Купленная. Игра вслепую (СИ) - Владон Евгения. Страница 76

— Так вот ты кем себя возомнил? Называешь уже в открытую свою "скромную" персону Богом?

Это точно совсем не то, что следует произносить в такие моменты, но… Я был настолько шокирован и контужен, что… попросту не соображал о чем вообще говорил. Зато, как ни странно, говорил вполне связанно и по делу.

— Не слишком много ты начал приписывать, как ты сказал, моей скромной персоне? Или ты готов возложить на меня вину за все произошедшие где бы то ни было смерти за последние дни? Похоже, ты малость переусердствовал и откровенно стал перегибать палку.

— Ну конечно… Зачем говорить о таких вещах прямо сейчас, когда ты мне в открытую угрожаешь и делаешь столь "мягкие" намеки, что от якобы "случайной" смерти не застрахован никто. И даже если именно к этой ты и вправду совершенно не причастен, все равно это не дает тебе никаких прав распоряжаться жизнями других людей. Влиять, вмешиваться в них и использовать в своей грязной игре для достижения низменных целей и хотелок.

Не представляю, откуда у меня вообще брались силы на связанные фразы и на более-менее здравое осмысление происходящему. Меня же трясло сейчас, как на электрическом стуле, даже приходилось прерываться на короткие паузы из-за нехватки в легких нужного объема воздуха. А дышать реально было сложно, особенно под такой бешеный аккомпанемент сорвавшегося со всех тормозов сердца. Да и в голове до сих пор не укладывалось… Не говоря уже о парализующем до мозга костей шоке.

Простите, но я уже банально не знаю… Не знаю, что чувствовать и как реагировать на стоящее передо мною чудовище. Называть ЭТО моим родным отцом, у меня откровенно не поворачивался язык. Уж лучше бы он убил меня, заодно избавив от предстоящих кругов ада, через которые мне только-только предстояло пройти. Такой жизни не пожелаешь и врагу.

— Что я могу тебе на это ответить? — действительно что? Особенно столь циничным голосом и пожимая по ходу плечами ленивым жестом перекормленного жирным мясом хищника. — Наверное, самой популярной среди представителей моего класса фразой "Делаю, потому что могу."

Вот так все просто, и только с обязательной улыбочкой-оскалом… Она так и отпечатается на моей глазной сетчатке доводящим до нервного срыва бельмом, преследуя остаток дня (и даже в ночных кошмарах) каждую гребаную минуту. Доставая, царапая мозг и въедаясь в раны серной кислотой, напоминая раз за разом о моей паскудной беспомощности, как о треклятом биче только что спущенной в унитаз жизни в тридцать лет. Напоминая, кто я в действительности для собственного отца и кем в последствии стану, если посмею попереть против него даже в мыслях…

И то, это не самое худшее, через что мне придется пройти в ближайшие часы (а потом уже и дни с безумно долгими неделями). Самое кошмарное — это… осознать, что я… я больше… я не… Не увижу тебя?..

—

*"Красавчик Джонни" — фильм с Микки Рурком в главной роли, где у главного героя изначально было обезображенное лицо, которое ему в последствии изменит во время тюремного срока пластический хирург.

ГЛАВА четырнадцатая

Теперь я точно знаю, что это такое. Что значить быть никем или даже ничем для целой системы, для мира и людей, кто воспринимает твою жизнь, как за раздражающее бельмо на глазу. Кто оценивает твое существование не выше ломаного гроша. Просто для подавляющего большинства ты всего лишь пустое место, а для отдельных единиц-уникумов — купленная на распродаже раритетная безделушка. Их у подобных коллекционеров может быть уже десятки тысяч, хотя на деле они их собирают по чистой привычке, разве что не могут теперь остановиться. Одержимая тяга к определенным вещам, которую ничем не придушишь и не перебьешь чем-то иным — более увлекательным фетишем. Мания бесконтрольной страсти, требующей крови своей новой жертвы снова и снова, пока внутренние демоны не пресытятся и временно не успокоятся… до следующего раза…

