Ровельхейм: Право на жизнь (СИ) - Ледова Анна. Страница 55

— Он магическую проверку проводил, Хельме. По родовой печати.

Отвечаю как есть, а в ушах до сих пор шепот: «Ронард». Я не ответила ничего, лишь кончиками пальцев подхватила любезно предложенный локоть. Дорога до обеденной залы показалась вечностью, да еще на входе все как один повернулись к необычной паре — высокий брюнет с непроницаемым лицом и миниатюрная девушка, оба в черном, выделяются на фоне ярких дорогих нарядов. Скомкано поблагодарив, рванула к своим, благо на этот раз соседствовать с другими семьями не пришлось.

Что за слова такие о том, что отдалюсь? Его светлость ведь сам границы выстроил, а теперь словно обход ищет. И прикосновения эти — медленные, пытливые. Зачем снова мучает, когда ясно дал понять, что между нами быть ничего не может? И это еще — «зови по имени». Да у меня язык не повернется. А смогу — берите тепленькой.

— Дина-джаним, ты слышишь вообще, что говорю? — пощелкал пальцами Анхельм. — Или теперь — пресветлая арнаи?

— Хельме, не смей! Никогда так меня не называй, я ничего такого не хотела. Прости, задумалась что-то… О чем ты говорил?

— Тебе архив еще нужен вообще? Я тут со слугами поболтал.

— Нужен, конечно! — встрепенулась я. — Я за тем и ехала.

— Вот уже непохоже, — опечалился друг. — Извини, я очень переживал за тебя. В общем, можно сегодня ночью попробовать. Насчет охраны там пока не знаю, заодно и прощупаем.

— Спасибо тебе, — искренне поблагодарила друга. — А то все как-то закрутилось, голова не на месте.

— Да вижу. Лучше на Аландеса посмотри — тому еще хуже, от злобы сейчас лопнет, вон как зыркает.

Осмотрелась. Белобрысый наследничек сидит надутым индюком, ткни пальцем — точно ядом брызнет. Но он не один в нашу сторону поглядывает, отовсюду ловлю заинтересованные взгляды. Самаконцы искоса, деликатно, один только Джааль-надим улыбнулся добро, как старой знакомой. Кивнула ему в ответ, хороший парень, открытый. Имперцы, не стесняясь, разглядывают новоиспеченную аристократку с доселе неслыханным именем, чуть ли не пальцем тычут. Его светлость о чем-то с императором говорит. Да на лбу у него третий глаз, что-ли? Интуиция нечеловеческая. Поднял глаза, перехватил взгляд, я быстро отвернулась к соседям. Унвартов эти все статусы не интересуют, я для них своя что с титулом, что без.

— Пусть зыркает, больше не полезет, Хельме. Смотри, что мне вернули, — хвастаюсь своей подвеской. — Щит Огдена. Он не очень правильный, зато Аландес его в действии уже видел.

— Крыжты зеленые! — разгорается любопытством Хельме — Дай померить.

Под видом затянувшейся прогулки по дворцу крадемся поздним вечером незнакомыми коридорами в поисках имперского архива. Анхельм времени не терял, вызнал ненавязчиво у слуг, что смог. Архив охраняется, нужно оформлять отдельный допуск, заверенный высочайшим соизволением, ведь помимо хроник там и государственных тайн полно. Думаю, в свете заново обретенного рода можно будет и официальный запрос сделать, все-таки, основания есть. Вот ведь ирония судьбы: знать предков, живших сотни лет назад, и не помнить собственных родителей. Но к кому я могу обратиться кроме его светлости, не императора же просить? Титул титулом, а все же я как представитель Леса приехала. Так что пока тайком.

Нашли, охрану оценили. Не стражники — магическая защита навешана. Вдвоем, думаю, справимся. Хельме в заклинаниях силен, мне тени помогут; Тьма, опять же, и не на такое способна. Манса надо будет взять еще, да. Этому, похоже, никаких преград нет. Но — уже завтра.

С утра намечены городские празднества, с официальной части можно будет сбежать, посмотреть знаменитую столицу. А вечером, когда состоится первый из намеченной череды балов, и займемся раскопками.

Вот уж праздник так праздник, куда там ровельским гуляньям! Да самое развеселое торжество в Ровеле-а-Сенна унылой скукой покажется в сравнении с ликующей столицей!

