Если. Отголоски прошлого (СИ) - "Fiyalman". Страница 131

Шерлок замер у полицейской ленты, прищурившись и глядя на пару, стоящую метрах в десяти от него. Хидстоун отстранился от Софи и расплылся в довольной улыбке, посмотрев на нее. Ее лица видно не было, но рука, все еще сжимающая край его пледа, говорила о многом.

Шерлок развернулся и, отчего-то почувствовав в груди незнакомое жгущее чувство, пошел прочь от полицейских машин, скрываясь во мраке ночи.

На самой поверхности знакомого ему до мельчайших подробностей карего взгляда лежало то, что он долгие годы видел и не замечал: расширенные, черт их подери, зрачки.

— Я считаю, что ревность порой толкает людей на поступки, которые совершенно не вписываются в модель их поведения.

Она… Черт, она действительно… Любила его.

— Ты приготовила чай — символ уюта — и имбирное печенье, — он взял с тарелки мучное изделие, — редкий выбор в это время года — это знак того, то ты знаешь, что этот человек любит именно этот тип десерта. Помимо прочего, ты разожгла камин, — продолжал Холмс. — Что не столь необходимо из-за погоды за окном, и это наводит на мысль о том, что нужному человеку нравится тепло очага. И, наконец, ты сжимаешь сейчас в руках телефон, что означает, что ты уже сделала выбор — идти или нет, — закончил детектив. Софи повернулась к нему. — Я прав?

— Сомнительное и ошибочное разделяет тонкая линия, — спокойно ответила она, обернувшись. — К несчастью, чтобы её увидеть, нужно быть мудрецом.

Шерлок посмотрел ей прямо в глаза, заметив в них смесь испуга и… Нет, этого не могло быть. Детектив еле сдержался, чтобы не качнуть головой, отгоняя совершенно точно неверные догадки.

Она чувствовала к нему то же, что и он, и поняла это намного, намного раньше. Возможно, еще четыре года назад.

— Но ты самый лучший и самым мудрый человек… — она практически перешла на шепот, — из всех, кого я когда-либо знала, — Конан Дойл вздохнула, снова опуская голову, прежде чем снова ее поднять. — Поэтому… прости меня.

— За что? — непонимающе посмотрел на нее Шерлок.

— За то, что многого тебе не сказала, — Софи сглотнула. — И не скажу, — она вымученно улыбнулась. — Давай умрем, как простые соседи по квартире. Я тебя прощаю.

Он две недели назад понял, что испытывал к ней, а сейчас увидел, что его чувства были взаимны, но для нее, похоже, это все еще было тайной. И вот, казалось бы, в его руках оказались все карты, но жизнь решила сыграть в шахматы.

Софи была с ним все эти годы, мирясь со статусом вечного друга, поддерживала, оберегала и наставляла на истинный путь, а он… Перед глазами раз за разом проигрывалось воспоминание ее поцелуя с Хидстоуном и волны гнева, поднимавшейся тогда в его груди, и Шерлок понял, что может полностью оправдать то, что она после увиденного решила уехать навсегда.

И в следующую секунду Холмс решил, что все его слова причинят ей еще большую боль, чем все то, что он уже сделал.

Он опоздал.

Перед ним уже не было того солнца, что излучал этот взгляд на протяжении последних четырех лет. Были лишь чужие карие глаза, полные пустоты.

— Хорошего полета, — наконец кивнул он.

— Благодарю, — сухо ответила Конан Дойл, и, развернувшись, пошла прочь, больше не оглядываясь.

Шерлок смотрел ей вслед еще пару минут, тщетно пытаясь разобраться, что происходит в ее душе. Как, впрочем, и в его собственной. Так бы он стоял, вероятно, еще долго, если бы музыка в одном из близких к нему магазинчиков не сменилась, и не заиграла песня, заставившая его обернуться в сторону источника звука.

Pardonne-moi ce caprice d'enfant

Прости мне этот детский каприз,

Pardonne-moi, reviens moi comme avant

Прости меня и как прежде вернись,

Je t'aime trop et je ne peux pas vivre sans toi

Я слишком сильно тебя люблю и не могу жить без тебя. [1]

Холмс тряхнул головой, снова бросив взгляд в сторону, куда только что ушла Софи Конан Дойл. В поле видимости ее уже не было.

