Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов (СИ) - Свадьбина Любовь. Страница 46
А я… не знаю, почему меня вдруг так пробивает, но толкаю речь по мотивации персонала. Тащу знания из психологии, истории менеджмента, вообще всё, что из лекций и учебников вспоминается. Саториус единственный слушает меня благосклонно, Дарион то и дело возражает, Баратус ему поддакивает. Лавий, как и Санаду, наблюдает за бурным дискусом.
Разгорячившись, я не замечаю, на каком этапе в моей кружке вместо зелёной газировки оказывается горьковатый пузырящийся напиток, но после этого спор разгорается с новой силой и переходит на видовые различия.
То, что исследования моего мира относятся к людям, конечно, весомый аргумент, но здесь подобных исследований да ещё в таком масштабе, не проводилось, поэтому:
– Почему бы не интер… интер… интер-рполировать результат на других существ? Ведь у них есть человеческая форма, у всех – значит, её можно считать базовой!
– Только драконам это не говорите, – в сторону замечает Лавий и отпивает из своего бокала.
– Нет, мы не люди, – качает головой Дарион, а Баратус кивает, подтверждая его слова. – Интер-полировать не надо.
– Хорошо, давайте добавим к вам психологию животных! – киваю я. Щёки полыхают, я отпиваю из кружки, но жар лишь усиливается. – Правда, я не сильна в биологии, но волки, медведи… а драконы… они как ящерицы? Или как крокодилы? А может, динозавры? Если как динозавры, то о них ничего неизвестно, а если как ящерицы, то можно кого-нибудь отправить на Землю и попросить материалы по этим животным, а потом соединить с человеческим… ик!.. материалом, и всё будет отлично!
Подпирающий подбородок кулаком Санаду улыбается в потолок:
– Психология драконов на основе психологии ящериц… Великий Нергал, это прекрасно!
Теперь он лично наполняет мою кружку из общей бутылки, а сам опрокидывает очередной огненный кубок. Похоже, его усиленная регенерация и впрямь требует конских доз.
– Ну, на что-то же нужно опираться! – недовольна я ироничностью его тона, и хотя в разуме тревожным набатом стучит «Не надо это пить, остановись!» отхлёбываю жгучий напиток.
Он такой вкусный! От глотка столь сладко и блаженно кружится голова, что отказаться невозможно, хочется пить, пить, пить!
«Сначала человек пьёт саке, потом саке пьёт саке, потом саке пьёт человека», – промелькивает в сознании.
А тревожный набат звенит всё сильнее, в то время как зрение постепенно сужается до губ Санаду с насмешливо приподнятыми уголками: мол, кто кого до места доставлять будет?
_____
* Подробнее – в романе «Попаданка в Академии драконов».
Глава 33
А дальше события идут урывками, то выбрасывая меня из черноты в реальность, то снова затягивая в провал, недоступный притуплённой памяти.
Вот ярко освещённый первый этаж таверны, я сижу на барной стойке возле облокотившегося на неё и потягивающего коктейль Лавия. Дарион, Баратус и Саториус возвышаются над лежащими в упоре лёжа некромантками. Девчонки ждали неподалёку от бара. На свою голову.
Дарион покачивается:
– А если я вас похвалю, вы отожмётесь?
– Н-нет, – пищит Кейт.
– Вот видишь! – Дарион обвиняюще тыкает в меня пальцем. – Похвала не работает как мотиватор!
– Не хватает чистоты эксперимента! – возмущаюсь я. – И вообще, угрозы тоже не подействуют: они знают, что вы их не убьёте за то, что они не отжимаются!
Санаду, почему-то оказавшийся на месте бармена, протягивает мне чашку горячего ароматного кофе.
– Можно нам в Академию? – неуверенно спрашивает Долли.
– Зачем вам Академия? – подчёркнуто любезный голос Санаду заставляет девчонок сжаться. – Вы же правила нарушаете, значит, не особо хотите там учиться.
– Мы больше не будем! – хором обещают некромантки.
– А если не отожмётесь, – басит Дарион, – он вас отчислит!
И ведь отжимаются! Нет бы за похвалу, чтобы меня поддержать, а они…
***
Натянутый кусок кожи под моими пальцами очень плотный и горячий.
