Купленная. Игра вслепую (СИ) - Владон Евгения. Страница 77

Правда, усадил он меня в Бентли своего хозяина без каких-либо эксцессов и излишнего вводного инструктажа. Только велел тут же пристегнуться, а также попросил на время отдать свой мобильный и не делать никаких попыток выйти из машины. Тогда-то я и ощутила себя окончательно и бесповоротно обложенной со всех сторон пленницей. Может "пленница" — звучит слишком пафосно и не к месту, но другого более подходящего моему положению определения я банально не находила. Да и ощущения были такими же, особенно, когда не знаешь, что думать, что делать и, соответственно, чего ждать.

К тому же Дмитрий продолжал маячить не так далеко от Бентли, напоминая о своем присутствии едва ли не ежесекундно. Видимо, второй черный внедорожник, который стоял за автомобилем Глеба, входил в миникортеж подогнанного сюда за мною автоконвоя. Неужели нельзя было обойтись и без всего этого? Или я опять что-то не так поняла? Может это всего лишь личная охрана Стрельникова-старшего, без которой он не способен и шагу ступить среди бела дня? И он просто решил воспользоваться ее услугами в моем вопросе, тем самым убив сразу двух зайцев? Не такого я уж и высокого полета птица, чтобы на меня выделять СТОЛЬКО внимания и ресурсов. Или все-таки такая?..

Тогда зачем у меня забрали телефон (спасибо что хоть не обыскали), а теперь следят, чтобы я никуда не убежала? И почему Глеб начал действовать именно сегодня? Что ему мешало забрать меня из квартиры Кира еще в понедельник? Зачем он тянул столько дней? Ждал, когда Кирилл вернется из поездки? Но на кой он вообще отсылал его в Норвегию? А тот цирк с Луневой?

Чем больше я пыталась думать о всех этих странных многоходовках с необъяснимыми нестыковками в действиях Глеба, тем больше запутывалась и никакого вразумительного ответа, естественно, не находила. В последнем его эпатажном появлении в палате Кира тоже. Я столько дней промучилась, когда ждала хоть какого-то от него предсказуемого действа или поползновения, а в итоге и, как выяснилось только что, ждал именно он. Более удобного для себя момента.

Не удивительно, что мое сердце не преминуло остановиться, а потом ухнуть о ребра панической атакой-аритмией, как только я увидела его в стеклянных дверях парадного входа больницы, неспешно выходящего на улицу с ничего не выражающей маской бесчувственного безразличия на совершенно спокойном и ко всему безучастном лице. Второй охранник плелся где-то чуть поодаль за спиной и не так бросался в глаза, как его хозяин. Я бы и вовсе его не заметила, если бы не видела раньше у палаты Кира. Да и сейчас забыла о нем моментально и сразу же, вцепившись насмерть перепуганным взглядом лишь в одного единственного здесь человека, чей образ и близость доводили меня теперь едва не до полуобморочного состояния. Нет… Не человека.

Глеб Стрельников не мог быть человеком в принципе. Я в этом успела убедиться не только за последние дни, пока разбирала в глубоком анализе наши с ним отношения где-то с самого отъезда Кира из страны и до сего момента включительно. Теперь я знала об этом наверняка. Особенно после того, как увидела Кирилла и без каких-либо прямых тому доказательств поняла, кто и почему с ним это сделал. Это было настолько очевидно, как если бы на нем написали ножом прямым посланием-приветом от Стрельникова-старшего. Или если бы тот сам записал избиение собственного сына на видеокамеру своего сотого, озвучив происходящее своим голосом, а потом переслав данный ролик мне.

Я даже теперь нисколько не удивлюсь, если он специально ждал, когда я приеду сюда в больницу и увижу все своими глазами. Прямо какая-то головокружительная рокировка невиданных до селя масштабов. И ради чего, спрашивается? Чтобы напугать меня до чертиков столь показательной демонстрацией своих неограниченных возможностей и дьявольских деяний?

Великий Черный Инквизитор? Или сам Сатана?

