Бедный Павел. Часть 2 (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич. Страница 79

По приезде в Академию выяснилось, что мои волнения были не напрасны — взорвалась химическая лаборатория, но разрушены были почти все объекты, размещавшиеся рядом. Жертвы были, но пока не было понятно, сколько их, и кто именно погиб. В нескольких кварталах были выбиты стёкла, снесена черепица. Наконец, я не выдержал и всё-таки лично поехал на место катастрофы. Риск уже был крайне небольшой, так как повторных взрывов не было.

Первыми, кого я встретил, к своей радости, на месте, были совершенно ошарашенные произошедшим, но вполне целые, Иван Леман и Франц Эпинус [142], которые заведовали химической и электрической лабораториями соответственно. Именно эти здания оказались разрушены совершенно. Астрономическая лаборатория пострадала значительно слабее, а небольшое увечье получил её глава Иоганн Бернулли [143]. Физическая лаборатория же пострадала в наименьшей степени, к тому же в ней в этот момент никого не было, ибо весь её состав во главе с Иваном Вильке [144] в связи с жаркой погодой отдыхал.

Прибежал запыхавшийся градоначальник Чичерин, который руководил работой на месте.

— Ваше Императорское Высочество…

— Не волнуйтесь, Николай Иванович! Много ли людей погибло?

— Пока обнаружили три тела, Ваше Императорское Высочество! Опознан только служитель электрической лаборатории Елисей Бурка. Двое других сильно обожжены. Раненных двенадцать, в том числе академик Бернулли и адъюнкт Серна. Адъюнкт и опознал служителя, который стоял с ним рядом и был поражён камнями. Всех раненных и покойных уже забрали в Василеостровскую лечебницу. Причины взрыва пока устанавливаются! — отличный доклад сделал градоначальник, хорошо вышколен.

— Пойдёмте к месту взрыва, господа! — обратился я к учёным, — Вас же не было при происшествии?

— Нет, Ваше Императорское Высочество! — ответил за обоих Леман, — Мы с Францем отправились обедать, и всё произошло в наше отсутствие!

— Ваши помощники оставались на месте?

— Не можем знать! Они тоже могли уйти на обед.

Очевидно, что взрыв произошёл в химической лаборатории, а электрическая оказалась на пути взрывной волны. Остальные здания пострадали незначительно, ибо были на расстоянии, да и удар пошёл в другую сторону. Прочее же — мелочи.

В городе пострадали несколько десятков человек, ушибленные или порезанные осколками стёкол. В общем, обошлось. С такими ранениями справиться и одна Василеостровская больница, а вот с разрушениями не всё так просто, да и с причинами надлежит разобраться.

Эпинус без остановки жаловался на потерю великолепных Лейденских банок, что погибли при взрыве, и о служителе Бурке, который готовил ему чудесный кофе и был весьма талантливым юношей, и он, к счастью, не успел завести семью. А вот Леман с тех пор как увидел свою лабораторию, уничтоженную взрывом, молчал как рыба.

— Иван Христианович, что-то Вы столь задумчивы?

— Я очень опасаюсь, Ваше Императорское Высочество, что именно мои ошибки послужили причиной этой катастрофы! — покаянно произнёс бледнеющий на глазах Леман.

— Подробнее, пожалуйста, Иван Христианович! — спокойно с участием сказал я.

— Мною повторялись опыты Кункеля [145] по обработке смесью азотной кислоты и спирта ртути, и я получил белые кристаллы [146], которые отложил до лучших времён. Признаться, я рассчитывал исследовать их после открытия новой лаборатории, так как опасался, что они взрывоопасны. Кристаллы хранились в моём кабинете здесь же. Вот…

— Так, Леман работал со ртутью, повторял опыты какого-то Кункеля. Что я знаю о Кункеле? Ничего! — судорожно думал я, — Вот угораздило же меня, настоятельно посоветовать ему активнее исследовать новые элементы, искать новые вещества, работать для блага отечества и собственной славы! Спокойно! Что я слышал в прошлой жизни о ртути или азотной кислоте? Гремучая ртуть? Что-то такое я слышал, вроде ртуть нитрировали… Вот почему я не учил химию? Как бы было проще… Итак, рабочая версия — гремучая ртуть. Хорошо.