Pardonne-moi ce caprice d'enfant

Прости мне этот детский каприз,

Pardonne-moi, reviens moi comme avant

Прости меня и как прежде вернись,

Je t'aime trop et je ne peux pas vivre sans toi

Я слишком сильно тебя люблю и не могу жить без тебя.

Спустя сорок минут Шерлок вошел в гостиную квартиры 221В по Бейкер-стрит и остановился, оглядев комнату. Казалось, в ней ничего не изменилось — на столе все также стояла кружка, в которую Софи с утра наливала кофе, на тумбочке у ее кресла утренняя газета с обведенными ее рукой самыми интересными местами соседствовала с очередным вязанием, которым она в последнее время увлеклась, а на консульном столе у стены все еще пылились банки «Ругательств» и «Злой дедукции». Холмс сделал несколько шагов к противоположной стене и взял первую тару в руки, сжав ее так, что стекло затрещало, обещая вот-вот разорваться. Холмс почти готов был поддаться желанию запустить банку в камин, чтобы она разлетелась к чертям, не оставив даже воспоминания о той, что сделала на ней надпись, однако вместо этого он лишь в очередной раз скользнул взглядом по выведенному на бумажке слову, немного прищурившись.

— Все-таки купилась!

— Ты… — она глубоко вдохнула и перешла на русский. — Вот же ж ты… Шерлок Холмс! Я знала это! Святой боже, почему я тебе всегда верю, мать твою за ногу!

Шерлок едва заметно улыбнулся чему-то теплому, слабо шевельнувшемуся в его груди, аккуратно поставил банку на место, прошел к своему креслу, опустился в него и на долгое время погрузился в собственные мысли.

В комнате было тихо — настолько, что, казалось, что детектив мог слышать разговоры людей в кафе под ним. Темнота вступила в свои права, заполняя каждый уголок квартиры, в которой столько лет подряд каждый вечер горел свет, был слышен смех, разговоры и бился бесконечный ритм жизни. Однако все вокруг осталось на своих местах и будто бы дышало образом той, что меньше часа назад бросила ему последнее «благодарю» в аэропорту Хитроу. Все было, как прежде, за исключением одного-единственного факта.

Она больше не собиралась возвращаться.

В шестнадцати милях к западу от самой знаменитой квартиры Британии Софи Конан Дойл сидела в самолете, глядя в иллюминатор на серую взлетную полосу и крутила в руках свой телефон. Четыре с половиной года назад она прилетела в Соединенное Королевство, спасаясь, и теперь покидала его вновь. Что же, это лишь подтверждало правильность расхожего выражения: от себя не убежишь.

Империя, над которой никогда не заходит солнце, подарила ей место, ставшее последним пунктом назначения для тысяч людей, которым, как и ей, было некуда бежать — для всех напуганных, нелюбимых, запутавшихся и отчаявшихся.

Дом 221В по Бейкер-стрит.

По иронии судьбы именно этот адрес, с которым она столько лет прочно ассоциировала понятие «дом», сейчас вызывал в ее душе такую жуткую пелену темных чувств, что она раз за разом удивлялась тому, как всего лишь одна сцена смогла поменять ее отношение к тому, что она так преданно любила.

— Шерлок как-то сказал, что, если миссис Хадсон съедет с Бейкер-стрит, Англия падет, — Софи посмотрела Джону прямо в глаза и снова приблизилась к нему. — Но если я съеду отсюда — паду я.

— Мэм, прошу прощения, отключите, пожалуйста, телефон или переведите его в режим полета, — наклонилась к ней проходившая мимо стюардесса.

— Да, конечно, — кивнула ей Софи, послушно включая автономный режим.

Самолет двинулся с места, и Конан Дойл снова посмотрела в иллюминатор, невольно прощаясь с Туманным Альбионом. Она давно знала, что в жизни всегда наступает момент, когда ты делаешь то, что должен, ведь в противном случае все может перевернуться. Именно так она поступала и сейчас.

Софи снова посмотрела на телефон, задумчиво открывая список контактов и вводя знакомое до дрожи в душе имя, на мгновение подняв в сознании страшную, но непреложную истину: он проживет без нее, а она — без него, потому что так было до их встречи, и так будет и теперь.