160 шагов до Лео (СИ) - Астров Соль. Страница 48

Когда я вышел из тюрьмы, жена даже не захотела со мной разговаривать, а любимая только что умерла. Поэтому я подписал бумаги и уехал прочь из Тосканы. Долго путешествовал по Италии, потом вернулся на Сицилию, в родной Маскали. Там общался с молодыми предпринимателями, консультировал их, получая за это истинные гроши. У меня есть опыт ведения собственного бизнеса, а они только создавали свое дело, сталкиваясь с большими трудностями.

И вот, команда рукастых ребят из моих старых приятелей — друзей юности собралась реконструировать колокольню церкви Святого Леонарда. Они попросили меня им помочь. Как я мог отказать, если с именем этого святого была связана моя история? В этой церкви когда-то венчались мои родители, да и меня крестили там же. А мать и вовсе дала обет святому Леонарду, чтобы защитить свой брак и сыновей. И я занялся этим проектом. В итоге получилось сооружение почти четырнадцати метров высотой, с тремя стальными колоколами и шестью струнами.

Эта новая система, которая должна была отражать колокольный звон, располагалась в середине нижней части сооружения и имела трубы разного калибра. В центре получался своего рода эффект эха. Это был способ показать, что у каждого из нас есть право на собственный голос.

И вот настал день, когда мы были готовы установить эту систему, после чего планировали устроить музыкальное шоу. Здесь будут звучать такие разные голоса! Но когда мы поднимали наверх третий, последний, колокол, я оступился, упал, уронив его на себя. Мне показалось, что кто-то поставил мне подножку. Хотя не уверен.

С множественными травмами ног, руки и шеи меня отвезли в ближайшую больницу. Я быстро шел на поправку — святой Леонардо помнил о заслугах матери перед ним. За несколько дней до выписки ко мне пришел врач, который за мной наблюдал. Я пожаловался на сильные боли в шее, и он посоветовал проконсультироваться у специалиста в неврологической клинике. Я даже не подозревал, что меня там ожидало.

На самом деле на машине скорой помощи меня привезли в психиатрическое отделение. Особо не церемонясь, ежедневно мне вкалывали огромную дозу нейролептиков. Вначале я перестал спать. Тогда мне сделали стресс-тест, затем — блокаду, инъекции в самое сердце. После этого появился доктор и вколол препарат, чтобы мое сердце снова начало биться нормально. Позаботился, чтобы меня перевели в другое учреждение, где я смогу пройти курс детоксикации после огромной дозы нейролептиков, которыми якобы я баловался. Но кошмар лишь продолжился.

Вместо того чтобы проводить процедуры детоксикации, меня каждую ночь привязывали ремнями за запястья и лодыжки к кровати со встроенными рычагами. И вытягивали сильнее и сильнее, вызывая неподвижность тела и заставляя страдать.

Они пытали меня, кололи какие-то препараты, потом лишали сна. Прежде лишь краем уха слышал о существовании подобных психиатрических клиник, где людей убивали так, что невозможно было предъявить обвинение. Это отличный способ совершить преступление, не замарав руки. Но теперь я сам оказался жертвой этого фильма ужасов.

И однажды пришел тот, кто собирался свести со мной счеты. Тот, кто все это тщательно продумал. Поль Монтанье. Он пообещал, что, если скажу ему, где прячу картину, освободит меня. В противном случае мои страдания продлятся еще дольше! Но я молчал. Он не должен был ею владеть! Тогда Монтанье бросил мне: “Сдохни как собака!” — и вышел из комнаты. В палату вошли люди в белых халатах, снова сделали мне укол, пока я не почувствовал, как изо рта непроизвольно потекли слюни, словно у неаполитанского мастифа. Затем меня парализовало, и я потерял сознание. Это меня и спасло.

Очнулся от холода и резкого запаха формалина и еще чего-то менее ощутимого, тухлого. Когда огляделся, понял, что лежу в морге среди трупов. Хотел было подняться, но упал на пол, расшиб себе голову. Ко мне подбежала молодая женщина в белом халате, с тонкими чертами лица. Откуда я ее знал? Она сказала: “Алекс, я, конечно, очень желала нашей встречи. Но, похоже, у Богородицы отличное чувство юмора, раз мы увиделись именно здесь”.

