Игла бессмертия (СИ) - Бовичев Дмитрий. Страница 23

— Так и не нашли её? — спросил Фёдор.

— Нет. Говорят, прямиком в ад провалилась. С тех пор изба стоит пустой. Отец Феофаний уж и кропил её святой водой, и молитвы читал… Э-э-э, да всё без толку… Соседи-то врали, что в окнах, бывает, мелькнёт Аксинья… вот никто селиться и не захотел.

Между тем пустой двор уж показался впереди. Он был заметен отсутствием стёкол в окнах, открытой, перекосившейся дверью, сорной травой, выросшей повсюду, даже и на тропинке до крыльца, и той неухоженностью, той печалью, какая всегда появляется вокруг покинутого жилья.

Подойдя к калитке, запалили факелы, но перед избой встали в нерешительности.

— Обойдём для начала вокруг? — предложил Фёдор, заглядывая в глаза спутникам.

Никто не спешил лезть внутрь, и все кивнули.

Дом был довольно большой, выстроенный буквой «Г», где короткая черта была хозяйской половиной, а длинная предназначалась для скотины. Внутрь вели две двери: одна в сени, вторая в хлев. Никаких других построек на дворе не было, но Фёдор с Антипом всё ходили вокруг.

— Там… там… есть что-то, — сказал староста.

— Видел?

— Нет, но… кажется.

— Если кажется — креститься надо, — сказал Фёдор, и сам последовал своему совету.

Они бы ещё долго ходили вокруг, если бы на дороге не начали собираться люди. Старики и старухи с босоногими карапузами потихоньку сходились поглядеть на работу защитников. Уже слышались пересуды и слова: «Черта пришли ловить»! Дальше ждать было никак нельзя.

— Ну, с богом, — ещё раз перекрестился Фёдор и сделал шаг к провалу двери.

Внутри на пределе видимости мелькнуло что-то серое, и солдат резко отшатнулся, выставив вперед тесак.

— Господи, помоги… — пробормотал он.

Антип, стоявший рядом, тоже подался назад, и только Олег остался на месте. Молодец выставил перед собой факел и вошёл первым, смело пересек маленькие сени и вступил в горницу.

Обстановку, видно, разобрали соседи, потому как ни стола, ни лавок не было, и уже давно. Солнечные лучи, проникавшие сквозь оконные проемы, давали достаточно света, и факел был бы не нужен, но огонь… он придавал уверенности. Всюду запустение — пыль, земля, даже несколько сорняков прижилось. В углу худой кучей свалено какое-то истлевшее тряпьё. Спрятаться негде, разве что в горниле печи или на полатях.

Притвор стоял отдельно, и ничто не мешало заглянуть под закопчённые своды. Но внутри — ни чугунка, ни миски. На лежанке лишь рваная мешковина. Даже жаль…

В дом вошли Фёдор с Антипом — напряженные, скованные и испуганные, будто в застенок к палачу пожаловали.

— Уф, кажется, пусто, — с облегчением пробормотал староста, осмотревшись.

Если по дороге он ещё сомневался, то сейчас решительно утвердился в мысли, что он в таких делах лишний. Пущай бы они вдвоём здесь промышляли… Не вернуться ли назад? Нет, пожалуй, уже никак…

— Кхм… идём дальше, — сказал Фёдор, вспомнив, кто за старшего.

Он испытывал одновременно и стыд, и облегчение оттого, что первым решился пойти Олег. Но теперь, переборов свою робость, солдат возглавил поиск.

После небольшой горницы длинный и высокий хлев показался очень просторным.

Фёдор отправил Олега наверх, на сеновал, а сам с Антипом пошёл проверять загоны. В стойле, в кутке для поросят, в курятнике — везде лишь запустение. Ни бочек, ни ящиков, за которыми мог бы спрятаться нечистый.

На сеннике Олег нашел лишь остатки трав и сломанные деревянные грабли, которые показал спутникам, жестом дав понять, что это всё.

Оставалась дверь в подклеть — низенькая, в половину роста, она была приоткрыта. Трое сошлись перед ней и переглянулись, теперь готовые ко встрече. Но тут тишина, до того царившая вокруг, прервалась шорохом: то ли быстрые шаги, то ли постукивания донеслись из темноты.

Сердце зашлось скорым бегом, но Фёдор больше не собирался оставаться позади. Пинком распахнув дверь, он решительно шагнул внутрь.

