неуверенно шагнула к нему. Нужно было что-то сказать, но губы пересохли, слиплись, и с каждым проведенным в молчании мгновением сделать это было все сложнее.

Он изменился. Длинное лицо утратило утонченность, черты стали жестче, крупнее. Медовые волосы теперь топорщились во все стороны и челка больше не падала на глаза. Через скулу шел недавно затянувшийся длинный шрам, от угла брови к подбородку, а поверх него красовались свежие синяки и ссадины. Нижняя губа распухла и кровоточила. Балахон был разодран в нескольких местах — на локте, плече, колене, но Марика все еще старалась не смотреть. И все равно видела, и ладони горели, желая помочь, исцелить, исправить…

Она сцепила руки перед собой и спросила сухо, с трудом разлепив губы:

— Что с тобой сделали?

Кит слабо усмехнулся и ответил небрежно:

— Задавали вопросы.

Марика на мгновение зажмурилась — пряча за веками любые чувства.

— Это ведь был ты? — спросила она, глянув зло — надо же было куда-то деть то, что за веками не помещалось. — Все наши крепости помогал взять ты?

— Наши? — спросил он, и в голосе больше не было напускной легкомысленности. Темные глаза горели.

А ей тут же стало легче. Руки перестали дрожать, а ладони — гореть, и она повторила с силой, уверенно и четко:

— Наши.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга — Волк и Лис — прожигая злобой сырой воздух темницы, а потом Кит вдруг вздохнул устало и прошептал:

— Я же просил тебя остаться.

Руки снова задрожали.

— Я именно поэтому просил тебя остаться, — продолжил Кит, и хотя его голос звучал сердито, рукам это не помогало. Скорее наоборот. — Знал ведь, что тебя обязательно кто-нибудь во что-нибудь втянет, использует, подставит… Как ты вообще тут оказалась?!

— Я попала в плен на Танияре.

Кит непонимающе посмотрел на нее.

— Это где разгромили лагерь ди Спазы? Что ты делала там?

— Была военным медиком.

— О, твари, — выругался он еле слышно. — Значит, это говорили о тебе. И после всего, что ты увидела во время похода, ты можешь помогать им?

— Да! — прошипела Марика. Руки снова упокоились. — После того, что случилось в Казире, после того, что я видела каждый день в лагере, после того, как ди Спаза отобрал мой пьентаж и посадил на цепь, как собаку!..

Темные глаза Кита расширились.

— А потом я попала в плен к изульцам, — не унималась Марика, — где со мной обращались лучше, чем при дворе в Кастинии, где меня уважали, а мои способности — ценили! Попала в страну, где больше половины населения грамотны, а мои познания в гигиене и фармацевтике не превосходят того, что знает каждый умный человек! Так почему, объясни мне, я должна помогать не им, а необразованным темным хамам, среди которых жила на Севере?

Кит ответил не сразу, а когда заговорил, это был еле слышный шепот:

— Но ведь это не твоя страна.

— Моя мать — сантинелка, мой отец — изулец, — вскинула голову Марика, тряхнув темными кудрями. — Какая страна должна быть моей?

На этот раз он не ответил ничего. Только сидел, понурив голову, и постепенно ее руки снова начали дрожать.

— Кит, — неуверенно позвала Марика, шагнув ближе.

Он поднял на нее черные глаза.

— Я не хочу воевать ни на чьей стороне, — сказала она. — Я хочу только, чтобы никто больше не воевал.

Кит еле заметно приподнял одну бровь.

— Если Аргения сдастся, будет мир, — пояснила Марика.

Он поднял обе брови.

— Ты считаешь, что это не так?

— Я считаю, что ты помогаешь тем, кто затеял эту войну, — пожал плечами Кит и тут же резко вздохнул от боли.

Она больше не могла сопротивляться желанию своих рук. Пересекла пустое пространство между ними за три широких шага, опустилась на колени, положила ладони на избитое лицо. Кит слабо улыбнулся под ее пальцами.