Развеваются тройные флаги на балконах, фонарные столбы увиты гирляндами, цветочницы туда-сюда снуют — они сегодня в двойном наваре. Народ не скупится, особо не торгуется, всякий хочет успеть перед торжественной процессией букет на мостовую бросить — традиция; говорят, счастье приносит. А за процессией шустрые мальчонки — уже изрядно потоптанную красоту тем же цветочницам за мелкую монетку обратно сдают, те бутоны быстро ощиплют, и лепестки уже в бумажных ярких корзинках продают.

Трое правителей шествуют впереди плечом к плечу по коридору из городских зевак. Безоружные, босые — в знак своих мирных намерений. Клянут, наверно, своих предков за такой оголтелый символизм. Оттого у цветочниц первым делом розы нарасхват, а людишки еще ведь норовят пошипастее выбрать, с длинными узловатыми стеблями. Босые исколотые ноги потом положено в освященном храмовом фонтане омыть — вроде как побратались, смешали кровушку.

За правителями их прекрасные половины — Элмас, Анневьев и Хельтинге, а затем и дети — но уже чинно, в открытых колясках, руками машут, улыбаются. При виде Аландеса и южных красавцев-шахинов восторженные девичьи визги и до всевышних, наверно, донеслись. А следом за наследниками и прочие родственники, на заморских и лесных гостей всем интересно глянуть.

Мы с Анхельмом малодушно сбежали. Еще чего не хватало — ехать через весь город у всех на виду. Тем более, следующей повозкой подразумевался тот самый «ближний круг», а кому в ней сидеть, когда супруги и наследники уже впереди? Мне, Анхельму, да арну Шентии. Нет, спасибо, его светлости вчера-то много было, еще и всю ночь в покое не оставлял…

Вспыхнула, вспомнив свои ночные метания в постели. Сны были жаркие и стыдные. Во сне я тоже была пресветлой арна́и, только не потому, что император титул пожаловал, а так, как обычно арнаи и становятся — через высокородного супруга. Только ни брачных клятв принесено не было, ни церемоний в храме — во сне все это фальшь и мишура, а единственно верный способ — обнажить сердца. Ну и все остальное тоже обнажить… Плавилась как масло под разгоряченным тяжелым телом, выгибалась под откровенными поцелуями — и сладко, и страшно, и еще больше хочется. И по имени в забытьи звала — то несмело шептала, а то само со стоном вырывалось… Уфф, как Шентии в глаза после таких снов смотреть?

Разбудила среди ночи Греттена, спихнув того ногами нечаянно на пол. Дикая тварь огрызнулась, пристроилась на подушке, стукнула когтистой лапой по лбу — спи, кому сказано. И сны с мансом уже совсем другие пошли — мрачные, зловещие.

Снова скрывались, бежали что есть сил. А ножки короткие, детские, бессильные. До бегства — паника, дом вверх дном. Нутром чую — плохо. Совсем плохо. Все, кто есть в доме — никого больше не увижу. Потому и не хочется в лица смотреть, нашла себе другую причину для рева — размазываю слезы по щекам из-за забытой куклы, а меня и слушать не хотят, подхватывают на руки и прочь… Прадед иногда только замирает на секунду со стеклянным взглядом, шепчет какие-то имена, а следом беспомощный приговор: «всё… всех положил». И снова горы Истрии, прадед надо мной колдует, что-то спешно на запястьях плетет, а потом гонит прочь — одну, навстречу диким ветрам…

Греттен же и вывел из тяжелого сна под утро, одарил новой порцией Света — вроде как скомпенсировал. Воспоминания детские, что я могла в том возрасте соображать. Зато сейчас, пока видения из головы не выветрились, переосмыслила по-новому. Это прадед-маг меня запечатал. Не просто спрятал среди чужих людей, а последние силы потратил, чтобы по крови не нашли. Значит, тот, кто нас искал, это не просто залетный разбойник. Это маг. Маг-убийца. И не кому-то одному мстил — всю семью хладнокровно вырезал, прадед это и чувствовал, спотыкаясь на ровном месте, пока бежали. И невинного ребенка тоже не пожалел бы. Кандалы Тротта — тоже прадед. Не мог он знать, что правнучка тоже магом выйдет, но со всех сторон подстраховался. Разве что в спешке сработал кандалы не до конца, оставил ниточку, а за ней и весь клубок раскрутился.

Жив ли еще этот убийца, что за он цель преследовал? И зацепок-то не так много — два женских имени да неизвестный город, из которого спешно бежали в Истрию. Год только известен — тот, в который я в приюте очутилась. А осень это была или весна — в горах Истрии и не разберешь, промозглые ветра в это время одинаково дуют.