Движение справа! Там, за развалившейся бочкой… Солдат шагнул туда и ударил ногой — бочка отвалилась в сторону, а за ней! За ней свернулся клубком внушительных размеров ёж.

— Тьфу ты! — выругался охотник за нечистью.

Олег с Антипом зашли внутрь и тоже увидели колючего обитателя.

— Ха-х, — улыбнулся староста, — и что он тут ест?

— Упырей, видимо. Пошли отсюда.

Дом оказался пуст, хотя напугал всех изрядно. Вокруг двора набралась немалая толпа перешептывающихся зевак.

— Расходитесь! — объявил староста собравшимся. — Что глазеете, на ярмарке нешто?

— А ты, Антип, я гляжу, белее покойника, — заметил седой точно лунь дед, и вокруг послышались смешки. — Черта словил?

— Ты поговори, поговори, Терентий. Вот помрешь, тогда и станешь сравнивать. А чёрта я не поймал, потому как ты его каждый вечер ловишь так, что за версту слышно, вот он и стал пуганым.

— Эк ты нынче норовист, — осклабился дед, показав все три оставшихся зуба.

Люди повеселели, стали расходиться, а трое охотников отправились по дворам стариков.

Но проходили зазря, разве что в последнем доме бабка попросила закинуть наверх, под крышу, сено, так помогли — всё одно делать было нечего.

Вернулись, доложились Николаю.

— Так ничего и не нашли, хотя на тёмные углы натаращились, — закончил Фёдор.

Все, кроме Демида, расположились за столом; вернувшиеся не то чтобы устали телесно, а скорее измотались душевно. Авдотья стала подавать разную снедь в горшочках и плошках: резаную дольками редьку, солёные с чесноком огурцы, маленькие, не больше яблока, хрустящие репки. Отдельно на разделочной доске, крытой рушником, принесла и поставила в центр стола каравай свежего ржаного хлеба. И проголодавшиеся горе-охотники расслабились, повеселели, начали неспешно жевать.

А когда хозяйка внесла большой чугунок гречневой каши с мясом, с салом, с мелко нарубленной морковкой, так и вовсе все печали забылись. В ход пошли глубокие ложки, и какое-то время слышен был только их стук о стенки чугунка.

— А вот вам, заступнички, угощенье от соседки моей, Федоры, — проговорила Авдотья и поставила на лавку небольшой бочонок пахучего пива.

— Пиво у неё отменное, лучше не сыщете, — заявил Антип.

— О! Вот это дело! — обрадовался Фёдор.

— Что ж, отведаем, — поддержал Николай.

— Пейте, пейте, гости дорогие!

Пиво, мутное, прохладное, с темно-зелёными листочками какой-то приправы, с шумом полилось через край кадки в большие деревянные кружки. Вкус освежающий, лёгкий и в то же время насыщенный, чуть пряный, чуть горьковатый сразу же завоевал солдатские сердца. Только и слышалось, что «эк!» да «уф!».

— Боже мой, что за чудо! Должно быть, ангел на небе нёс это пиво святому Петру, да пролил невзначай в эту кадку! — выдал из своего угла восхищенный Демид.

— Д-а-а-а… — протянул Николай, обтирая рукой усы.

— Вечером ещё будет, только избавьте нас от напасти этой, от нечисти проклятущей! — проговорила Авдотья.

— Да, — кивнул Николай и оглядел своих. — Что, братцы, видно, придётся нам туда, к церкви, идти…

— А и сходим! — неожиданно для себя расхрабрился Фёдор.

— Верно, надо туда идти, — поддержал его Демид. — Эх, жалко, я не ходок.

Он полусидел на широкой лавке и потихоньку смаковал пиво. Рана его хотя уже не кровоточила, но двигаться всё ещё не позволяла.

— А что такого в церкви-то нашей? — спросил Антип. — От неё только остов один чёрный остался, изба поповская да погост рядом.

— Погост… А хоронить вам после пожара приходилось? — заинтересовался Николай.

— Да, бабка Евфросинья преставилась на следующий день после пожара. Мы из Перепашного попа позвали и её схоронили по христианскому обычаю.

— Так, стало быть, дошёл до вас поп в то время?

— Да.

— А потом кто-нибудь ещё приходил?

— Нет, он последний был.

— Та-ак, ладно, а бабка как померла?

— Как — не знаю, а нашли её недалеко от пожарища, лежала на обочине с парой обгорелых дровин в руках.

— От церкви, что ли?