– С-с-санаду, – рычит перламутровый дракон, – я те-е-ебе до-олже-ен, но-о хор-рош из-здеваться! Сни-и-ими её!
Это он обо мне, потому что я, держась за перепонку, вишу на распахнутом крыле. Проверяю прочность.
Санаду, придерживая меня за бёдра, страхует от падения.
Мы во дворе большого дома. В окнах белеют удивлённые человеческие лица.
– Дар-р-рион, хоть ты-ы и-им скажи! – ворчит дракон.
Настоящий. Огромный. С трёхэтажный дом дракон. И чешую его камнем не пробить, я уже проверила.
– Мда, – я пружинисто покачиваюсь на крыле. – Это с ящерицами не соотносится. Возможность летать наверняка сказывается на психике, поэтому за основу нужно брать кого-то крылатого… – Задумываюсь, но перепончатые крылья вызывают у меня одну ассоциацию. – Летучая мышь!
Санаду отзывается звонким смехом и стягивает меня вниз, к себе в объятия. А Дарион бубнит что-то нелестное о земных учёных и о том, что драконы прекрасны, нельзя их сравнивать с мелкими мохнатыми недоразумениями.
***
Снова таверна. Та санадовская или нет – не понимаю. Моя голова лежит на плече Санаду, и он, приобнимая, удерживает меня в этом положении. Веки тяжеленные, норовят закрыться, слипнуться. И мир качается вместе со мной, Санаду, лавкой, уставленным бутылками и тарелками столом. У Санаду в руках бокал с молочно-белой густой жидкостью.
– Да не переживай ты, – он наклоняет бокал к смутному силуэту Дариона напротив. – Невесты уходят, мы остаёмся…
Я прикрываю глаза. Голоса сливаются в неразличимый гул.
Исчезают в чёрном сумраке.
И снова появляются, нарастают, вынуждая прислушаться, понять, приоткрыть глаза.
– …какие же неотложные дела не позволяют тебе вернуться в кантоны? – напротив нас вместо Дариона сидит то ли парень, то ли молодой мужчина с длинными чёрными волосами. Бледность его лица намекает на принадлежность к вампирам.
– Вот, студентку пить учу, – Санаду поглаживает меня по плечу. – Или не пить. Это смотря с какой стороны посмотреть.
– Появилась информация о Неспящих, ты не можешь это игнорировать.
– Могу и игнорирую! – Санаду резко подхватывает со стола кубок, а скользящие по моему плечу пальцы напрягаются.
У его собеседника раздуваются ноздри:
– Ты не можешь пропустить собрание по этому вопросу. Не имеешь морального права!
– Не тебе говорить мне о моральном праве, Танарэс. Вы сами-то теперь многим Неспящим фору дадите по числу звёздочек на борту.
Последняя фраза сбивает собиравшегося заговорить Танарэса с толку, и он, нахмурившись, раздражённо интересуется:
– О чём ты? Какие звёздочки на каком борту?!
– Это пометка сбитых, – мой язык неожиданно хорошо откликается на желание пояснить. – На борту самолётов после каждой сбитой машины противника рисовали звёздочку. Можно сказать, соревновались, кто больше врагов убил.
На лице Танарэса напрягаются желваки, голос угрожающе понижается:
– Санаду, ты не вправе нас этим попрекать. Ты, может, и жив только благодаря…
Санаду отчаянно машет кубком:
– Нет-нет, давай ты сначала хотя бы до ста лет дорасти, а потом будешь читать мне нотации о том, что я должен и на что право имею. А сейчас уходи, пока мы не поссорились.
Резко поднявшийся Танарэс наклоняется через стол, поднося своё красивое, чётко очерченное лицо слишком близко к лицу презрительно изогнувшего губы Санаду. Длинные чёрные волосы падают в тарелки, пачкаются о жир мяса и соусы.
– Мне нужна голова Мары, – тихо произносит Танарэс. – Любой ценой. Помни об этом.
Он отступает стремительно, почти смазываясь в тень и не давая Санаду ответить.
Цокнув языком, Санаду недовольно осматривает согнувшийся в его пальцах кубок, а я – его удивительно сильные пальцы:
– Кто такая Мара?
Плечи Санаду каменеют на миг, но с выдохом он расслабляется и хмыкает: