Если. Отголоски прошлого (СИ) - "Fiyalman". Страница 140

— К чему Вы это, Радж? — наконец спросила Софи.

Астрофизик снова посмотрел на собеседницу:

— К тому, что я догадываюсь, почему Вы весь вечер смотрите на улицы, — улыбнувшись, он поднял бокал, который все это время сжимал в руке. — Так что за Вас, доктор Конан Дойл. А точнее — за то, чтобы маленькая точка на том конце улицы оказалась им.

Девушка повернулась к нему и, мгновение подумав, стукнула своим бокалом о его.

— Что? — переспросил Холмс, повернувшись к другу.

— Повторяю для слабослышащих: — выдохнул тот. — «Это поэтому Софи уехала?»

— О чем ты? — нахмурился Холмс, поднимаясь и проходя к своему креслу.

— Я не идиот, Шерлок, — вдруг сказал Ватсон. — Хотя ты и считаешь иначе. Я не знаю, зачем тебе потребовалась Джанин, но уверен, что у тебя к ней нет никаких романтических чувств, а Софи…

— Что — Софи? — перебил его Шерлок.

Джон недолго помолчал.

— Сам знаешь, — сухо ответил он.

— Не знаю, — Джон мог видеть, как под тонкой кожей на лице его друга заходили желваки.

— Поясни.

— Что она тебе сказал прежде, чем уехать в Америку? — внезапно спросил Ватсон. Холмс отвел глаза. — Скажи это!

— «Мне больше не нужны твои игры. Игра окончена», — ответил Шерлок, глядя в камин. — Полагаю, всем людям рано или поздно надоедает такой стиль жизни…

— Вот как, — прошипел Джон, отодвигая стул и садясь. — И насколько она уехала?

— Навсегда, — неожиданно для Ватсона проговорил Холмс.

— Ч-что? — только и смог выдавить тот. — Это она сказала, вы говорили?

— Она забрала все самые ценные вещи, кроме вот этой колонки, — отвел детектив, указав на названный предмет пальцем, — и оставила ключи, — добавил он. — В университете она числится, как научный сотрудник, а со дня на день заступит на преподавательский пост в Колумбийском, — он сделал паузу. — И, нет, мы не говорили с тех пор, как она улетела.

Джон некоторое время смотрел на своего друга, внутренне взвешивая, стоит ли начинать это разговор. Однако тут сознание благосклонно подкинуло ему мысль о том, сколько для него сделали Софи и Шерлок, а потому он все же решился:

— И ты не понимаешь, почему она уехала? — тихо спросил он. Холмс наконец посмотрел на него, и Джон поднялся на ноги. — И почему ты сам не ешь третьи сутки, подвергаешь себя смертельной опасности и шляешься по притонам?

— Джон…

— Нет, никаких отговорок, — перебил его друг. — Ты слепой, Шерлок, и она не лучше. Вы, чертовы гении, знаете друг друга столько лет, но не видите очевидного! Всего того, что люди замечают при первой встрече с вами, — Джон перешел на повышенный тон. — И теперь — ты ее отпустил! Отпустил, Шерлок! Сказать «прости» язык не поворачивается, а «прощай» — легко?

— Я не понимаю, о чем ты, — поморщился Холмс.

— Я собираюсь применить дедукцию, — вдруг сказал Джон более спокойным голосом.

— Это уже интересно, однако…

— И, если мой вывод будет верным, ты это скажешь, — прервал детектива Ватсон. Холмс недолго помолчал. — Ты знаешь, что я не отстану, обещай.

Шерлок вздохнул:

— Хорошо.

— Ты любишь ее, — твердо сказал Джон.

Лицо Шерлока застыло, будто бы Ватсон только что озвучил факт, который должен был перевернуть мир с ног на голову. Впрочем, так оно и было.

— Только в том случае, если у меня до сих пор есть сердце, — непреклонно произнес детектив.

— Мы оба знаем, что оно есть, — Ватсон сложил руки на груди. — Ты тоже человек! — он прикрыл глаза на мгновение. — Ты просто… Болван! Она ждет этого, ты ей нравишься, и она жива! Ты что, вообще не понимаешь, как тебе повезло? — не унимался он. — Да, она сумасшедшая, у нее наверняка темное прошлое — ты видел, как она стреляет, как она мыслит, как она ведет себя на допросах? Она опасна, как тысяча чертей! Что еще нужно социопату?

— Джон, я сто раз объяснил тебе свою позицию: любовная связь при моем образе жизни приводит к…

— Гармонии тела и разума, — закончил за него друг. — И это ты говоришь после всех этих сцен с Джанин? — воскликнул он. — Твоя жизнь — это и жизнь Софи тоже, Шерлок, как ты не поймешь!

