Величайшая в мире ложь или Никому не отдам (СИ) - Игнатова Теодора. Страница 29

Есть не могу. Спать не хочу. Горю в агонии, мечусь по комнате дрожа, как больная. Я совершила ошибку! И зачем я… Поздно жалеть и задавать вопросы, сделанного не воротишь. Время летит очень быстро. Вот уже ночь опустилась укрывая город тьмой, делая мучения острее и больнее. Сердце беспрерывно бьётся и сжимается. Он позвонит, он должен позвонить. Вру сама себе. Его слова такие противоречивые. И нравишься, и не я должен это сделать, развития со мной отношений не видит, раз так говорит… И уже ночью ко мне приходит мама, тоже не спит. Обнимает крепко-крепко, а я всё равно не плачу. Даже родные руки, которые всегда спасали от всего на свете, в этот раз не помогают. Дрожу, но не плачу, стискивая до хруста челюсти. Я ещё не до конца не верю… Я ЕЩЕ ВЕРЮ… Вымолвить не могу и слова, ни одного, просто не могу.

Прошли сутки агонии, до сих пор не плачу, но отчётливо понимаю, меня кинули использовав, как дуру, малолетнюю, тупую дуру. И всё бы ничего, переживу, не я первая, не я последняя, но есть но! Не могу перестать думать о нём, я не могу выкинуть Димку из головы. Чувствую, тиски железные внутри давят и давят, сжимая душу в маленький уродливый комочек и я боюсь взорваться истерикой. Прокручиваю без остановки все его слова, то вечер в кафе. Каждую нежность, взгляд, жест, ему же не всё равно… Да нет, милая глупая Алиса, ему всё равно. Сутки молчания говорят сами за себя. Получил, что хотел и исчез… Пора смириться и у меня нет выбора, приходится принимать истину, от которой тело пробирает ознобом.

Погода радует теплом, с каждым днём плюс температуры растёт. Одиноко сижу на спортивной площадке, щурясь от солнышка. Сегодня я в форме, хочешь не хочешь, а нормативы сдавать приходится, оценка нужна. Хоть тройка, единственная и неповторимая. Не могу заставить себя исправить её на четыре, портит аттестат, средний бал. Но я не потяну больше, чем на тройку, даже если буду ходить на каждое занятие. Рядом кто-то садится, мне не интересно, кого ждала уже больше не окажется так близко. Одергиваю себя: Алиса хватит! Класс разбили на две команды, что сейчас заставит их делать изверг физкультурник без разницы, главное меня не трогает. Спасибо хоть за это Диме Нестерову. Ощущения, что держу внутри, пугают, чувствую в любой момент могу снова взорваться безумной лихорадкой. И очень боюсь того, что будет, когда это произойдет.

Осторожное касание моих пальцев прошибает словно током, дергаюсь отдернув руку. Испуганно смотрю на того кто сидит рядом. Антон! Из под пушистых ресниц, необычные глаза, наблюдают за мной. Замечаю насколько он близко.

— О чём задумалась?

Вместо ответа отворачиваюсь. Да пошёл ты! Раньше надо было думать. Чуть отодвигаюсь от него, возвращая личное пространство.

— Алис, где твоя улыбка? — смотрит серьёзно в глаза.

Взгляда не отвожу и уже не краснею. И что вообще прицепились своей дурацкой улыбкой. Будто я всю жизнь ходила и улыбалась, словно дура отсталая.

— Украли, — бросаю грубо, продолжая пялиться ему в глаза.

Смотрю и поражаюсь, раньше, да вот совсем недавно, я бы покраснела побелела перед ним, а сейчас просто смотрю на него и ничего не происходит, лёгкое волнение с щепоткой любопытства.

— Почему на физ-ру не ходишь?

Мне кажется или он пытается завязать со мной разговор. По голове случайно мячом не ударили?

— Вполне очевидно почему.

— Тебе идёт спортивка, — окинув ноги взглядом, еле заметно улыбнулся.

На мне бирюзовая трикотажная двойка из шорт и футболки, совсем не по погоде, в дополнение белые, легкие кроссовки. На улице прохладно и все открытые участки покрылись гусиной кожей. Прелестное зрелище.

— Назаров! Тебе особое приглашение? — окрикивает физрук.

— Я устал, — кричит в ответ Антон.

