Игла бессмертия (СИ) - Бовичев Дмитрий. Страница 24

— Должно быть.

— Зачем же ей?

— Бог знает зачем. Может, на растопку, а может, для защиты, ведь говорят, что и черепок из святого места от зла защитить может.

— Так-то оно так, да не всяк. А что, богомольна была старушка?

— Хм, не больше других, пожалуй. Но про неё лучше кого другого попытайте, я-то с ней детей не крестил. — Антип уже вставал.

— А кто ж с ней ладил?

— Откуда ж я ведаю, в этом бабском курятнике чёрт ногу сломит, а не разберётся. Хозяйку мою порасспросите, она вам скажет.

— А что я? — донесся из-за двери голос Авдотьи. — С соседями она жила в ладу, и молилась, и причащалась со всеми, — добавила она, заходя в комнату. — А про доски вот что скажу: святую смерть принял отец Феофаний, очистительную. И место теперь это тоже святое, так что и нам, и всяким прочим не грех оттуда что-нибудь принести.

— Ладно, — проговорил, помедлив, Николай, — тогда едем на пепелище. Мне с вами надобно быть, а посему нужна телега.

— Добро, — согласился Антип. — Только на чем же ехать? Все кобылы на полях.

— Евсейку опять попросим. Олег, сходи, пригласи извозчика. — Николай протянул юноше пару монет.

— Вот ещё, опять платить этому прохиндею, — проворчал Демид из своего угла.

Парень, не мешкая, вышел. Собирать особенно было нечего, и все просто ждали его возвращения. Вскоре с улицы послышался весёлый голос возницы:

— А я всем помогаю, вот и сюда я приехал, к свояченице — не за забавой! Ой, да что говорить…

Про Евсея говорят:

«Помогает всем подряд».

Ой-ей люли, люли

Помогает всем подряд!

На козлах Евсей сидел уверенно, но шебутные, веселые глаза выдавали его с головой.

— Оно и к лучшему, — сказал Николай сам себе, ковыляя к телеге. — Здорово, Евсей!

— Поздорову, дядька Николай, поздорову!

— А что это — дядька?

— А как же мне тебя величать? Я-то не из солдат, обращений не знаю, а ты человек здесь главный, на то и «дядька».

— Ха, ну что ж, добро, племяш, добро. Мы тебя не просто так позвали, а потому что ты человек надёжный, нам будешь верным помощником, — польстил Николай, ковыляя к задку телеги, где не было борта и проще было влезть.

— Вот это верно, правильно ты рассудил! На меня как на бревно положиться можно! Крышу поставь держать — сдюжу! — веско заверил Евсей и потряс для убедительности кулаком с зажатыми вожжами.

Кобыла, видно, успевшая дорогой задремать, вздрогнула и тронулась в тот самый час, когда Николай старался ловчее влезть.

— Едрить тебя налево! Кобылу держи, бревно надёжное!

— Тпру, стой, бедовая! — спохватился горе-извозчик.

С грехом пополам разместившись, тронулись в путь. Ехать было вроде и недалече, с версту, а вроде и не так уж близко, ведь обычно церкви строят на окраине села.

— Отчего ж ваша церковь не в селе стоит? — спросил Николай старосту.

— Место там уж больно красивое — холм круглый, будто гончар обжигал, а вокруг рощица — деревья светлые, стройные. Вот и решили, что пусть и в стороне божий дом, зато в добром месте. Да сам скоро увидишь.

— А не в тягость ли туда ходить, покойников носить?

— Не-ет, мы уж привыкли, сызмальства туда вся деревня бегает — вокруг земляничные полянки, а подальше за рощей ещё и озерцо с пескарями.

— А отец Феофаний почему при церкви жил, а не в деревне?

— Бог знает почему, не рассказывал. Огород, к примеру, в селе держал, потому как не хотел плетнями да амбарами красоту портить.

— Ишь ты, — удивился Фёдор — Как же он хозяйство вёл? А жена его как же готовила?

— Справлялись, соседи с огородом помогали. Вообще, любили его люди. Да-а… Сейчас перелесок обогнём и церковь увидим.

Евсей подгонял кобылу, стараясь за прошлый промах, и потому вид открылся путникам резко, сразу.

Словно гнилой зуб в десне, сидел на холме чёрный, кое-где обвалившийся бревенчатый остов церкви. Сам холм теперь весь был испещрён раскопами и коричневыми земляными отвалами, отчего напоминал червивое яблоко. У подножия застыли мёртвые, потерявшие листву деревья.