Интересно, какой я уже была по счету? Сколько уже на моем месте успело побывать таких же наивных и ранее очарованных своим убийцей дурочек? Сколько вот так же сидело в этой же машине на переднем пассажирском сиденье в окружении шикарного салона премиум-класса с обивкой из натуральной кожи, облицовкой из лакированного дерева и раздражающего глаз декора из хромированных деталей на приборной панели? Недоступная простым смертным роскошь, от вида которой тебя уже тошнит, поскольку невозможно чем-то искренне любоваться-восхищаться, когда тебе прекрасно известна истинная цена данной красоты. Ведь именно она обязана скрасить последние минуты твоей никчемной жизни, пока ты сидишь в неподвижной позе смертника, в вынужденном ожидании вынесения окончательного вердикта твоему жалкому существованию.

Вот и все, Алька… Вот ты и допрыгалась, почти так же, как и твоя тезка из всем известной басни. Лови последние минуты, пока еще есть что ловить. Пока ты еще можешь дышать, чувствовать и более-менее сносно соображать.

Правда, думать в таком состоянии — себе дороже. Все равно у меня это получалось с большой натяжкой и переменным успехом. Куда лучше обстояли дела с обострившимся в тысячу раз волнением и зашкаливающими переживаниями. Пусть я и успокаивала себя, что Глеб на вряд ли сделает собственному (еще и единственному) ребенку что-то хуже того, что уже успели сделать с Киром сегодня за пару часов до нового круга чистилища.

Но какой же это ад и несправедливость, вашу мать. Торчать столько времени в изолированной от окружающего мира кабине гребаного авто и не иметь возможности узнать хоть что-то. Находиться в полном неведенье под буквально ломающим кости прессингом удушающих страхов и психического стресса…

Как я еще не начала биться головой о стекло дверцы и рваться обратно на свежий воздух, к манящему входу больницы, откуда меня не так давно почти под локоть вывел водитель Глеба Дмитрий. Тот самый, что возил меня пару раз на встречи со своим хозяином и даже подал мне когда-то пачку с бумажными платочками. Сегодня мне даже удалось его кое-как рассмотреть при свете пусть и пасмурного дня, но без привычных ранее препятствий.

Водитель? Серьезно? Этот широкоплечий под два метра (под метр девяносто уж точно) верзила с хватким взглядом скрытого интеллектуала в ярких лазуритовых глазах и с явно породистым лицом? Именно. С лицом, с которого никогда не сходила будто въевшаяся в мимические мышцы сосредоточенность и которое, по большей части, отталкивало не арийскими, чуть резковатыми чертами, а непроницательной к любым любопытным взорам маской. И нет, он совершенно не походил ни поведением, ни видом на своего нанимателя, хотя исходившая от него смертельная опасность с не менее мощным физическим потенциалом ощущались буквально кожей даже с большого расстояния. Передвигаться под бдительным присмотром и якобы защитной близостью-тенью этого конвоира было не менее страшно, чем от личного участия в подобном спектакле Стрельникова-старшего.

Причем, когда я выходила из палаты, под ее дверьми стоял не только один Дмитрий. Но по почти идентичной одежде обоих мужчин — черные костюмы двойки с белоснежными сорочками и атласными галстуками; лакированные оксфорды и демисезонные (обязательно темных оттенков) кромби* — догадаться, что они принадлежали одной "трудовой" инстанции, было не так уж и сложно. Второго, правда, я все равно не успела разглядеть. Странно, что в таком состоянии я могла хоть что-то замечать и даже обрабатывать в своем полуконтуженном сознании.

Несколько тщедушных попыток задать по пути пару троек ненавязчивых вопросов своему абсолютно ни на что не реагирующему надзирателю завершились вполне предсказуемой неудачей. Это действительно был тот самый Дмитрий, который не так уж и давно интересовался моим самочувствием в доверенном ему кроссовере Глеба Стрельникова?

— Я вам уже когда-то говорил. Я всего лишь штатный водитель и разговоры со знакомыми моего нанимателя в мои прямые обязанности не входят.

Да, конечно. С каких пор штатные водители занимаются конвоированием любовниц своих работодателей? А если бы я набралась смелости дотронуться до него, например, в том месте, где обычно под пиджаками подобных профессионалов находится наплечная кобура? Что-то мне подсказывало, я бы нащупала ее сразу же.