Может поэтому я не смогла отвести от него шокированного взгляда, будто впервые разглядела его истинную сущность и его самого? Наконец-то увидела воочию то, что так старательно гнала из своего очень навязчивого воображения. Ведь здесь уже не было ни примитивного полета фантазий, ни додуманных догадок. Он сам больше не шифровался и ничего не скрывал, действуя в открытую и без никому ненужного пафоса.

И чем меньше между нами оставалось метров и шагов, тем надрывнее билось мое сердце, будто намереваясь раскурочить всю грудную клетку или, в лучшем случае, довести меня до бессознательного состояния. Мне даже было страшно вспоминать, что мне пришлось пережить в тот момент, когда он вошел вслед за мной в палату. Наверное, звонок из больницы, да и сам вид Кирилла не потрясли на меня настолько сильно, как его внезапное появление с последующей озвучкой беспрекословных приказов. Стыдно признаться, но я была даже рада оттуда сбежать, хотя и разрывалась по началу на части от дичайшего желания накрыть собою Кира и отчаянной готовности рухнуть перед Глебом на колени. Да, вашу мать. Я готова была умолять это исчадие ада в слезах и с надрывными рыданиями о чем угодно, лишь бы он ничего больше не делал, в особенности собственному сыну.

Похоже, за последний час мое восприятие происходящего успело достигнуть неведомых мне ранее пределов и чувств. А желание рассыпаться на молекулы эфира и забыть этот кошмар в долгожданном забвении, начинало приобретать с каждой пройденной минутой более глубокие грани маниакальной одержимости. Я вообще не знала, каким определением назвать то, что со мной сейчас происходило. Чистейшей агонией? Вопящей от невыносимо эмоциональной боли души или изъедающих своей ядовитой кислотой страхов. И как мне после такого удалось выжить? Как я умудрилась не сдохнуть, пока наблюдала за приближением к машине Глеба Стрельникова, а потом каким-то чудом пережила столкновение с его усилившейся во стократ близостью в самом автомобиле.

Я, наверное, точно находилась где-то между жизнью и смертью, пока он садился в Бентли, за считанные мгновения вытеснив своей Тьмой тот несчастный клочок замкнутого пространства, который окружал меня до этого в салоне его авто. И я точно чуть было тогда не задохнулась, как раз из-за нее, пока не нашла в себе силы задавить эту гребаную панику, буквально заставив себя дышать более-менее спокойно и естественно. Трясти меня, правда, меньше не стало (если не наоборот), но, слава богу, Глеб на меня даже не посмотрел. Казалось, он специально делал вид, будто внутри машины, кроме него одного больше никого не было. Так и ехали всю дорогу, практически через весь город до самой набережной Котельникова в гробовом молчании и без каких-то возможных попыток разрубить этот треклятый узел до смерти пугающего отчуждения.

Найти в себе смелость заговорить первой или хотя бы просто попробовать это сделать, я, само собой, не смогла. Пусть времени для этого и было, что называется, в чрезмерном переизбытке, но страх услышать в ответ какое-нибудь "Пожалуйста, заткнись." или "Подавать голос, команды не было." пересилил все разумные доводы с остатками едва живой надежды.

Надежды? Неужели я еще на что-то надеялась? На что конкретно? На благоприятный исход? На чудо, которым здесь и не пахло, как и не давало не единого просвета хоть на какой-то ничтожный выход-спасение из сложившейся ситуации. Я даже по началу не имела никакого понятия, куда меня вообще везли, а, главное, для какой цели. Даже когда увидела знакомую набережную и возвышающийся над знакомым районом шпиль сталинской высотки, долгожданного облегчения так и не испытала. Да и с какого вдруг перепугу мне должно было полегчать? На память я пока еще не жаловалась, хотя едва ли сессионную комнату для садистских утех ее хозяина возжелают использовать для чего-то другого, более жестокого. Сомнительно, чтобы Глеб Стрельников вдруг решил запачкать реальной кровью стены и пол почти семейной, да еще и любимой им квартиры. А вот на счет всего остального… Тут что-либо прогнозировать не рискну даже я.

— Выйти из машины сама сможешь? — он наконец-то, за такой внушительный отрезок времени обоюдного молчания, подал свой невозмутимый голос, как только припарковал автомобиль за сквером парадной зоны, почти в том же самом месте, что и в наш первый сюда приезд.