Это была Марина, дочь Дуччо! Ее лицо покрылось морщинами, а волосы поседели. Она сбежала от отца-деспота и теперь одна воспитывала дочь, которая совсем не говорила. Хотя у меня текли изо рта слюни, силы отсутствовали, глаза потухли, а руки и ноги дрожали, она ухаживала за мной, как влюбленная Джульетта за Ромео: гладила по голове, кормила с ложечки, целовала, рассказывала, как сильно меня любила и как не хотела в ту ночь причинять мне страдания.

Марина сильно поругалась из-за меня с отцом. Сказала, что не предаст меня. Тогда Дуччо заткнул ей рот, задрал юбку и сказал, что если пикнет, то убьет ее, а тело растворит в кислоте. Когда об этом узнала ее мать, Марта, она помогла ей бежать, ибо прекрасно понимала, на что способен ее муж Дуччо, который убил мою семью на Сицилии!

Но инцест с собственной дочерью — что может быть чудовищнее! Марина в конце пообещала, что приведет меня в порядок и поможет покинуть это заведение. На прощание она попросила меня: “Поклянись, что заберешь мою девочку с собой. Ее зовут Эмма. Ты же знаешь, они не оставят меня в живых, если что-то пронюхают”. И дала мне адрес старушки, которая сидела с ее дочкой, пока она работала. Там же я смог бы пожить, пока все не улажу.

В морге Марина официально подтвердила, что я, Алекс Де Анджелис, мертв. Она оставила мне в квартире новый телефон с симкой, контакт человека, у которого смогу найти машину и деньги. Я купил у цыган старенький фургон. Они же помогли мне достать новые документы на имя Нино Фарина. Забрал Эмму у пожилой женщины, назвавшись ее отцом.

Напоследок написал записку Марине. Попросил внука цыгана, который продал мне машину, доставить ее в больницу. Я надеялся, что у меня еще есть шанс уговорить ее уехать с нами. Но в больнице Марины не оказалось. Ему сообщили, что такая там никогда не работала. Сколько я ни искал, ее след простыл.

И мы отправились с Эммой в нашу новую жизнь. Правда, бедняжка почти не разговаривала. Зато с тех пор как я однажды сводил ее в неапольский театр на оперу “Джанни Скикки", она иногда напевала мне арию babbino mio caro.

Мы колесили с ней по всей Италии. Я отрастил бороду, следовал Господу и помнил, что церковь — единственное место, которому еще мог доверять. Но день за днем я продолжал терять память и совсем скоро уже не помнил своего детства. Испытания нейролептиками оставили свой след. Тогда я решил вести этот дневник. Отныне, пока жив, он будет моей памятью.

Год назад я почувствовал какое-то необъяснимое желание двинуться в путь — зов сердца. И мы приехали с Эммой в Тоскану. Теперь эти люди — моя новая семья. Я уже почти не помнил своего прошлого, но у меня было настоящее. В конце концов, мы все здесь невидимые, у которых больше нет собственного голоса. Кто еще о нас позаботится, если не мы сами?”

Далее текст прерывался. Следующие десять страниц были абсолютно пустыми. И никакого упоминания о Леонардо! Где же он? Что с ним стало? Ведь не в женском же монастыре, адрес которого был указан на последней странице! Может, Алекс собирался оставить там Эмму?

Но меня прервал голос охранника:

— Синьора Надеждина, можете пройти. Ваш муж ждет вас.

Глава 28. Ненависть с примесью жалости

Я зашла в переговорную комнату. В американских фильмах посетители общаются с заключенным через стекло, по телефону, поэтому я совсем не ожидала увидеть лицо мужа так близко, когда села напротив него за серый холодный стол:

— Привет, Соль. Не ожидал, что ты так скоро захочешь меня видеть, — Энцо ухмыльнулся.

Решив не давать волю эмоциям, я сразу вытащила бумаги из сумки и с уверенностью подвинула их к нему:

— Я подаю на развод. Мне нужна твоя подпись.

Видно, он не ожидал такого поворота, скривил рот, чтобы что-то сказать, но я категорично его перебила:

— И не пробуй торговаться!

Он же раздраженно буркнул: