Луна и солнце - Макинтайр Вонда Нил. Страница 66
Русалка запела, однако на сей раз об истории своего народа.
Удивленная, встревоженная, Мари-Жозеф стала описывать возникающие в ее сознании образы, тщетно подыскивая подходящие слова.
«Три тысячи четыреста лет тому назад люди моря впервые встретились с людьми суши».
Чарующий корабль под парусами, расписанными осьминогами и рыбами, плавно, словно альбатрос, вплыл в ее поле зрения. Морские люди взирали на него безбоязненно, с одним лишь любопытством. Прекрасные отроки и отроковицы, стройные, с ниспадающими на плечи локонами, сбрасывали подобие коротких, с широкими поясами юбок и бросались с корабля в волны, чтобы приблизиться к людям моря. Они резвились и пели вместе. Эти земные люди были не похожи ни на одно племя, которое доводилось видеть или о котором приходилось слышать Мари-Жозеф: необычные, темноглазые, несказанно прелестные, грациозные, как лани.
«Мы дарили им песни, они дарили нам сказания, — пела русалка, — которые нельзя отнять, можно лишь даровать. Мы встречались как друзья».
Морские люди сопровождали корабль к острову, золотому в мерцающем зное сапфирово-синего Средиземного моря. Корабль медленно и плавно вошел в гавань. На скале над гаванью раскинулся каменный дворец. Женщины, с обнаженной грудью, в юбках колокольчиком, с золотыми украшениями в волосах, возглавляли торжественную процессию, явившуюся к морю приветствовать новых друзей. Дети бросали в воду цветы, и русалки и водяные вплетали их в свои зеленые волосы.
«Морские люди вступили в столицу страны Атлантиды, — перевела Мари-Жозеф. — Нас везли на колесницах в ваннах, расписанных дельфинами и кальмарами. Люди моря и люди земли обменивались раковинами и цветами».
Внезапно тональность песни изменилась. Мелодия сделалась мрачной, в ней появились угрожающие нотки. Мари-Жозеф испуганно замолчала, когда мощнейшее извержение вулкана поколебало твердь и низвергло на остров раскаленный смерч. На голову жителей обрушился град расплавленных камней и ливень горящей золы. Завеса пепла накрыла колесницы морских людей.
Когда извержение закончилось, город был стерт с лица земли.
«Мы искали наших друзей, — пела русалка, — но не смогли найти их. Они все погибли. Наша дружба длилась недолго».
— Это все, — сказала Мари-Жозеф, оборвав пересказ на том, как русалки и водяные принимали цветы из рук жителей погибшей Атлантиды. Зрители захлопали.
Русалка зарычала и в гневе обдала ее фонтаном брызг, требуя объяснений.
— Как же я могла сказать им?..
«Ты всегда должна доводить рассказ до конца, — пропела русалка. — Дай мне слово, что больше не будешь так делать, а не то я умолкну навеки. Ты всегда должна доводить рассказ до конца».
— Хорошо, — сказала Мари-Жозеф. — Обещаю. Отныне я буду доводить до конца любое повествование.
— Пусть расскажет еще! — закричали зрители. — Еще, другую историю!
Сквозь толпу пробился слуга, спеша передать послание графу Люсьену. Граф прочитал его, а потом спустился на помост, остановившись между клеткой и теснящимися довольными зрителями. Хромота его почти прошла.
— Гости его величества! — обратился он к собравшимся. Граф говорил мягко, почти не повышая голос, но его было слышно даже в задних рядах. Зеваки умолкли, проникшись почтением к адъютанту короля. — На сегодня представление окончено, его величество просит вас покинуть шатер.
Не возражая и не сетуя, зрители потянулись к выходу. Мужчины кланялись графу Люсьену, женщины приседали в реверансе. Даже дети, восхищенные тем, что видят перед собой такого маленького, под стать себе, взрослого, стали кланяться и приседать, и граф Люсьен отвечал им с той же учтивостью, что и их родителям.
Русалка всплыла на поверхность, издала непристойный звук и выплюнула струю воды, а потом спросила у Мари-Жозеф, куда подевались все земные люди и как теперь прикажете ей развлекаться.
Мари-Жозеф перегнулась через верхнюю ступеньку.
— Граф Люсьен! Граф Люсьен, вы были правы, — призналась она. — Русалка действительно хочет поиграть и подразнить зрителей. Не стоило мне просить вас, чтобы вы их отослали.
— Я отослал их не ради вас, мадемуазель де ла Круа, — возразил граф Люсьен.
— Разумеется, вы не стали бы отсылать их по моей просьбе. — Ее охватила страшная усталость, и она без сил опустилась на нижнюю ступеньку. — Не знаю, как могло мне прийти такое в голову.
Мушкетеры опустили полог, и в шатре воцарилась тишина.
Граф Люсьен взобрался на бордюр фонтана:
— Вы хорошо себя чувствуете, мадемуазель де ла Круа?
— Да, сударь, — ответила она, однако не пошевелилась.
Граф Люсьен протянул ей фляжку. Она с благодарностью отпила терпкого кальвадоса.
К ней плавно и медленно подплыла русалка и замерла у ее ног, обхватив перепончатыми ладонями ее лодыжки. Осторожно потыкав острыми коготками, она обследовала ее туфли, чулки и пропела вопрос: что это за странную вторую кожу отрастили себе земные люди?
Алкоголь взбодрил Мари-Жозеф. Она скатала и спустила вниз чулки, чтобы русалка могла дотронуться до ее кожи. Плавательные перепонки русалки оказались гладкими и нежными, словно крепдешин. Она погладила Мари-Жозеф по ноге и пощупала ее туфлю. Она поцокала языком, приникнув лицом к ноге Мари-Жозеф и не открывая глаз. Потом ушла в глубину, увлекая под воду ступню Мари-Жозеф, чтобы как следует осмотреть ее голосом.
— Подожди, русалка! Я не могу позволить себе испортить эти туфли.
Мари-Жозеф сняла с одной ноги туфлю и чулок.
— Вот теперь можешь разглядывать мои ноги сколько угодно.
Холодная вода фонтана дошла Мари-Жозеф до голени. Русалка полностью опустилась под воду. Ее голос защекотал пальцы на ноге у Мари-Жозеф.
— А мне можно взглянуть на твою ногу? — хихикнула Мари-Жозеф.
Русалка поставила одну ногу на помост, не показавшись из воды полностью. Тазобедренный и коленный суставы у нее оказались куда более подвижными, чем человеческие. Мари-Жозеф погладила русалку по подъему, и та пошевелила когтистыми пальцами ног. От задубелой кожи на ее ногах исходило тепло.
— Мадемуазель де ла Круа, полагаю, вам больше не стоит пить кальвадос, — сказал граф Люсьен. — Члены Академии наук едва ли захотят увидеть вас полуодетой.
— Члены Академии?! — воскликнула Мари-Жозеф.
Ив ни слова не сказал ей о том, что им оказана подобная честь. Мари-Жозеф торопливо выдернула ногу из рук русалки, испугав ее, и та, фыркая, всплыла на поверхность.
Мари-Жозеф поняла, что судьба дает ей шанс, но времени тщательно все спланировать у нее не оставалось. Она пропела имя русалки, подзывая ее к себе:
— Морская женщина, пожалуйста, нырни и дыши под водой. Если хочешь жить, ни в коем случае не всплывай, пока я тебя не попрошу!
Русалка свистнула от страха, сильно оттолкнулась и, сделав заднее сальто, ушла под воду, описав изящную дугу. От ее рта и носа устремилась вверх струйка пузырьков. Выдохнув остаток воздуха, русалка затаилась на дне бассейна и затихла, словно мертвая.
За стенками шатра послышался хруст гравия; кто-то направлялся в клетку.
Мари-Жозеф подхватила чулок и туфлю и кинулась в лабораторию, стуча левой, обутой ногой по доскам и чуть слышно пришлепывая правой, босой. Она успела добежать до секционного стола и скрыть под юбками босую ногу, туфлю и чулок.
Лакеи с церемонной, чопорной учтивостью водрузили на кресло портрет его величества. В шатер вошел Ив, а за ним — пять-шесть облаченных в черное ученых и их студенты. Он едва кивнул Мари-Жозеф. Ученые поклонились портрету и графу Люсьену и столпились у секционного стола. Слуга графа Люсьена принес ему подставочку, чтобы он мог лучше увидеть происходящее.
Ив совлек саван с тела водяного и произнес перед королевскими философами длинную речь на латыни: «Натурфилософия доказывает, что русалки — самые обычные твари, хотя и безобразные, вроде дюгоней и морских коров».
Он сохранил руку водяного, чтобы анатомировать ее перед достопочтенными членами Академии. Вскрыл ее, демонстрируя сухожилия, кости, суставы.