Глава 10

Тихон и Колька не спеша шли к дому исправника, и, хотя путь у них был общий, двигались они по-разному. Слуга приезжий, считай, столичный человек, преисполнился собственной важности: расправил плечи и задрал бороду, отчего плохо видел дорогу под ногами и не раз уж вляпался в разный сор, которого хватало на улицах. Слуга местный знал наперечёт все лужи и смрадные кочки на дороге, а потому вниз тоже не смотрел, а всё зачем-то старался заглянуть в глаза своему спутнику. Однако этого долго не удавалось сделать, но вот, угодив в очередную ямку, Тихон так оступился, что чуть не растянулся во весь рост.

— Твою ж мать! — выругался Тихон.

— Под подол да в самую сердцевину! — поддакнул Колька и поддержал гостя за локоток.

— Что ж это у вас разор-то кругом? Куда дворник смотрит?

— Дворник? Это кто ж такой будет?

— Да вот человек, что за улицами смотреть приставлен.

— Этакого у нас отродясь не бывало.

— А кто ж убирает, песок подсыпает?

— А никто, разве что о прошлом годе барин солдату Прошке приказал к господской ансамблее улицы подмести. Но Прошка-то колченогий, едва-едва одну улицу осилил, — с готовностью поддержал разговор Колька.

— Нехорошо, — заключил Тихон, рассматривая испачканные сапоги.

— Истинно, истинно нехорошо. Ежели вы, ваше степенство, за сапоги беспокоитесь, то я их вам сей же час вычищу.

— Как же ты будешь чистить?

— Как барину чищу, так и вам. Ей-ей, будут лучше прежнего! — заверил Колька и начал расписывать своё умение:. — Сначала соломой ототру от дерьма и глины, потому как этого добра всегда, что на сапоге, что на подмётке полно. Затем пройдусь везде смоченной тряпицей, потому как крошево травяное тоже убрать требуется. Дальше так: возьму ложку топлёного сала, да пол-ложки свечного воска, да четверть ложки сажи. Да не абы какой, а берёзовой! Смешаю и стану натирать — от носка к каблуку, от носка к каблуку, да с чувством.

— Что ж, я гляжу, ты в этом деле суть разумеешь.

— А как же. А вашенские сапоги-то хороши, они до Москвы могут дойти и обратно, ежели правильно за ними глядеть, — веско рассудил Колька, почесав на ходу одной ногой другую. Сам-то он был обут в истрёпанные лапти.

За разговором и до дома исправника дошли, Колька отпер калитку и почтительно позволил гостю войти первому.

— Вы, ваше степенство, отобедать не желаете? А то уж скоро полдень.

Тихон, ни разу в жизни не отказавшийся от дармовой еды, отобедать пожелал, каковое волеизъявление выразил основательным кивком.

— Тогда пожалуйте в дом, вот сюда, да, — указал Колька, а затем гаркнул так, что почтенный гость чуть не присел: — Марфа! Марфа! Обед гостю барина!

Пышная и подвижная Марфа тут же показалась из-за угла дома и оглядела Тихона.

— Доброго здоровьичка, — поздоровалась она с гостем и, обращаясь к Кольке, добавила: — Ишь, гость барина… Гляди, ежели опять шельмуешь…

— Да вот те крест! — Мужик широко перекрестился. — Так и сказал батюшка наш: «Вот, милейший, возьми гривенник да передай Осипу». Так что он тут по делу.

— А что за дело к Осипу?

— А это уже не твоя забота!

— Опять, что ли, тебя парить?

— Сказано, не суйся, а лучше дай человеку перекусить!

— Накормить, конечно, накормим! Пожалуйте за мной, не знаю, как вас величать.

— Тихон Лазаревич.

— А я — Марфа, здешняя ключница.

— А по батюшке?

— А батюшка мой — Александр Фёдорович, потому зови просто — Марфа.

Тихон несколько стушевался от такой прямоты и пошёл вслед за ключницей, а Колька побрёл на конюшню.

Внутри дом выглядел получше чем снаружи, видна была женская рука, которая везде проявит заботу: где расстелет чистые половички, где повесит вышитые занавески.

— Садись здесь, Тихон Лазаревич, здесь же и барин сидит, когда Кольку секут.