В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья. Страница 122
Покуда их уносили прочь под торжественную музыку, остальные нелюди принялись обустраиваться. По их воле древоходы, переместившиеся на свободное место, сняли с себя поклажу, и стали менять форму. Расплетаясь, эти существа срастались воедино, образуя на глазах у завороженных сару небольшой изящную постройку, лавку, внутри которой уже раскладывались товары. Лонтильцы явились за сотни лиг от дома чтобы поторговать.
— Какие уродливые безволосые существа, — проскрипел мартышкообразный старичок, стоявший поблизости своему собеседнику-носачу.
— Но зато товары у них знатные, — ответил тот, — умные вещи! Я вот собираюсь выменять кое-что.
— Тогда поторопись, не ты один такой охотник, вон сколько народу собирается.
Итак, — думал Тобиус, спеша скрыться на соседних улицах, — старый Вийджа не ошибался и не кривил душой, рассказывая, что в затерянное средь лесов царство разумных обезьян знали дорогу эльфы Лонтиля. Здесь они никому не были совсем уж в новинку, хотя и считались, видимо, эдакой диковиной. Привозили свои товары, удостаивались посольских почестей. Представляли опасность.
Истинных чародеев следи эльфов рождалось намного больше, чем среди людей, но даже те эльфы, которым не посчастливилось обладать Даром в полной мере, имели его зачатками, — то есть видели и ощущали больше любого заурядного человека. Попав им на глаза, Тобиус рисковал выдать себя. Те четверо, что уехали, вероятно, в Храм, были настоящими чародеями, сильными, он сразу это почувствовал. Если бы маг оказался ближе, не прикрытый толпой, они легко заметили бы его и вскрыли маскирующие чары.
Отныне с магией в городе придётся быть очень осторожным, а мудрее всего запастись пищей и убраться поскорее. Уж лучше тяготы суровой зимы, чем крепкие руки извергов из дома Сорокопута.
Невзирая на свой первый испуг, Тобиус не сбежал из Храмового города сразу. Это неизведанное место, оплот чужой цивилизации требовало хотя бы какого-то исследования. Он не смог бы считать себя тем, кем желал являться, кабы просто утёк. Вместо того серый маг наполнял свою книгу заклинаний зарисовками с разных ракурсов и описаниями. Особенной красотой отличался каменный мост, перекинутый через реку практически над самым водопадом. Вид с него открывался завораживающий, а с некоторых участков крепостной стены, отделявшей Горкагохон от остального плато, в определённые световые часы можно было сделать восхитительные рисунки Храма.
Часть 3, фрагмент 22
В конце концов он смог оторваться от любимого занятия. Торговцев на площади становилось меньше день ото дня, они расходились по своим родным землям, предчувствуя, что до снегов осталось немного времени. Симианы делились на большие группы и отправлялись вовне, ведомые паладинами.
Тобиус успел накупить некоторое количество еды, составить карту мест, по которым он прошёл вместе с сару и где с высокой долей вероятности можно было пролететь, не попав ни в чью пасть и не став жертвой пространственной аномалии. Серый хотел рискнуть и попробовать. Датой отбытия из Горкагохона он выбрал двадцать восьмой день зоптара, когда погода стояла ещё солнечная и тёплая, но по ночам становилось действительно холодно. Духи ветров накануне вели себя сонно, а значит, ещё довольно долго небеса останутся чистыми. Прекрасное предзнаменование.
Однако, проснувшись утром выбранного дня, волшебник понял, что предсказывать погоду это всё же не его сильная сторона.
В воздухе висел красновато-бурый туман, в котором не было места обычным духам ветров, или творцам облаков. Природа тумана, совершенно определённо, имела магическое происхождение, это чувствовалось. Прохаживаясь по стенной галерее, будучи невидимым, Тобиус своим естеством ощущал нечто зловещее и тяжёлое, набиравшее силу ежеминутно. Во рту разливался металлический привкус крови.