А вот ещё вроде бы первый бездымный порох получали нитрируя хлопок [147], так, а нитрировать, это, в общем-то, как? Полить азотной кислотой? Наверное, не так всё просто… Но Леману надо посоветовать, однозначно! — побеседовав сам с собой, я немного успокоился и уверенно сказал:

— Прошу Вас, Иван Христианович, пока не делать поспешных выводов по причинам трагедии. Я думаю, что градоначальник прекрасно разберётся. Вас же я приглашаю отдохнуть у меня в Петергофе, развеяться, так сказать. Даю Вам слово, что Вы не будете наказаны за Ваш проступок. Империи нужна Ваша светлая голова, а с безопасностью опытов после таких проблем, я думаю, Вы больше не ошибётесь.

Позднее, оказалось, что Леман не был виновником взрыва. Вернее, он был не основным её виновником. В химической лаборатории работал очень перспективный молодой служитель Алексей Копанский, сын священника из Ярославля. Талантливый юноша был незаменимым помощником в исследованиях, проявляя чрезвычайную скрупулёзность в оформлении результатов опытов.

В тот день Копанский должен был провести серию испытаний с так называемым свинцовым мылом — вязкой жидкостью, которая было получена в мыловаренной лаборатории как результат воздействия кристаллов свинцового глёта [148] на животный жир. Молодой химик обрабатывал «свинцовое мыло» кислотами и получил в результате вязкую прозрачную жидкость [149]. Это было последнее, что записал юноша в лабораторный журнал — записывал он всё и подробно, именно эта его привычка и позволила ему стать служителем, и слушать курс химии в корпусах. Именно она дала нам возможность понять причины трагедии.

Опыты, которые после обнаружения лабораторного журнала провели наши химики, подтвердили чрезвычайную взрывоопасность полученной субстанции. Что послужило непосредственной причиной взрыва: неловкое движение, нагрев в процессе исследования или что-то ещё — точно неизвестно. Вещество, которое получило имя копаниум, в честь своего первооткрывателя и первой же своей жертвы, взорвалось с огромной силой, что вызвало детонацию уже гремучей ртути, как с моей лёгкой руки назвал её Леман. Только вот Копанскому, который мог стать новым гением химии, было уже всё равно…

Жара была просто убийственной! Это лето выдалось таким знойным, что майор Карпухин, который был комендантом крепости святой Анны Новгородской, уже подумывал нижайше просить о переводе назад, на шведскую границу, где он прослужил без малого двадцать лет. Однако к его радости, небеса смилостивились над ним — набежали тучи, температура резко упала, и начался дождь. Точнее сказать — ливень! Истинно «хляби небесные отверзошася» [150]!

Вроде бы даже Платон Абрамович выкрикивал эти слова, прыгая под первым за полтора месяца дождём, до тех пор, пока его не угомонил крепостной священник, отец Силуан.

— Негоже коменданту русской крепости вести себя подобно мальчишке! — сипел невысокий тощий батюшка и тычками-тычками загнал великана-майора в помещение.

Жёны их — родные сёстры, с детками отправились погостить к родне и мужчины оставались без женского пригляда. Однако майор за долгую службу привык ухаживать за собой и сложностей в этом не видел, а вот попик сжился с мыслью, что матушка всегда была рядом и теперь ворчал по поводу и без повода. Вот и сейчас он возмущённо шипел на свояка:

— Вот увидела бы тебя Марьюшка! Вот бы такую орясину-то хворостиной огуляла! Прыгает он под дождиком! Что вон черкесы скажут! Совсем русский комендант от жары спятил!