Брови учителя взлетают на лоб, потом быстрый взгляд на меня и поджав губы отворачивается, отдавая указания классу. Команды начинают играть в футбол. Вот садист, девчонок заставить играть в футбол. Идиот! Мы с Антоном смотрим, как одноклассники непонятно путаясь бегают по полю, как ругаются девчонки, ржут пацаны, а препод, то и дело объясняет им и уже орёт. Придурок, сам же затеял.

— А ты разве не хочешь с играть? — поворачиваюсь на него.

Антон всегда играет, он один из лучших.

— Ты против, что я рядом сижу? — вопросом на вопрос приводя меня в ступор.

Откуда такая прямота и даже вызов в голосе. Большая ладонь совсем рядом со мной, чуть отдвигаюсь, он тут же придвигается, сокращая и без того мизерное расстояние.

— Да нет, сиди, я то что, — не осмеливаюсь отодвинуться ещё, боюсь спровоцировать.

— Почему мою заявку в друзья игноришь?

— Где? — удивляюсь, в глаза не видела никакой заявки в друзья.

— В контакте.

А когда последний раз я была в соцсетях, не хочет спросить? Приглядываюсь к нему, серьёзен, смотрит чуть сощурив глаза. Сглотнув, отрываю взгляд. Слишком близко, мешая дышать, воздух что-ли отбирает… Повисла неловкая пауза, сидим совсем рядом и молчим, внимательно наблюдаем за игрой, а скорее кучей малой. Антон иногда посмеивается, а мне не до смеха. Вот совсем. Со звонком срываюсь с места к школе и он обгоняя меня говорит:

— Носи форму, ни к чему тебе тройка.

Быстро глянув на него ухожу, сама решу, что мне надо, а что нет, да и поздно исправлять тройку. Вообще всё в моей жизни слишком поздно и неисправимо.

Дни летят, бессонные ночи проносятся. Что-то во мне сломалось и я не знаю, возможно ли починить, как вернуть к жизни мой внутренний мир. Будто заблудилась или потерялась и не могу найти дороги обратно домой. В тёплый, уютный и родной светлый мирок. После того разговора с Антоном меня прорвало, еле донесла страшный потоп до дома. Проревела весь день и половину ночи, пугая маму молчанием. И как только она не уговаривала меня рассказать причину слез. Папа хмурился и бесцельно скитался по дому, периодически громко шепчась с мамой. А мне было всё равно, я пыталась растопить, раздавить тот ком, что стоял внутри и давил чудовищно больно. Но даже когда слезы кончились, тяжесть никуда не делась, она продолжала давить на лёгкие, на сердце и отключать мозг. То, что поселилось внутри, медленно меня убивало, по крайней мере так казалось на тот момент. А я глупая ещё называла воздыхания по Антону страданиями.

Отсидев очередной учебный день, словно зомби иду по коридору школы, никого не вижу, ни кого не слышу. Тогда ночью и тогда же утром, когда рассуждала на тему, что он мне сказал и как на самом деле ко мне относится, в ту самую ночь, когда переступила черту, я до конца не понимала, что будет если мои предположения оправдаются. Я должна была уехать, когда он уснул или настоять чтобы отвёз домой, но глупая дура, не сделала этого. И зря! Дима пытался отговорить, он пытался мне объяснить, я же идиотка не слушала. Он доносил в мягкой форме, мол милая, ты хорошая девочка и я не хочу тебя портить. А я же дура. Господи, какая дура! Почему не настояла отвезти меня домой или на крайний случай вызвать такси. И даже здесь пытаюсь его обелить, сама не понимаю зачем. Перед мамой защищала и продолжаю защищать. Может потому, что в собственной глупости виновата только я. Не могу перестать об этом думать, больше не могу плакать, ничего больше не могу. Мечтаю только об одном, уехать из родного города быстрее и всё забыть.

Даже глаза Антона, неусыпно следящие за мной весь день, не меняют ничего, мне просто пофигу. Поблекла яркая картинка Назаров в моей душе. Может это временно и дикая симпатия, а может и привычка симпатизировать, вернутся чуть позже, когда смирюсь с ужасом, что творится сейчас. Устала проклинать и Лизку и Нестерова, я так устала. Да будь они прокляты ещё раз, за то, что оказались на моём пути. Будь они прокляты навсегда, пусть они мучаются, как я сейчас, и пусть у них в груди комом стоит боль обиды, непонимания и…

Натыкаюсь на кого-то и сильно толкнув плечом, морщась от боли, иду дальше. Да плевать мне.

— Эй, подожди!

Голос знаком, но у меня нет желания ни останавливаться, ни оборачиваться и даже задумываться кому он принадлежит.