Всем, кто находился внутри Горкагохона запретили покидать защищённые пределы, Храм Предка поставил под копьё всех паладинов, послушников, а также обычных стражников. Туман тем временем густел, делая солнце почти невидимым светловатым пятном на бурых небесах. Когда оное завершило путь с востока на запад, наступила непроглядная ночь. Темнота была густой и масляной, липкой, носившей дурные запахи. Источники света в ней слабли, — шипели факелы, едва горели лампы и уличные фонарики. Город захлестнула всеобщая тревога.
Как ни странно, свет взошедшей луны пробивался сквозь туманную пелену намного легче, нежели солнечный и после времени совершенной темноты, наконец-то стали видны просторы мира, окрашенные в призрачно-красный, давящий оттенок. Долгое время гориллы, обходившие стены и смотревшие вниз с края плато, тщетно выискивали причину, или хоть какой-то намёк, пока в первом полуночном часу из лесов не начали доноситься звуки. Они не стихали очень долго, лишь становясь громче, множась в числе… наводя ужас.
Чёрно-красное небо над Дикой землёй наполнил рёв, стоны, вой и блеяние, истошное, яростное, жуткое. Голоса летели из тьмы лесов, вторгаясь в город необоримой армией, скача захватчиками по улицам, заставляя сару-рилл дрожать внутри своих жилищ, крепко прижимать к себе детей. А потом на расчищенную от деревьев землю там, внизу, выступили чёрные фигуры. Они продвинулись не очень далеко и остановились под предупреждающие звуки труб, десятки тёмных силуэтов, которые невозможно было хорошо разглядеть.
Истошное блеяние и крики стихли, как затих лес, а чёрные фигуры так и остались стоять в ожидании.
Вскоре из бронзовых врат Горкагохона выступил отряд сару-рилл, состоявший из верховых паладинов, а также присоединившихся к ним эльфов.
Серебряный Дремм вызвался быть тем, кто выйдет за ворота и встретится с напастью. Послы безволосых тварей, что звались эльфами, настояли на своём присутствии. Они утверждали, что сила, сотворившая туман, имела связь с магией, в которой оные были искушены. Решение далось прочим Серебряным непросто, ибо старейшины Храмового города не желали впутывать инородцев в дела сару по многим причинам. И всё же Тильнаваль проявила удивительную настойчивость и дипломатические навыки, убеждая сару-рилл.
Отряд паладинов, возглавляемый Дреммом и поддерживаемый эльфами, выступил из врат. Свет факелов, которыми они освещали путь, казалось, задыхался в густой красноте, слабел и рассеивался, позволяя, самое большее, хорошо видеть, куда ступала нога. Впереди же их поджидала зыбкая, слегка клубившаяся темнота, облёкшаяся в формы десятков чёрных силуэтов, совершенно непроглядных, совершенно недвижимых и… злых. Злобой был отравлен воздух, злобой и протухшей кровью.
Приближаясь, сару-рилл и эльфы чувствовали крепчавшее зловонье, тошнотворное и губительное. Источавшие его фигуры молча взирали из мрака горевшими красным очами, преисполненными кровавой жажды; все они были рогаты, но одна отличалась от прочих разительно. Это существо было не только выше прочих, но на широких своих плечах носило три головы вместо одной. На голове средней оно имело рога столь толстые и длинные, что, запрокинув оную назад, могло пронзить остриями собственную спину. Две крайних головы обладали рогами менее величественными. Длинные руки триглава оканчивались когтями-крючьями, а ноги упирались в землю раздвоенными копытами. Свет боялся касаться его покрытого шерстью тела, отчего фигура казалась темнее самой тьмы, поглотившей чащу; он вдыхал воздух и выдыхал миазмы панического ужаса, окутывавшие тех несчастных, которым выпало встать против него.
Но Дремм не содрогнулся, не бросил посох и не ударился в бегство. Глаза его светились белым, сила переполняла немолодого уже, но опытного мастера и наставника. Он видел тысячи ужасных оскалов Великой Пущи за долгую свою жизнь, и уже разучился бояться. Поэтому голос посла сохранял твёрдость и превосходство:
— Явившись сюда, вы нарушили древний договор между нашими народами. Убирайтесь в свои земли сейчас же. Иначе мы не остановимся, пока не изведём весь ваш род под корень.