— Это пустой звук, — снова поморщился детектив.

— Позвони ей, — четко сказал доктор, наклонившись к другу. — Напиши, сделай что-нибудь, потому что ничего не длится вечно. Оглянуться не успеешь, Шерлок, как будет уже поздно.

— Не стоит разговаривать со мной, как с ребенком, Джон, — предупредил Холмс.

— А ты и есть ребенок! — снова остановил его доктор. — Посмотри мне в глаза и наконец признай — ты любишь ее. И всегда любил.

— Джон, — вздохнул Шерлок, опустив глаза и перебирая край пиджака пальцами. — Софи уехала по собственной воле, я ни к чему ее не принуждал. В Америке у нее своя жизнь, свои знакомства и, я уверен, будет и своя… любовь.

— Можно, говоря с другим, слышать твой голос, — качнул головой Ватсон. — Смотреть другому в глаза и видеть твои, — Холмс поднял на него взгляд. — Шутка в том, что и она тебя любит, поэтому и уехала, увидев тебя с другой, но ты настолько… Я не знаю, как это назвать… Настолько идиот, что даже не можешь исправить уже сделанное, — он строго посмотрел на друга. — И знаешь, что самое смешное в этой ситуации? Ты сам все это знаешь, но боишься себе в этом признаться.

Шерлок отвел глаза, и на несколько секунд в комнате повисла пауза. Наконец детектив заговорил:

— У меня повышен уровень гормонов-нейромедиаторов: допамин, норадреналин, серотонин. Постоянная тахикардия, бессонница, навязчивые мысли. Раньше бы я подумал, что схожу с ума, но это не так.

— Я врач, Шерлок, — сказал Джон, опускаясь на стул напротив. — И то, что ты сказал — это признание в любви, — он вздохнул. — Ты всю свою жизнь бежишь. Попробуй хоть раз, один раз — остановиться. Возможно, ты бежишь не в ту сторону. Хватит, пусть это станет твоим вдохновением — тогда в тебе будет что-то, во что люди поверят, — он помолчал. — Но чтобы сделать это, ты должен столкнуться со своими страхами.

— Страхами? — друг посмотрел на него.

— Страхами, — повторил Ватсон. — Софи — твой голос разума, даже если ты сам этого не знаешь, но она была здесь все эти годы только ради тебя, и ты обращался к ней в свой темный час. С самого начала она всегда побеждала. Всегда, — он наклонился вперед. — Она заставляет тебя извиняться. Заставляет быть человеком. Отчитывает тебя, и ты это терпишь. Ты как-то сказал мне, «как проводник света ты незаменим», — Шерлок отвел глаза. — Вспомни свою жизнь до нее, но после наркотиков: не то чтобы у тебя не было друзей, по крайней мере, не с точки зрения посторонних, — Холмс снова посмотрел на друга. — Конечно, если спросить тебя, ты скажешь, что нет: но у тебя была миссис Хадсон, которая тебя обожает, была Молли Хупер, она была одной из немногих, кто терпел тебя довольно добродушно, и, конечно же, был Грэг, старший инспектор, который, вероятно, спас тебе жизнь, подкинув альтернативу наркотикам, — он вздохнул. — Софи не привлекала новых людей в твою жизнь, Шерлок. Она просто показала тебе, как ценить людей, уже бывших в ней. Софи Конан Дойл принесла свет в твой мир, хочешь ты это признавать или нет.

— Ты знаешь, что она уже однажды потеряла любимого человека, — тихо ответил Шерлок. — Она заслуживает лучшего.

— Может быть, — кивнул Джон. — Но она выбрала тебя.

— Чушь какая-то, — прошипел Шерлок.

— А ты любил ее всегда, хотя не признавался себе в этом, — детектив посмотрел на него, но доктор поднял руку, останавливая его. — Да, ты способен любить. И если учесть все то, что тебе пришлось пережить, это самая уникальная твоя способность. Она видит тебя насквозь и остается с тобой, а тот, кто любит твою тьму — единственный свет, который тебе нужен.

Шерлок помолчал.

— То, что происходит… Всегда было невозможно, — медленно проговорил он, устремив взгляд в пол.

— Было, — согласился Ватсон, откинувшись на спинку кресла. — Но, как ты и сказал, было всегда.

Все гости разошлись в четвертом часу ночи. Шумно благодаря Конан Дойл, они долго ловили такси, не менее долго прощались, а, наконец, уехав, написали ей, спрашивая, как она добралась на свой этаж. Элизабет осталась до половину пятого, чтобы помочь соседке убрать последствия вечеринки, но после тоже отбыла к себе, обещая завтра заглянуть к ней. К пяти часам квартира погрузилась в полную тишину, и Конан Дойл еще долго стояла, глядя через оконное стекло вниз.